Со своей же стороны Суоми сделал все, что можно было сделать за рабочим столом, и теперь наступило время приготовиться к схватке. Испытывая чувство нереальности происходящего, он взял небольшой прибор, собранный им и питаемый батарейкой, быстро перешел каюту и забрался на койку. Протянув руку, включил свой интерком в положение «Разговор». Голоса из рубки продолжали доходить в каюту, и хотя оттуда видеть его не могли, он теперь мог бы присоединиться к разговору. Но он к этому не был пока готов.
Койка была сконструирована таким образом, что ее можно было превратить в противоперегрузочное кресло, на случай, если в глубоком космосе откажут системы управления гравитацией на борту корабля. Полная переделка койки была сейчас невозможна, но центральную часть предохранительных поясов и подушек Суоми пристегнул на место. Теперь он лежал, со своим маленьким рекордером в руках, готовым к включению, с максимально выведенной громкостью. Он был охвачен страхом и напряжением, с трудом втягивал в легкие воздух, даже не зная еще наверняка, сможет ли он сделать то, что должен был сделать. То, что он может погибнуть, было еще не самое худшее. Но то, что этим он может ничего не достичь, кроме ужасного наказания в случае победы Андреаса, было весьма возможно, и риск был слишком страшен, чтобы с готовностью его принять.
Повернув голову, Суоми мог по-прежнему наблюдать за экраном на стене каюты. Лачейз маневрировал кораблем над отверстием шахты, явно собираясь начинать спуск «Ориона» в это отверстие. Крыша теперь была полностью разобрана. Хрупкие строительные леса и подмостки, оставшиеся внутри здания, разойдутся, как паутина, под весом бронированного «Ориона». Все было отлично спланировано и организовано. Андреас и остальные уже давно, очевидно, намеревались захватить корабль, какой-нибудь звездолет. Кто же объяснил им, как построить шахту, какой она должна быть величины, чтобы поместить туда корабль, который инопланетцы, скорее всего, используют для охотничьей экспедиции? Конечно же, их повелитель и господин, Смерть… Эта Смерть знала размеры всех кораблей землян, она сражалась с ними тысячу лет.
Лачейз, сидя в кресле пилота, быстро и интенсивно обменивался короткими фразами с людьми внизу, которые корректировали движение корабля. Наступил черед ответственной работы и для наблюдателя у открытого люка. Яхта начала снижение. Вниз, вниз — но тут оказалось, что это фальш-старт. Лачейзу пришлось выправить корабль, снова начать его спуск, выбив ручеек белой пыли из стены в том месте, где он чуть задел край карниза Храма, расшатав кирпичную кладку.
Они поднялись, передвинулись в сторону на почти невоспринимаемое расстояние и снова начали спускаться, Лачейз, очевидно, был прирожденным оператором машин — он очень быстро учился на собственных оплошностях. На этот раз медленный спуск был нацелен верно.
Прижав палец к крохотной клавише выключателя, Суоми балансировал над бесконечными глубинами трансформаций, сейчас происходивших у него внутри, над бездной внезапной смерти, медленного ужаса поражения. Но где-то над всем этим мерещилось маленькое счастливое плато триумфа. Часть его сознания анализировала это чувство. Неужели, подумал он, именно этого ощущения и ищут охотники, как, например, Шенберг? И люди, выходившие на единоборство в Турнире, когда в каждой секунде схватки пульсирует вся сознательная жизнь.
Он принимал все возможности исхода. Он мог сделать то, что должно было сделать. Корабль опускался в шахту. Теперь, самое главное, не упустить нужный момент, теперь все решает тактика. В самом низу они могут отключить тягу, значит, будет поздно. Сейчас, когда они только вошли в отверстие, еще рано.
Он ждал, переживая целую вечность. Корабль должен был пройти уже четверть пути.
Половина пути вниз. Вечность длилась.
Пора. С почти бесконечным облегчением Суоми тронул нежную клавишу маленькой коробочки рекордера, которую держал в руке.
Голос Йоханна Карлсена, режущий, жалящий, незабываемый, загудел в интеркомах корабля, загремел через радиосоединения в рубке управления, оттуда вырвался наружу, через линию мониторов, через открытый люк, эхом увеличивая свою громкость, которая должна была сделать его слышимым всему городу:
— Говорит командующий операцией. Абордажные команды готовы к высадке. Приготовиться к вскрытию берсеркера…
Дальнейшее утонуло, перекрытое другим голосом, который мог быть лишь голосом самого берсеркера, загрохотавшим из какого-то тайника:
— Полная тяга. Андреас, именем великой Смерти, полная тяга немедленно! Убить Карлсена. Он на борту. Лачейз, приказываю, полная тяга немедленно. Убить Карлсена, убить Карлсена…
И этот второй голос тоже погас, утонул в реве взрыва — был включен на полную мощность межзвездный драйв-генератор, при том, что корабль находился не только вблизи гравитационного центра планеты, но и был практически погребен в массе Горы Богов. Суоми, защищенный подушками и ремнями своей койки, и приготовившийся к толчку, попал, как ему казалось, в пасть ледниковой бестии. Сначала его расплющило, потом швырнуло вперед — только ремни спасли от полета через всю каюту. Обычное освещение погасло, одновременно загорелась аварийная лампа над дверью.
Последовало внезапное прекращение ускорения, потом тишина и чувство падения, длившееся бесконечно долго. Падение кончилось костедробильным ударом, куда более близким к пределам человеческой выносливости, чем первый толчок детонации межзвездной тяги.
