– Восхитительно! Спойте еще, мадемуазель! Вы знаете «Радость любви»?
Теперь она взглянула на него. Перед нею опирался на камин мужчина ниже среднего роста, довольно дородный, но не толстый. На нем был черный фрак, черный же галстук и белые кашемировые панталоны, на которых она с удивлением заметила черные штрихи и чернильные пятна. В том, что это чернила, не было сомнений, так как ясно различались следы пера. Наряд завершали короткие английские сапоги с серебряными шпорами. Руки и ноги у г-на Дени были небольшие и изящные, а лицо просто очаровало Марианну. Она никогда не видела подобного! Цвета светлой слоновой кости, оно поражало классической красотой римской статуи. Короткие волосы, черные и гладкие, спадали прядями на лоб, оттеняя глубоко сидевшие серо-голубые глаза. Пронизывающий взгляд трудно было выдержать. В руках г-н Дени держал отделанную золотом черепаховую табакерку, которая служила ему главным образом для того, чтобы ее содержимым обсыпать свою одежду и все вокруг.
– Почему же вы молчите? – спросил он.
Сообразив, что она слишком нескромно рассматривает его, Марианна сильно покраснела и поспешила отвести глаза.
– Действительно, я знаю этот романс.
Она начала знаменитую мелодию с неподвластным ей волнением. Не в силах понять, что происходит в потаенных глубинах ее существа, она слилась с музыкой с такой страстью и силой, на которые не считала себя способной. Отдавшись пению, она осмелилась снова посмотреть на г-на Дени. Никогда ни один мужчина не привлекал ее так, как этот, и, неспособная скрыть те ощущения, которые ее подвижное лицо чистосердечно выдавало, она не отрывала взгляд от глаз незнакомца, словно только ему одному адресуя слова любви из романса:
…Пока бежит вода в ручье среди лугов,
Тебя любить я буду…
Но по мере того, как любовная жалоба слетала с уст Марианны, на ее глазах г-н Дени изменил свою небрежную позу, нетерпеливым жестом отбросил в сторону табакерку и стал незаметно приближаться к ней. Он больше не отрывал от нее глаз. Он напряженно смотрел на нее, он смотрел так, как никогда и никакой мужчина не смел и не умел на нее смотреть, и девушке показалось: если этот взгляд внезапно прервется, в тот же миг остановится и ее жизнь. Глаза ее налились слезами. Сердце билось с такой силой, что, казалось, вот-вот разорвется. Она чувствовала одновременно и счастье, и испуг, и беспокойство, но знала твердо, что ради этого взгляда готова петь всю ночь напролет.
Когда растаяла последняя нота, Марианна и г-н Дени оказались лицом к лицу. Не спуская с нее глаз, он щелкнул пальцами:
– Уйдите, Дюрок! И вы тоже, Хассани!
Оба мгновенно исчезли, а Марианна и не подумала протестовать. Это нормально, вполне в порядке вещей! Им необходимо было остаться наедине, вдвоем! За несколько минут незнакомец со смешным именем приобрел для нее большее значение, чем весь мир, и Марианна тщетно пыталась найти название потрясшему ее первобытному, дикому и требовательному чувству. Это было так, словно она только сейчас начала жить… И она больше не хотела знать, кто этот человек, действительно ли его зовут Дени, дворянин он или безродный. Нет! Он здесь, и все хорошо. Ни в чем другом она не нуждалась. Прислонившись к клавесину и опираясь о него похолодевшими руками, едва переводя дыхание, она смотрела, как он подходил все ближе и ближе… Он улыбался ей, и она чувствовала, как тает ее сердце под очарованием этой улыбки.
– Когда я был ребенком, – сказал он доверительным тоном, – я часто спрашивал себя, что же услышал привязанный к мачте своего корабля Улисс, в то время как у его спутников уши были залеплены воском. Он умолял развязать его, чтобы броситься в море и плыть на голос сирены. Теперь я знаю, что он испытал!
