При выходе на тихое место кормщик что-то не успел, и ладью развернуло почти поперёк реки. Никитич разразился проклятьями, угрозы сыпались на голову кормщика, а тот, весь в поту от усилий, спешил выровнять ход ладьи. Поскольку все гребцы были заняты на вёслах, пришлось Егору взяться помогать кормщику. Вдвоём они всё ж справились с рулевым веслом и направили судёнышко в нужном направлении.
– Дурья башка! – матерился Никитич. – Ты у меня получишь, когда придём на место! Олух царя небесного! Егорка, ходи ко мне!
Егор бросил взгляд на кормщика и поспешил на зов.
– Ты откуда так управляться с веслом научился?
– Дак, хозяин, всю жизнь по рекам шастаю. Вот и научился поманеньку.
– Молодцом, Егор. Мой кормщик хорошо всё знает, да староват уже стал; словом, будешь его помощником, а то чего учудит, так ты подправишь.
– Спасибо за доверие, хозяин. Уж постараюсь, – поклонился Егор. – Однако уже смеркается. А ваших товарищей что-то не видать.
– Не беда. Днём нагоним. У нас ладья ходкая. Эй, кормщик, дурья голова! Посмотри вокруг. Надо на ночь место выбрать. Пора уж.
Лишь в темноте стали на якоря вблизи берега, черневшего саженях в десяти. Ветер усиливался и разворачивал ладью больше носом к берегу. Радости это не сулило, но уже ничего поделаешь.
Егора шатало от слабости и усталости. Он присел на мешки под тентом, где клевала носом Гузель. Он обнял её за плечи, притянул малость к себе и почувствовал, как она прижалась к нему, но тут же отстранилась и строго прошептала, оглядываясь:
– Перестань, Егорка! Увидят.
– Ты будешь теперь моей женой, Гузель. – Егор был серьёзен и строг. – Я уже так решил. Завтра всем и объявлю. Как ты?
– Мне так хорошо, Егорка! Особенно рядом с тобой. – В голосе слышалось смущение и ещё что-то приятное. – Только уж больно есть охота.
– Мне тож, Гузель моя черноглазая.
– Я не черноглазая. Глаза у меня тёмно-карие.
– Ну и ладно, чего спорить? – Егор усмехнулся, вспоминая, как хорошо они проводили время под тёплым кожухом, когда были в бегах одни. Ему показалось, что и Гузель о том же подумала. Он нашёл её губы и присосался, не обращая внимания не трепыхания девушки.
– Бесстыдник! – прошептала она беззлобно, но не отстранилась. – Как пахнет вкусно! Какой дух идёт от варева! Нас покормят?
– А как же! Разве не слыхала, что хозяин поставил меня помощником кормчего?
– Да я не поняла из вашего разговора. Значит, скоро поедим! Вот здорово!
Хозяин распорядился подать новым работникам побольше, и несчастные беглецы наконец наелись. Сон сморил их тут же.
Ночь прошла спокойно, но сторожа постоянно были начеку. Быстро перекусили лепёшкой с кашей, а вода была в изобилии за бортом. Егор подошёл к кормщику, что звался Герасимом, спросил с уважением:
– Какие распоряжения будут, начальник?
– С парусом можешь управляться?
– А как же! Что, поднимать?
– Давай, а я тут на весле постою. Хозяин дюже осерчал на меня. Да и за дело.
– Ничего страшного, Герасим. Минует нас гнев хозяйский. Так я пошёл.
Егор старался изо всех сил и вполне справился с парусом. Он схватил слегка попутный ветер, и ладья всё же пошла. А Егорка подошёл к кормщику.
– Герасим, идём так медленно, что нужно сажать народ на весла.
– Я тож так думаю, Егорка. Да наш народ уж сильно истощился на вёслах. Жалко мне его, понимаешь.
– Тогда давай мне весло, я сам поведу ладью. И парусом займусь, коль дозволишь. Сам глянешь, как у меня получится. Не подведу.
– Ладно уж, парень. Разбитной ты, погляжу. Трудись уж.
Егор чуть подправил веслом ладью, она пошла чуть косо к берегу. И парус чуток развернул с помощью одного гребца. Ветер надул парус лучше, ладья побежала проворнее.
– Эй, на руле! – послышался голос Никитича. – Что так идём? На тот берег захотелось, дурья башка? Гераська!
Герасим поспешно подошёл к хозяину. Поклонился.
– Дак, хозяин… Егорка так надумал. Так и ход усилился, гляди, хозяин.
– А дальше как пойдём? Против ветра не попрёшь, дурья башка!
– Дак ребят на весла посадим. А впереди Дон-то поворачивает, и того лучше пойдём. А так мы догнать своих не сможем.
Никитич помолчал, махнул рукой и проговорил недовольно:
– Смотри, Гераська, как бы этот молокосос чего не натворил. С тебя спрос.
Герасим поклонился и ушёл к Егору.
– Недоволен хозяин, – молвил устало. – Ты смотри, Егорка, как бы не опростоволосился. Хозяин в сомнении.
– С чего бы так? Идём-то лучше. Скоро ребят на весла посадим, потом опять отдохнут. То и будет лучше. Мы так завсегда ходили по рекам. Особливо по Волге. Она, правда, пошире будет, но и тут не оплошаем.
– Где ты отхватил такую кралю? – кивнул Герасим на Гузель. – Не нашинских кровей. Татарка?
– Не-е! Узбечка. В полоне у татар состояла в гареме богатого купца.
– И ты взял такую девку?! – ужаснулся кормщик.
