Меня обдает холодом, а затем подбрасывает вверх и окунает в кипяток мыслей.
Чтобы не сорваться и не заорать иду к камину: нужно занять руки, и воображение не будет мучить. Но легко сказать, чем сделать.
Камин подготовлен, дрова сложены стопочкой внутри, рядом еще связка, спички и листы бумаги. Будто дед знал, что Вера вернется домой в холодину, и ей нужно будет согреться.
И я падаю на колени возле вспыхнувшего огня и рычу в кулак.
Глава 55. Звезда
Снег не прекращается. Летит-летит-летит… Но безумный холод, что вживился под кожу, вдруг отступает, будто тело отделилось от души и парит над землей, которую до самого горизонта ласково укрыл пушистый ковер.
Впереди бежит девочка. Кудрявая, золотистоволосая. Звонкоголосая. Я вижу ее крошечную спинку, распахнутые, будто крылья, руки, розовое пальтишко и старенькие потертые сапожки из замши.
– Мама, смотли, как класиво-о-о! – радуется ребенок.
– Стой! Нужно переобуться, егоза! Ноги промочишь! – глубокий голос, вклиниваясь в звонкий веселый смех, заставляет отвлечься от малышки.
Игорь стоит за спиной в темном строгом пальто, на шее уложен алый шарф. Он стал крупнее, старше, мужественный подбородок выбрит и на правой щеке белеет небольшая черточка шрама. Небольшая, но довольно глубокая. Заметная.
Мужчина подмигивает мне, подобравшись совсем близко, наклоняется к губам, целует, смело толкнув язык внутрь, а затем шепчет:
– Наше солнышко обожает первый снег, ты же знаешь. Я не удержал ее в доме. Сейчас поймаю, ты только не волнуйся, булавка, – от его губ пахнет малиной и сметаной.
Я тянусь его обнять, а он исчезает, растворяется в снежной кутерьме, выскальзывает из рук, как дымка или иллюзия, а вместе с ним и маленькая девочка.
Бегу следом, ныряю в бурю и колючий холод. Зову их, своих любимых, но впереди и вокруг только молочная мерцающая тишь. И снег. И лед. И неистовый ветер.
Иглы пронзают грудь, и я с кашлем выныриваю из сна.
На губах застывает крик:
– Игорь… – а получается только булькающий сип. Грудь горит, будто под ребра наложили камней, а голова, кажется, сломает шею своей тяжестью.
Сильные руки нажимают на плечи, заставляя лечь и откинуться на влажную подушку. Кто-то укрывает, кутает, вытирает лоб прохладной тканью. Долго не могу сфокусировать взгляд и, когда получается, вижу перед собой молодого парня с задорно торчащей темно-каштановой челкой.
– Слава Богу, ты пришла в себя, – говорит он голосом Вульфа. Я моргаю и всматриваюсь, отчего глаза наливаются болезненными слезами.
– Игорь? – шепчу и пытаюсь привстать, но меня снова толкают назад.
– Лежать, девчонка-Рэмбо. Не узнала меня без грима? То есть, без бороды… – он смеется, отчего маленькая ямочка вспыхивает на правой щеке, и, наклонившись, целует взмокший висок. Вдыхает глубоко и шепчет: – Как же я волновался.
– Ты такой юный, – ослаблено отвечаю и прикрываю глаза.
– Кто бы говорил, старушка, что приписала себе два лишних годочка в документах, – в его голосе все еще звенит беспокойство.
– Я надеялась, что меня так будут меньше искать.
– А полиция для чего? Не могла заявление написать?
Я приоткрываю пудовые веки и не могу ответить. Тяжко очень вспоминать и думать, как было бы лучше, грудь давит и рвет кашлем.
– Да, против Егорова не попрешь, – яростно отжимая ткань в миске, Игорь прикладывает мне на лоб новую примочку и шепчет: – Выздоравливай, моя звездочка. Сейчас будем есть.
«Моя звездочка…» – вторит в голове голос деда, а я запинаюсь словами, задыхаюсь слезами и отворачиваюсь.
– Дело не в Марьяне. Я просто не хотела, – говорю в спинку дивана, что пахнет знакомым домом. – Это унизительно...
Тяжелый вздох Игоря улетает в сторону. Он молчит. Ждет. Но я не буду развивать эту тему, мне неприятно до горькоты на языке. Пусть считает, что эта тема «табу», потому что я никогда не стану откровенничать о прошлом. Я не могу. Никогда не смогу.
В камине уютно потрескивают дрова, на плите в кухне что-то шкварчит и жарится, на подоконнике закипает электрический чайник.
– Кстати, соседи помогли свет включить, – рассказывает Игорь, по-хозяйски перемещаясь по гостиной, идет в кухню. Я вижу через проход, как он отставляет сковородку на подставку из пробки, заливает кипятком наши с дедом любимые чашки. – Мировые тут люди, – говорит Вульф немного громче. – Понимаю, почему ты такая, – он оглядывается через плечо, пронзает взглядом расстояние и почти гладит теплыми глазами, отчего по телу рассыпается приятная дрожь, и добавляет: – Сильная и добрая. К сожалению, аспирин я не нашел, температуру тебе сбить нечем. Они что тут не болеют?
– Никогда, – я все-таки приподнимаюсь, потому что лопну, если не встану. – Говорят, вода здесь целебная, – со стоном опускаю ноги с дивана.
– Ты куда собралась? – отбросив в сторону лопатку, что с грохотом падает на стол, Игорь подлетает ко мне.
