— Да, это последний срок отправления конвоя. И кто знает, когда появится следующий корабль? До Земли, как вы знаете, путь в долгие месяцы.
— Да, да, мы знаем.
Где-то в недрах дома послышался приглушенный шум, низкий грохот. Очевидно, прибыл тягач и с него разгружали поленья.
— Я понимаю, что вам приходится решать сразу, у вас не остается времени как следует все обдумать. Но с другой стороны, это редчайшая возможность. Мы, в Академии, очень высоко ценим работы Мишеля, они произвели на нас большое впечатление.
— Наш агент сообщил, что продукция начала хорошо продаваться на Земле. Но я никогда не думала… ах! Всего два дня! Сикстус, что ты скажешь?
Сикстус кивнул, улыбнулся, тряхнул головой. Снизу снова донесся шум — силовая пила с аппетитом принялась разделывать древесину, производя, несомненно, текстуру, которую не способны были создавать более современные режущие устройства. Как рассказывали Ломбоку, там работала небольшая армия рабочих: столяры, резчики, подручные.
Он нарушил напряженную тишину, повисшую в комнате:
— Я заметил, что в магазине в космопорту продается одно из произведений Мишеля. Я очень ждал встречи с ним. Это возможно…?
— Да, конечно! Он будет очень рад с вами встретиться. Сейчас он, наверное, работает. — Кармен бросила озабоченный взгляд на потолок.
Вместе они поднялись по нескольким лестничным пролетам, потом пошли по длинному коридору. Сикстус, завладевший дорожной сумкой Ломбока, попутно оставил ее в темной, полной соснового аромата спальне. Внутренний интерьер дома был та же роскошен и подчеркнуто выдержан в сельском стиле, как и его наружная сторона.
Одна из дверей в конце устланного ковром коридора была слегка приоткрыта. Какрмен осторожно раскрыла ее, заглянула в комнату.
— Мишель? У нас гость, и он хочет с тобой поговорить.
Комната была очень просторной, даже для комбинации спальни с мастерской. И освещена она была не хуже, чем витрина ювелира. В дальнем конце стояла кровать со смятым бельем, с огромными, измятыми подушками. Вдоль стены шел темный ряд окон. Шторы, словно позабытые, не были задвинуты.
У стены, идущей от двери, стоял длинный стильный рабочий верстак с массой принадлежностей ли резьбы по дереву и заготовок. Посередине находился рабочий табурет, и на нем примостился мальчик. Ему было десять лет, у него были длинные, словно выцветшие волосы, и он серьезно посмотрел на вошедшего Ломбока.
— Привет, Мишель!
— Здравствуйте. — Голос у мальчика был тонкий и самый обыкновенный. Волосы у него были скорее песочные, чем русые. Узкое лицо и большие, ясные глаза придавали ему вид чего-то хрупкого, непрочного, но он твердо сжал ладонь Ломбока, и смело посмотрел ему прямо в глаза. Он был бос, и одет во что-то вроде пижамы, кое-где покрыт древесной пылью и тонкими стружками, словно он весь день провел в этой одежде за верстаком.
— Ах, Мишель, — заговорила Кармен, — почему ты не переоделся? Мистер Ломбок подумает, что ты нездоров и не сможешь… Ты хотел бы отправиться в дальнее путешествие, милый?
Мишель соскользнул с высокого табурета и теперь стоя, почесывая голень одной ноги ступней другой.
— Куда?
— На Землю, — сказал Ломбок, подчеркивая голосом, что он разговаривает со взрослым, а не с ребенком. — И уполномочен предложить тебе стипендию в Академии.
Брови Мишеля чуть приподнялись — и в следующее мгновение лицо его засияло улыбкой, превратившись в лицо обычного десятилетнего мальчика.
Десять минут спустя взрослые перешли на террасу, где нежная аура инфракрасного излучения из скрытого источника отгоняла прочь излишнюю ночную прохладу. Бесшумный робот на мягких колесах принес горячие напитки.
— Наверное, вы им очень гордитесь, — сказал Ломбок, делая первый глоток, и внимательно наблюдая за собеседниками.
— Будь мы биородителями, мы не могли бы гордиться больше, — вставил Сикстус. — Мы оба — резчики тоже. Там, в адаптационном центре, неплохо поработали над установлением генетического соответствия.
Ломбок еще раз отпил из своей чашки, потом осторожно поставил ее на столик.
— Я не знал, что Мишель был вами усыновлен, — солгал он тоном в меру заинтересованного темой человека.
— Да, да. Он знает об этом, конечно.
— Я как раз подумал… можно, я задам немного личный вопрос?
— Да, пожалуйста.
— Хорошо. Вы не пытались выяснить, кто были его биородители?
Оба его собеседника удивленно и отрицательно покачали головами.
— Сам премьер Алпайна не смог бы получить эту информацию, — заверил его Сикстус. — Медицинские карты биородителей доступны, в целях охраны здоровья. Но это все, что можно выжать из них… если биородители пожелали наложить запрет на выдачу сведений.
— Понимаю, — задумчиво сказал Ломбок. — И тем не менее, завтра я попытаюсь что-нибудь выяснить. У нашего заместителя директора есть одна идея-фикс: провести корреляцию между стилем жизни биородителей и способностями и достижениями ребенка. Центр адаптации находится на Алпайне?