Сирена! Язон Бофор также сравнивал ее с сиреной. Что он сказал? Марианна не могла точно вспомнить. Впрочем, какое ей дело до какого-то Бофора? И существовал ли он вообще? Жила ли она сама до этой минуты или только теперь начинает жить? Несмотря на французское имя, г-н Дени должен быть итальянцем. У него легкий акцент, позволяющий думать об Италии. Снова мелькнула мысль, что он конспиратор, но Марианна отогнала ее. Он может быть тем, кем захочет. Она уже твердо знала, что он занял в ее жизни главное место. Бесконечная пустота, заставлявшая ее всерьез думать о предложении Бофора, больше не существовала.
С величайшей нежностью г-н Дени взял руки Марианны в свои.
Он удивился, найдя их такими холодными.
– Вы замерзли! Идемте к огню.
Он усадил ее на кушетку, устроился рядом и придвинул столик с едой.
– Вы съедите что-нибудь?
– Нет, благодарю, я не голодна!
– Не говорите мне, что не хотите есть. В вашем возрасте всегда хочется есть! Я поем с удовольствием. Попробуйте этот паштет из дроздов и запейте глотком шамбертена. Шамбертен – это король вин. Я никогда не пью другого. Нет? Смешно! Должно быть, вы предпочитаете шампанское. Тогда немного шампанского.
– Я… я никогда не пила его! – начала обеспокоенно Марианна, глядя, как наполняется золотистым пенистым вином хрустальный бокал.
– Тогда это самый подходящий случай, чтобы попробовать. Сейчас или никогда! – весело сказал г-н Дени. – Вы полюбите его! Нет в мире женщины, которая не любила бы шампанское! Оно заставляет блестеть глаза… хотя, – добавил он, немного наклонившись к девушке, – ваши действительно не нуждаются в подобном средстве! Я видел много гораздо менее прекрасных изумрудов!
Говоря это, он ухаживал за нею с ловкостью и вниманием влюбленного. С некоторой боязнью Марианна окунула губы в вино, затем улыбнулась. Оно оказалось освежающим, искрящимся, ароматным, словом, восхитительным! Хозяин улыбнулся, искоса посматривая на нее.
– Ну и как?
– Потрясающе! Можно еще немного?
– Разумеется!
Он исполнил ее просьбу, затем с увлечением принялся есть. Марианна невольно последовала его примеру. В комнате сразу стало тепло и уютно. Снаружи не доносилось ни звука. Снег укрыл все. Они были одни здесь, в самом сердце зачарованного царства, внутри гигантской теплой раковины, затерянной в безграничности окаменевшего леса. Никогда Марианна не чувствовала себя такой счастливой. Она выпила вино, улыбаясь г-ну Дени. Как он любезен и весел! У нее мелькнула мысль, что он слишком весел для вдовца. Но, может быть, он не так уж любил свою жену, как думают?.. Или музыка так преобразила его? Или же… О! Какое все это имеет значение! Шампанское пробудило в Марианне оптимизм. Она не ощущала больше ни усталости, ни страха. Шальные мысли кружились в голове. Захотелось беспричинно смеяться, петь… и даже танцевать!
– Еще немного шампанского? – предложил г-н Дени, с полуулыбкой разглядывавший ее.
– Охотно! Я… я никогда не думала, что это так приятно!
Он позволил ей выпить половину бокала, затем нежно остановил и вплотную придвинулся к ней.
– Пока довольно пить! Скажи мне твое имя.
Внезапное обращение на «ты» ее ничуть не шокировало. Она даже нашла это вполне естественным. Ведь они стали теперь такими близкими друзьями!
– Марианна! Меня зовут Марианна Ма…
– Нет… Я хочу знать только твое имя… Остальное я узнаю позже, если захочу… У сна не может быть ничего, кроме имени, а мне уже давно ничто подобное не снилось… Ты прекрасна, Марианна!.. