Карлсен находился внутри спасательной шлюпки диаметром футов в двенадцать, напоминающей прозрачный пузырь. Превратности жестокой войны забросили его сюда, к середине самого крутого гравитационного холма, который только можно себе представить. Вряд ли кому-нибудь приходилось сталкиваться с чем-то подобным во всей вселенной.
У едва различимого подножия холма висело солнце, столь огромное, что ни единый квант света не мог вырваться из зоны его притяжения в видимом диапазоне. Все произошло с Карлсеном стремительно: менее, чем за минуту, он, спасаясь от преследовавшего его врага, вместе со своей шлюпкой свалился туда, где и оставался сейчас, выскочив из нормального пространства и отдалившись от него неизмеримо далеко. Минуту, в течение которой происходило это небывалое падение, Карлсен провел в молитвах. Он успел осознать, что расстается с жизнью, и отчасти благодаря этому сохранил спокойствие.
Но вот минута прошла, и падение неожиданно прекратилось. Карлсену показалось, что лодка вышла на орбиту. На орбиту, по которой не приходилось летать никому из людей, среди пейзажей, недоступных прежде глазам человека.
Внизу под ним разворачивалось грандиозное сражение, которое гремящая гроза вела с закатом солнца. Перед взором Карлсена предстали нескончаемые, беззвучные облака, плывущие в фантастическом беспорядке. Словно гигантская планета, закрывали они половину неба, и в то же время их огромное скопление многократно превосходило по размеру любую из мыслимых планет, самую большую из гигантских звезд. В центре этого удивительного феномена находилось солнце, обладающее гипермассой, в миллионы раз большей массы привычного земного светила.
Облака состояли из межзвездной пыли, крутящейся в поле притяжения гипермассы. Падая, они наводили статическое электричество, которое, разряжаясь, вызывало почти беспрерывную молнию. Со всех сторон от шлюпки беспрестанно вспыхивали бело-голубые сполохи. Большинство их, как и сами облака, сверкали далеко внизу. Пройдя вверх по гравитационному холму огромный путь, сполохи приобретали зловещую красную окраску; исчерпав всю свою мощь, они так и не могли достичь того места, где находилась шарообразная шлюпка Карлсена.
Его шлюпка обладала собственным искусственным гравитационным полем и продолжала удерживаться в нормальном положении — палубой книзу. Карлсен, сидя в массивном кресле, закрепленном в центре шлюпки-пузыря, через полупрозрачную палубу наблюдал разливающееся красное свечение, словно вспыхивающее между его тяжелыми космическими сапогами. Кресло это, оснащенное устройствами управления шлюпкой и оборудованием жизнеобеспечения, словно сердце, постоянно поддерживало функционирование корабля и его обитателя. Под палубой располагались еще несколько устройств, одним из которых был небольшой, но весьма мощный двигатель. Все остальные предметы и объекты, окружавшие Карлсена, были изготовлены из чистого стекла. Все в конструкции шлюпки было продумано до мельчайших деталей: постоянный приток свежего воздуха, экранирование от радиации — только глаза Карлсена и его душа оставались открытыми воздействию окружавших его космических глубин.
Когда, наконец, Карлсен оправился от потрясения настолько, что почувствовал себя способным снова двигаться, он, глубоко вздохнув, попытался запустить двигатель, чтобы вытащить себя из той ужасной ямы, в которой очутился. Как он и предполагал, из этого ничего не вышло. С таким же успехом он мог попробовать выбраться отсюда, крутя велосипедные педали.
Шлюпка каким-то странным образом оказалась зафиксированной внутри узкой полосы из скал и пыли, которая, словно ремнем, опоясывала лежащее внизу безбрежное пустое пространство. Даже небольшое изменение траектории движения шлюпки не осталось бы незамеченным. Нитка этого гигантского пояса терялась вдали еще до того, как, резко изгибаясь, сливалась с другими такими же полосками в более широкий рукав. Рукав этот простирался еще дальше и, в конце концов, сопрягался воедино с другими подобными себе рукавами, и так все снова и снова. Каждая полоса смешивалась с такими же как она полосами, образуя новый более широкий рукав, пока, наконец, (как далеко это было? сто тысяч миль? миллион?) первый крутой изгиб этого гигантского кольца не становился вполне различим. А вслед за ним, мягко уходя в глубину, вырисовывалась грандиозная арка, окрашенная молнией в тона радуги и постепенно исчезающая за линией чудовищного горизонта, образованного окружающей гипермассу пыльной пеленой. Карлсен с удивлением подумал о том, что эти фантастические облака и этот горизонт находятся от него на расстоянии в миллионы миль. Он смотрел на них, и они становились все серее и серее — сказывалась огромная скорость, с которой он двигался по орбите.
Орбита эта — размышлял Карлсен — примерно равна той, по которой Земля движется вокруг Солнца. Но судя по той скорости, с которой поверхность облаков поворачивалась внизу под ним, он совершал каждый оборот минут за пятнадцать. Это казалось ему сумасшествием: каким образом, оставаясь в нормальном пространстве, он мог выйти за пределы скорости света? Несомненно, само пространство здесь было совершенно ненормальным. Оно просто не могло быть нормальным. Несуразные, вращающиеся, как и он, полосы из пыли и камня свидетельствовали о том, что гравитация здесь, будто магнитное поле, сосредоточивалась по силовым линиям.