– Мне нужно, – говорю смущенно и принимаю его сухую мозолистую руку. Уже успел натрудить, пока я спала. В деревне, если не работать, можно погибнуть.
– На улицу не пущу, – упирается волчонок. – А на завтра я договорился... – задумывается на миг, – сосед Боря, кажется, так его зовут, за хорошую плату поставит нам унитаз и ванну.
– Не нужно тратиться, Игорь. Я привыкла так.
– Будешь спорить с мужем, грызну за бочок, когда будешь спать.
Мы выходим в коридор, и я спотыкаюсь на ровном месте. Не то от слабости, не то от услышанного.
– Что?!
– Выходи за меня, Вероника? Я люблю тебя. Хочу детей. Хочу быть с тобой.
Едва не кроша зубы от накатившей боли, прячу взгляд и ухожу от темы. Хотя голос все равно предает меня, ломается хрипотцой:
– Ты быстро освоился, как для городского, – показываю на гору дров, что аккуратными стопками уложены в углу веранды.
– Решила отморозиться? Ловко ты свинтила с темы, – хмурится Игорь. И только сейчас замечаю на его щеке тонкую полоску шрама. Густая борода хорошо скрывала недостаток, а теперь все, как на ладони. Наверное, я видела этот шрам у Игоря раньше, когда была у Грозы на записи. Иначе, как объяснить мой сон?
– Откуда у тебя это? – провожу пальцами по линии. Она идеально-ровная, тонкая, но порез был глубокий.
– Ты же в туалет хотела? – Игорь хитро щурится, намекая, что не будет отвечать, пока я не отреагирую на его предложение.
– Я подумаю, – откашливаюсь и взглядом прошу подать мне куртку.
– Это была не шутка, – говорит серьезно Гроза. – На улицу ты не пойдешь, – он приоткрывает дверь в кладовку, показывая мне небольшое ведерко. Улыбается и кивает. – И не смей перечить, иначе я тебя свяжу и сам туда усажу.
– Иди уже, – усмехаюсь, – тиран лохматый, а то мне скоро и ведро не понадобится.
– Жду тебя к столу, Ве-ра, будем ужинать.
Пока я спала, Игорь переодел меня в трикотажную ночнушку. Даже не удивляюсь – в этом весь Вульф. Всегда делает то, что считает нужным. Но от его заботы так тепло и приятно. По всему телу растекаются волны радости и счастья. Вдруг мы сможем выпутаться? Ведь я хочу быть с ним и тоже мечтаю о семье. Но нельзя верить в иллюзии, как в сны, которые никогда не станут явью. Не будет у нас детей, не может быть, а Игорь вряд ли это примет, ведь горит этой мечтой, не просто так много раз повторяет.
Я должна ему признаться, что бесплодна. Хотя бы у него будет повод меня отпустить, а мне его не держать.
Возвращаюсь в гостиную, едва переставляя ватные ноги, прохожу в кухню и приваливаюсь плечом к косяку.
Но мне уже намного легче, даже получается притворно улыбаться. Или не притворно? Игорь серьезно надел мой любимый фартук на голый торс? Тату волка смотрит на меня с широкой спины, будто мужчина следит за мной этим подбитым, вернее, проколотым, глазом. Я спросонья и не заметила, какой он милый в этом домашнем уюте.
– Снял футболку, – отвечает Гроза на мой взгляд. – Цепляет рану, и мне от зуда хочется разодрать кожу.
Киваю и понимаю, что пока не готова ему сказать о моей ущербности. Я просто эгоистично хочу подержать его около себя подольше. Хотя, если выпадет снег, Игорь и так никуда от меня не денется. Из Васильковки нет выезда зимой, да и въезда тоже.
– Воду я набрал, – показывает Игорь на кран. – В бак тэн подключил. Там перегорела проводка, пришлось повозиться, но уже работает, – он подает мне снова руку, а мне кажется, что я все еще сплю.
Эта домашняя возня, картофельный печеный запах, что волнует мой пустой желудок, аромат чая с малиной, пирожки на блюде (наверное, соседка угостила, любит она выпечку) и сметана в пиалке – будто сладкий сон. Не хватает только маленького Солнышка в старых сапожках.
Да, мечтать, как говорится, не вредно...
Глава 56. Вульф
– Представляешь, на улице снег пошел: лапатый, липкий и частый, – рассказываю, попивая чай и наблюдая за Верой. Она разрумянилась, держится молодцом, хотя время от времени сильно кашляет в кулак. Только бы не воспаление. Готов молиться, потому что селяне предупредили, что во время непогоды выезда из деревни нет, а антибиотики вряд ли я тут найду. Здесь осталось-то с десяток жилых домов, остальные люди разъехались по городам.
– Обычное дело в ноябре, – отвечает булавка. – Здесь всегда так, зима начинается раньше, чем в центре, – Вера потуже завязывает байковый халат, что подчеркивает цвет ее глаз голубизной, и поправляет несуществующую прядь волос.
– Глу-хо-мань, – отгрызаю кусок хлеба. Соседка, мама Бори, испекла. Как услышала, что внучка деда Гриши вернулась, так затарила мне полную корзину продуктов: молоко, сыр, каши, варенье. А позже еще ведро с овощами принесла и тушку курицы. Я пытался деньги дать – отказалась. Говорит, Никин дед когда-то спас ее сына – это просто благодарность.
– Еще скажи, что тебе не нравится, – говорит Вера серьезно, а глаза улыбаются. Сербает чай потихоньку и поглядывает на меня из-под густых ресниц. Любуюсь ее румянцем: расслабилась, шутит. Это так согревает мою душу, что я поддерживаю игру: