Только прошли речку Осередь, как на берегу появился отряд татар. С воплями и угрозами стали они требовать пристать к берегу. А Дон в этом месте шириной не баловал. Стрелами с любого берега легко достать.
– Хозяин, чего делать? – в страхе завопил Герасим. – Перестреляют ведь!
Никитич задумался, а потом оглянулся на Егора.
– Ты хорошо знаешь такие шайки, Егор. Что делать будем?
– Плыть дальше, хозяин. Укрыться за бортами, а я буду их помаленьку отстреливать. Брода, как я кумекаю, тут нет поблизу. Глубина не для коней. Хоронитесь и не высовывайтесь. Дальше лес подступает к самой воде, так что преследовать нас им будет несподручно. И отойдём поближе к левому берегу.
Купец со страхом, но всё же последовал совету бывалого воина. Егор уже готовил лук со стрелами. До леса оставалось не больше двухсот саженей.
Парень придирчиво оглядывал толпу татар. Их было человек тридцать. Кони нетерпеливо перебирали копытами, а Егор увидел красавца коня и решил, что на нём обязательно должен сидеть начальник. Не меньше сотника.
Татары пока не стреляли, и этим воспользовался Егор. Пустил стрелу и угодил татарину в правую руку. В ответ раздался вой татар и полетел град стрел. Гребцы вжались в груду товара, пряча головы. Стрелы с тупым звуком вонзались в борта, свистели над головами, но ни одна никого не ранила.
Егор выждал момент, когда татары стали перезаряжать луки и высунулся. Его стрела попала в бок коня, и тот взвился на дыбы и заплясал, истекая кровью. С новым взрывом воплей два татарина бросили коней в воду, те прыгнули с высокого берега и скрылись под водой. Течение сносило их, и они никак не могли выплыть к борту ладьи. Лодка же продолжала неторопливо плыть, парус надувался, подгонял, приближая к противоположному берегу.
Один татарин не выдержал гонки и скрылся под водой. Его конь побарахтался немного и тоже пошёл ко дну вслед за хозяином. Второй поспешил вернуться.
Прошло где-то с полчаса, и татары успели ранить двоих, однако Егор подстрелил ещё троих. Но тут лес вплотную подступил к воде, так что кони не смогли дальше двигаться. Часть татар спешилась и пробирались берегом, стреляя по ладье. Но та не останавливалась.
Герасим поднимал руку и помаленьку работал рулевым веслом, не давая ладье свалиться к берегу вплотную. Стрел становилось всё меньше, и наконец татары отстали, оглашая воздух проклятиями, насылая на ладью все напасти и гнев Аллаха.
– Господи! – поднял глаза к небу обрадованный хозяин. – Неужели пронесло? Ну и Егорка! Тебя мне сам Господь послал. И не ранен? Вот чудо-то! Ну молодец ты! На, выпей дорогого вина заморского. Такого не пивал, наверное.
– Мне бы и простого, русского можно. Чего мне заморское. Всё одно не разберу вкуса, хозяин. Так что не стоит и тратиться на меня. Себя ведь спасал.
– Хорошо, хозяин, что тут русло глубокое, с омутами. И лес кругом, гущина, – подал голос кормщик. – Воздадим хвалу благодарственную Господу нашему!
Стали молиться и креститься. Хозяин же распорядился всем выставить по чарке горькой, что тут же вызвало радостные и воодушевлённые крики.
Зато всю ночь гребли, поспешая подальше отойти от страшного места, но татары больше не появлялись. А утром ветер поменялся, и парус пришлось убрать. Зато утомлённые гребцы едва шевелили вёслами, ладья тихо продвигалась вперёд, и Никитич всё же отослал часть гребцов спать. Тем более что после очередного поворота парус опять подняли, и гребцы смогли полноценно отдохнуть.
Через три дня, пройдя речку Битюг, прошли ещё вёрст десять. Потом сразу повернули на запад, и парус сильно надулся под напором попутного ветра.
Егор видел, как оживились гребцы. После расспросов понял. в чём дело. Гузель он пояснил их повеселевшие лица.
– Им уже знакомы эти места, Гузель. До Тулы совсем близко. И конец нашим мытарствам. Мы оженимся, повенчаемся в церкви и заживём своей жизнью. Ты ведь уже свыклась с тем, что надо принять нашу веру? Без этого жизни нам не будет, дорогая… – И пытливо заглянул в её лицо.
Бывший ушкуйник отметил, как осунулась и подурнела девушка. Но ему было наплевать на внешний вид. Она всё равно для него была самой красивой, и одна эта мысль в который раз удивляла и даже возмущала его сердце.
– Мне так страшно, Егор, – призналась она неожиданно. – У вас тут всё так необычно, холодно. Правда, и в Сарае было зимой холодно, но не летом!
– Ничего страшного, Гузель! Привыкнешь. А зима у нас красивая, и ты её полюбишь. Лишь бы выбраться из татарских пределов. А тебе мысль о родине не приходит в голову? Или ты её покинула слишком молодой и мало помнишь?
– Я всё помню, Егорка. Мне тогда было лет десять. И мне хотелось бы там побывать. Родных мне найти не удастся, конечно, но вспомнить хотелось бы места, где я когда-то жила. То был кишлак на берегу большой реки. Я забыла её название. Мои родители были из горной местности и переехали на новое место до моего рождения. Мне мама о том постоянно говорила. А теперь я даже родной язык почти забыла. Теперь вот по-русски говорю свободно.