Вращающиеся по орбите полосы, сплошь состоящие из обломков, которые Карлсен видел над собой, двигались медленнее него, В ближайших к нему полосах, плывущих внизу, он мог различить отдельные скалы, на ходу поднимавшиеся к нему, словно зубцы огромной дисковой пилы. От одного вида этих зубцов, от ощущения грандиозности скоростей, расстояний и размеров, Карлсен испытывал ужас.
Карлсен сидел в кресле, глядя вверх на звезды. Где-то в глубине его разума возникали мысли о том, что, может быть, он сейчас становится моложе, двигаясь назад во времени по отношению к той вселенной, из которой он совсем недавно свалился сюда. Карлсен не был профессиональным математиком или физиком, и все же не сомневался, что впечатление это обманчиво. Подобное невозможно во вселенной даже в таких невероятных условиях, с которыми он здесь столкнулся. Хотя вполне допустимо, что, вращаясь на такой орбите, он мог стареть гораздо медленнее, если сравнивать с привычными условиями, в которых живет все человечество.
Он вдруг осознал, что держится за свое кресло, как за последнюю надежду, словно ребенок, испытывающий благоговейный страх. Пальцы его, облаченные в перчатки, вцепились в подлокотники с такой силой, что их начинало ломить от боли. Усилием воли он попытался заставить себя расслабиться, попробовать думать о чем-нибудь обычном и успокаивающем. В конце концов ему приходилось попадать и в более тяжелые переделки, хотя ни в одной из них он не испытывал того ужаса, который вызывали у него эти невообразимые картины природы.
В распоряжении Карлсена было достаточно воздуха, воды и еды, да и система рециркуляции работала на шлюпке безотказно и могла действовать сколь угодно долго. По крайней мере, двигатель пригодится ему хоть для этого.
Он начал изучать силовую линию, которая сделала его пленником стихии. Более крупные камни — размером примерно со шлюпку Карлсена — занимали в ней неизменное положение. Осколки помельче, хоть и очень медленно, перемещались взад и вперед.
Наконец, Карлсен решился подняться с кресла и повернулся в ту сторону, к которой до сих пор был обращен спиной. Сделав шаг в этом направлении, он вдруг увидел сквозь стекло какое-то искаженное изображение. Позади себя, на расстоянии около одной мили, он отчетливо разглядел корабль берсеркера, спасаясь от которого он и очутился в этой яме. Можно было не сомневаться, что и это чудовище было захвачено той же полосой космических обломков, что и шлюпка Карлсена, сканнеры берсеркера наверняка наведены сейчас на него, машина видит, что он ходит внутри шлюпки-пузыря, а значит он жив. Если бы берсеркер мог достать его, он не преминул бы сделать это. Можно не сомневаться, что компьютеры берсеркера не стали бы терять времени, с трепетом созерцая неописуемое буйство природы.
Словно в тон мыслям Карлсена с корабля берсеркера ударила вспышка луча — машина развернула свое излюбленное оружие. Однако здесь даже этот грозный луч казался каким-то смешным и неуместным. Окрашенный почему-то в странный цвет, он преодолел среди взрывающихся камней и облаков пыли всего каких-нибудь несколько ярдов, после чего, словно некий космический костер, с шипением исчез. Облако пыли перед берсеркером увеличилось в размере — никакого другого следа луч не оставил. Скорее всего машина не прекращала попыток поразить Карлсена своим убийственным лучом, но чудовищное пространство, пленниками которого оба они оказались, судя по всему нейтрализовало его влияние. Оружие, действие которого основывалось на концентрации энергии, здесь просто было бессильно. Но что тогда, ракеты?
Да, ракеты. Карлсен увидел, как берсеркер выпустил одну из них. Огненное копье метнулось в его сторону, но тут же исчезло из виду, куда подевалась ракета? Упала на гипермассу? Если да, то скорость падения была невероятно большой — Карлсен не успел ничего заметить.
Едва зафиксировав первую вспышку следующей ракеты, Карлсен заранее перевел взгляд вниз. В первой из лежащих ниже силовых линий он успел различить мгновенную искру и легкий всплеск. Один из зубцов гигантской пилы отлетел в сторону. Всплеск, возникнув в том месте, где ракета ударилась в полосу, с сумасшедшей скоростью полетел вперед и в какое-то мгновение вышел из поля зрения Карлсена. Взгляд его застыл, словно прикованный к исчезнувшей ракете, и Карлсен вдруг подумал, что берсеркер более не представляется ему чем-то ужасным. Скорее он воспринимает чудовищную машину как некий символ успокоения, позволяющий отвлечься от… всего этого.
— О, господи! — вслух произнес Карлсен, глядя прямо перед собой. Это была не клятва. Это была молитва. Далеко позади пенящегося бесконечного горизонта начинали подниматься новые облака, напоминающие головы чудовищных драконов. На темном космическом фоне их чистые, словно жемчуг, головы, казалось, формировались из материи, возникающей из ничего, из пустоты, чтобы затем обрушиться на гипермассу. Гигантские головы, едва образовавшись, поднимались на могучих шеях, возвышаясь над кромкой видимого мира, сплетались вязью радуги, сочившейся влагой, и падали с огромной скоростью вниз. Следом за этим возникали тела драконов — облака, пульсирующие бело-голубыми молниями, словно повисшими над раскаленной докрасна преисподней.