— Да, в Глетчер-сити. Но я уверен — вы ничего не добьетесь там.
— По-видимому, но я должен доложить, что пытался. Утром я полечу туда. А потом… как я понимаю, наше предложение принято?
Прежде, чем он успел получить ответ, на террасу выскочил сам Мишель, уже переодевшийся, и плюхнулся в свободное кресло.
— Ох, какая энергия! — насмешливо воскликнула Кармен.
Мальчик пристально смотрел на гостя.
— А вы когда-нибудь видели берсеркера? — прямо спросил он, очевидно, следуя какой-то своей цепочке мыслей со свойственным молодости постоянством.
Сикстус усмехнулся, и Ломбок попытался перевести разговор в шутку:
— Нет, со мной пока все в порядке!
Но это был не ответ, конечно. И он видел, что Мишель ждет.
— Нет, не видел. Мне не приходилось бывать на планетах во время непосредственной атаки. Я не часто бываю в космосе. И мой путь сюда, как я уже упомянул, в военном отношении был однообразен. Благодаря сильному конвою, конечно, и — или — доброй удаче.
— Все спокойно в Горлышке Бутылки?
Это спросил Сикстус.
— Вы должны были миновать его.
К сожалению, не существовало другого пути до системы Алпайна, которая была окружена парсеками пыли и межзвездного газа, слишком плотного для любой практической астронавигации.
— Без осложнений, — повторил Ломбок. Он внимательно следил за лицами взрослых.
— Я понимаю, кое-кто будет встревожен перспективой долгого космического перелета именно сейчас. Но посмотрим в лицо фактам. При настоящем положении вещей, Алпайн далеко не самое безопасное место в Галактике. И если Горлышко закупорится — в результате дрейфа пылевого облака или из-за берсеркеров, — Алпайн окажется в лучшем случае в положении осады.
Все это семья Геулинкс уже знала. Но это было их возможное будущее и все трое внимательно смотрели на него, слушая с крайним вниманием, Ломбок продолжал:
— Лично я чувствую себя в большей безопасности совершая обратный перелет, чем оставаясь здесь.
Сикстус смотрел в непроницаемое небо, затянутое ночной туманностью, словно был фермером, оценивающим приближение грозового облака, грозящего уничтожить его беззащитные всходы.
— Я должен остаться ради нашего дела, — объявил он. — От этого зависит благополучие других членов семьи. У меня есть сестра, у нее дети… Остаются еще рабочие, наши агенты, продавцы… Я не могу просто уложить вещи и улететь.
— Да, дело нельзя бросить просто так, — согласилась Кармен. Муж и она посмотрели друг на друга, словно независимо один от другого пришли к одному выводу. — Но будущее Мишеля тоже важно. — Ее губы беззвучно произнесли это притягательное слово: АКАДЕМИЯ!
— Конвой стартует через два дня, — настойчиво повторил Ломбок.
— Два дня планетного времени. Они обещали предупредить за несколько часов.
На самом деле флот двинется в путь, когда он скажет адмиралу, что все готово. Но никто на Алпайне, как надеялся Ломбок, об этом даже не подозревал.
— Он должен лететь, — сказала Кармен, и погладила длинные волосы сына. Глаза его сияли в предчувствии восхитительного решения.
— И он слишком мал, чтобы лететь одному. Сикстус, сколько тебе понадобится времени, чтобы уладить все дела и присоединиться к нам?
Ломбок затянулся дымом курительной палочки, которую только что зажег, наблюдая за собеседниками. Леди более возбуждена, чем ее сын, видимо, осуществляется старая мечта: она — и в Академии!!! Вместе со знаменитыми людьми мира очень недешево ценящегося искусства! С ее умом и энергией и талантом ее сына — весь мир будет открыт перед ними!
Люди на Лунной базе, пославшие Ломбока, все рассчитали превосходно.
Воображение Ломбока нарисовало эту женщину на Лунной базе — ошарашенную, или даже взбешенную, узнавшую правду. Да, правду придется сообщить ей крайне осторожно. Когда придет на то время.
2
Система образования на Алпайне была довольно гибкой, и он потратил не очень много времени на формальное обучение. К тому же, изоляция семейных домов вела к ограничению контактов с другими детьми, в результате чего у него было очень мало друзей одного с ним возраста, но это особенно его не беспокоило.
И даже из тех немногих друзей он едва ли стал бы о ком-нибудь скучать. Но утром, после того, как мистер Ломбок отправился совершать бесплодный — по всеобщему убеждению — визит в центр адаптации, мама попросила его попрощаться с двумя—тремя детьми, и он согласился. Из троих, вызванных по видеоканалу, двое со скукой выслушали великую новость — или сделали вид, что им совершенно все равно. Третий, явно завидовавший, вслух поинтересовался, как нравится Мишелю перспектива прохода через Бутылочное горлышко, где почти наверняка не миновать боя.
Мишель, очень интересовавшийся реалиями и ритуалами космической войны — по крайней мере, насколько это было возможно, черпая сведения из подростковых приключенческих книг — считал себя вполне информированным дилетантом в данной области, и поэтому сам оценивал вероятность столкновения несколько ниже. В конце концов, капитаны кораблей и другое начальство не рискнули бы отправляться в путь, если бы существовала серьезная опасность.