– Значит, нечего и беспокоиться, Гузель.
– А как мы будем жить? У тебя есть деньги?
– Очень мало, но зато есть украшения. Они тоже стоят дорого. Продадим и купим себе дом. Будешь там хозяйкой. И лицо не надо будет закрывать. Все тебе будут завидовать за твою красоту.
– И ты этому рад? А я – нет. Зависть слишком опасна для нас, Егор.
– С завистью мы справимся, Гузель. Ты мне скажи, у тебя тоже должны быть украшения. Ты мне когда-то протягивала их, да я не взял. Они сохранились? Я никогда их у тебя не видел.
– Вот приедем на место, тогда и покажу. А пока ни слова о них.
– Правильно! Лучше даже не вспоминать, целей будут.
А когда миновали устье реки Воронеж, гребцы заявили Егору, что пути осталось на месяц.
– Так долго? – удивился Егор с разочарованием. – Мне казалось, что совсем рядом. А ещё целый месяц плыть! Так и к татарам легко попасть. Не дай бог!
– Это мы так говорили. Теперь ты точно знаешь. Скоро пойдут совсем знакомые места. Кто-то из нас обязательно тут уже бывал.
Этими сведениями Егор поделился с Гузель. Она глядела в его лицо, словно ожидая ещё чего-то. Но он вопросительно глянул на неё, спросил:
– Что случилось? Ты так смотришь, что я так подумал, что у тебя есть что мне сказать. Не молчи же!
– Я жду ребёнка, Егор, – очень серьёзно ответила она. – Как ты к такому отнесёшься? Уже больше двух месяцев, наверное. Скорей всего.
– Гм, здорово! – воскликнул озадаченный Егор. – Буду тятком! А мне всего-то едва за двадцать перевалило. Вернее, уже двадцать два года. Кстати, а тебе сколько? А то собираюсь жениться, да не знаю, сколько невесте лет.
– Мне недавно было двадцать. Старуха уже. – И улыбнулась слегка жалкими глазами.
Заметив это, Егор спросил беспокойно:
– Что это ты? Чем недовольна?
– Через полгода с небольшим мне рожать, а у нас ничего нет.
– Нет, так будет! Я ни перед чем не остановлюсь, но у нас будет всё! Дом, добро, хозяйство. Лишь подождать придётся. Немного.
Ладья всю ночь медленно плыла по извилистому руслу Дона. Он здесь был совсем узкой речкой, по берегам которой сплошь тянулись густые дремучие леса. Гребцы уверили Егора, что скоро можно ожидать первые деревушки.
– Стало быть, конец пути? – с волнением спросил Егор.
– Конец, Егорка! – радостно блестели глазами гребцы, вымотанные до предела. – Полтора года отсутствовали. Как там наши? Страх берёт, вспоминая.
– Скоро пройдём устье Упы, и тогда можно считать, что мы дома, – важно напомнил Герасим, внимательно оглядывал реку, стараясь не наскочить на мель или брод, где легко засесть надолго.
К полудню прошли эту самую Упу, и гребцы проводили её возгласами радости. Гребли лениво, больше полагаясь на парус, который продолжал исправно трудиться даже в таком узком месте, как близость истоков Дона.
– К вечеру будем на месте? – спросил Егор, сменяя Герасима.
– Не, парень. Не успеем. Идём слишком тихо, а река извилиста, надо быть внимательным и знать проходы.
– А я не знаю, Герасим, – обеспокоился Егор.
– Ничего, я тебе дам знающего мужика. С ним и доведёте до привала. Последнего перед Тулой. Эх! Банька по мне тоскует с жинкой! Завтра закатим гульбу. Приходи, рад буду. Мой дом недалеко от церкви. Всяк тебе укажет.
– Дак ведь я с девкой, – усомнился Егор. – Куда её-то деть?
– С девкой нельзя, – согласился Герасим. – Ну как знаешь. Если что, жду.
Поздно вечером расположились на берегу. Комарьё тут же набросилось на людей, лишь дымные костры чуть отогнали проклятую нечисть. Верстах в четырёх прошли первую деревеньку в десяток изб с огородами и хилыми пашнями. Обошли ещё до рассвета. Роса была обильной, и дождя не предвиделось. Закончили нехитрый, скорей скудный завтрак и тронулись дальше.
Не прошло часа, как на берегу появился разъезд человек в шесть. Первой мыслью была: татары; но скоро все прояснилось. То были люди тульского воеводы. Дозор осматривал местность, сторожась татар.
– Э-ге-гей! Купец! – донеслось до ладьи. – Не Никитич ли вертается домой?
– Он самый! – ответил самый горластый, а купец вышел на нос и тоже прокричал в ответ вопрос:
– Что нового в Туле, служивый? Матвей Стогин пришёл?
– Как же, пришёл позавчера, хозяин! Да пощипали его татары! А ты как будешь?
– Бог миловал, пронесло, хоть и не без воровства. Тож татарам дань отвалил. Но и себе малость осталось. Воевода прежний?
– Прежний, хозяин! Скоро сам всё узнаешь. Ладно, прощевай, хозяин! Лёгкой дороги тебе. Осталось всего ничего!
После полудня показались деревянные частоколы острога и десятка два изб вокруг. Крохотная пристань тут же заполнилась людом, что желал поглазеть на купца, который проделал такой длинный путь и вернулся целым. А Герасим указал рукой на пристань и проговорил взволнованно:
– Вон стоит семья хозяина. Жена и четверо детишек. А моих-то не видно. С чего бы так?