Корабль, казалось, подпрыгнул, снова упал, закачался, и, наконец, вздрогнув, замер. Палубы яхты были наклонены под углом градусов в сорок к горизонтали. Теперь все было тихо. Экран в каюте Суоми был практически мертв, лишь слегка мерцала электронными искрами флюоресцирующая его поверхность.
Суоми отстегнул ремни койки и начал карабкаться по безумному наклону палубы к двери. Он не успел закрепить предметы в каюте, и повреждения были значительны, хотя основные структуры, кажется, не пострадали — спасла прочность корпуса яхты.
Открыв замок, он с трудом отодвинул дверь каюты, и в комнату скользнуло бесчувственное — или мертвое — тело солдата. Похоже, у него были сломаны обе ноги. Суоми, выглянув в коридор, прислушался. Было совершенно тихо. Свет аварийных светильников заливал коридор, погруженный в полную неподвижность. Палуба, перекрытие, переборки — все было на месте.
Он повернулся к телу солдата: тот, скорее всего, был мертв. Вина или чувство триумфа придут позже, подумал он. А пока — не вооружиться ли мечом солдата? Подумав, Суоми пришел к выводу, что лучше оставить все, как есть. В его руках меч никому не принесет пользы, и в наименьшей степени — ему самому.
Когда он забарабанил в дверь комнаты Барбары Хуртадо, ему ответил слабый голос. Суоми открыл дверь и пробрался внутрь. Барбара сидела на полу, в калейдоскопической неразберихе радужных одежд, усеявших всю каюту. На ней был пушистый халат, каштановые волосы спутались, разбросанные по плечам и лицу. Она сидела, прислонившись к креслу, которое, очевидно, было прикреплено к полу.
— Боюсь, что у меня сломана ключица, — слабым голосом сказала Барбара. — Может, и нет, только я не могу шевельнуть рукой.
— Все это устроил я, — сказал Суоми. — Извини. Я не мог тебя предупредить.
— Ты? — Ее брови удивленно приподнялись. — Неплохо. Надеюсь, этим сукиным детям досталось не меньше.
— Больше, я думаю. В этом-то и была вся идея. Ты сможешь идти?
— Хотелось бы посмотреть на их переломанные шеи, но кажется, я идти не в состоянии. Они меня привязали к койке. Поэтому, наверно, и не убили сразу. Что они со мной делали… Теперь я знаю, каковы солдаты, во всех отношениях.
— Я пойду, выгляну наружу.
— Не оставляй меня одну, Карлос.
— Я быстро. Я сразу вернусь.
В рубке все было просто ужасно, или прекрасно, в зависимости от точки зрения. Очевидно, подумал Суоми, рубка ближе к генераторам драйва, ближе, чем каюты. Лачейз, повиснув на ремнях в противоперегрузочном пилотском кресле, неподвижно глядел перед собой открытыми широко глазами. Руки его безвольно висели. Внешне никаких ран на нем не было, но было ясно, что он мертв. Интенсивный локализованный нейтронный поток, возникший в момент коллапса генераторов, был тому причиной, судя по всему. Суоми помнил, что где-то о таких случаях читал. Лачейз умер легкой смертью, с чувством исполненного долга перед возлюбленным божеством. Возможно, он в самом деле верил, что убивает Йоханна Карлсена. Во имя великой смерти… да.
Вокруг лежали тела солдат и священников, наблюдавших за маневрами Лачейза, не позаботившись о том, чтобы надежно пристегнуться к креслам. Нейтронный поток был здесь явно лишним — выглядели они не лучше самых неудачливых участников Турнира. По крайней мере, сегодня урожай берсеркера был обилен. Кое-кто из них еще дышал, но опасности никто уже представлять не мог.
Наружный люк был открыт, как обнаружил Суоми, но выйти наружу через него было бы очень трудно — овал люка был заблокирован обломками стен и массивных деревянных брусьев-балок — очевидно, «Орион» рухнул на Храм или какое-нибудь здание неподалеку. Значит, корабль лежит внутри города. Возможно, погибли люди не только внутри корабля, но и снаружи, во время взрыва и падения яхты, но сама Гора осталась в целости и сохранности. Значительная часть населения города должна была уцелеть — скоро те, кто встанет во главе уцелевших, пробьется к люку с отрядом рабочих, откопав завал. Вероятно, чтобы отомстить уцелевшим в корабле за разрушения.
С некоторым трудом Суоми пробрался обратно в каюту Барбары и устроился на полу, рядом с ней.
— Вход забит обломками. Кажется, придется сидеть и ждать. — Он вкратце описал то, что видел.
— Будь добрым мальчиком, Карлос, достань мне из аптечки пилюлю от боли и отыщи что-нибудь выпить, покрепче.
Он вскочил.
— О, конечно, Барбара. Как я сам не догадался? Воды?
— Сначала. Потом что-нибудь другое. Если только в баре у меня что-то уцелело.
Они сидели рядом на полу, когда, примерно полчаса спустя, после долгого шума и скрежетания у входного люка, в дверях каюты появился в полном боевом облачении Лерос с целым отрядом вооруженных людей в белом. Суоми, с обреченным видом прислушивающийся к шуму надвигающихся шагов, взглянул на Лероса и зажмурился, не в силах выдержать картину воображаемого опускающегося меча.