– А что? Зато красивая, чернявая, а мне такие нравятся. Она ж не виновата. У девок не спрашивают, куда и с кем им хотелось бы.
– Дай им волю, так они такое устроят! Нет, Егорка, я не одобряю тебя. Кто ж вас обвенчал и по какому обряду?
– У нас в караване поп был. Он и обвенчал. Она и православие приняла.
– Чудной ты парень, Егорка. Ты смотри, смотри, посматривай на парус, а то, глядишь, и проворонишь чего. Хозяин тогда шкуру с тебя сдерёт.
– Он что, такой злой? Слышал, что вовсе не так. Наговариваешь? Пугаешь?
– Да ты, гляжу, уже пуганый, Егорка. Шустрый ты парень. Откуда сам-то?
– Из Нижнего я. Слыхал про такой город? Тож на Волге. Потому и с парусом, и с веслом управляюсь с детства.
– А не хлыновец ты будешь? – понизил голос Герасим. – Что-то ты на такого дюже смахиваешь… – И с подозрением глянул на Егора.
– И я видел таких ребят. Лихие, скажу я тебе. Их все боятся. Год назад со своей оравой грабанули Кострому и даже вроде бы Ярославль. Дюже лихой народ.
– Ну-ну, – неопределённо промычал Герасим и замолчал.
А Егор распорядился садиться на весла, поскольку ладья изменяет курс. Он тоже сел на весло, отстранив старого на вид гребца.
– Чего энто ты?! – зло огрызнулся тот. – Не хочу лишаться платы, парень!
– Да ничего, дед! Я маленько, а то ещё забуду, как веслом работать. Отдохни.
С полчаса гребли, пока река опять не сделала поворот. Егор весело обернулся к кормщику и одобряюще кивнул.
Глава 7
Вошли в устье Медведицы. И тут увидели сгоревшие остатки ладьи.
– Батюшки! – воскликнул Никитич. От волнения он то хватался за голову, то истово осенял себя крестным знамением. – То ж наше судёнышко! Никак Матвея ладья! Бросай якоря, Гераська! Надоть хоть глянуть, что случилось!
– И так всё ясно, хозяин, – отозвался кормщик. – Татары, кто ещё!
– Прикуси язык, дурья башка! Вдруг кто нашей помощи ждёт! Мы совсем недалеко от них были, а впереди лишь Осташкова ладья плыла. Вот незадача-то!
Гребцы тотчас опустили в воду два якоря и в лодке поспешили обследовать обгоревшие остатки ладьи. Судя по всему, случилось нападение дня два назад.
– Гляньте на берегу, олухи царя небесного! – орал Никитич.
Народ прочесал берег. Вернувшись, дед доложил купцу:
– Значит, так, хозяин. На берегу четыре тела. Уже холодные. Точно дня два как богу душу отдали, Царство им Небесное! Похоронить бы, а?
– А как же! Христьянские ведь души. Хорошо осмотрели? Опознали бедолаг? Матвея среди них нет?
– Не видать, хозяин. Могли и в полон захватить, басурмановы дети! Другой-то ладьи что-то не видать, хозяин. Может, успели проскочить? Дай-то Бог! – И всё крестился и крестился, причитая.
Часа через два тела похоронили, нашли ещё одного, но тоже не смогли опознать. Он лежал в траве без головы, которую искали, но зря. Не нашли. Поставили четыре креста на общей могиле и тронулись дальше, спеша покинуть страшное место. А так хотелось передохнуть тут, укрывшись среди зарослей ракитника и тростника.
– Скоро Хопер будет, – заявил Егору кормщик. – Тож опасное место. Татары уж точно нас будут поджидать. Где же ладья Стогина? Или её тоже полонили?
Ему никто не ответил. Он и не ожидал этого.
Через два дня подошли к Хопру. Никитич приказал не заходить, а спешно плыть дальше. Зло, с тревогой в голосе заметил:
– Пока ветер попутный, не будем терять времени, ребята! Хоть тихо, но всё ж плывём. Гераська, определи очерёдность сторожам. Остальным – спать.
Ладья, словно призрак, тихо плыла среди ночи, а перепуганные гребцы озирали страшные зловещие берега, каждую минуту ожидая посвист стрелы или аркан татар. Но кругом было тихо, лишь сазан или щука плеснёт хвостом – и опять тишина.
Через день ветер почти стих и поменял направление. Опять весла замахали, словно крылья.
А Егор всё расспрашивал дальнейший путь ладьи. От него отмахивались, боясь накликать беду, торопя с прибытием на место. Лишь узнал, что конечный путь только по Дону до самого острога Тулы. Это название ему известно не было, и он ломал голову, где тот острог и сколько до него надо плыть. И всё среди татар.
А они частенько появлялись по берегам, угрожая нападением. Бывало, что пускали стрелы, но пока обходилось без ранений. Попытки Егора ответить пресекал Никитич, боясь озлить и тем самым накликать их гнев.
– Побереги свои стрелы, парень, – назидательно говорил он. – Они тебе ещё пригодятся. А плыть нам пару месяцев надо. Кумекаешь?
А Дон всё тянулся извилистой змеёй, уходя всё дальше на полночь. По берегам тянулись уже зеленеющие леса, и так хотелось побродить по ним с лукошком. Но Никитич и слышать о том не хотел.
– Грибками дома побалуетесь, ребята. Спешить надо. И так три месяца, считай, в пути. А ещё дай Бог до осени добраться до места. Молюсь Святому Николаю с просьбой даровать нам счастье оказаться дома. И вы не забывайте, ироды!
И гребцы усердно молились, стучали о лавки лбами и крестились, целуя нательные кресты под грязными рубахами.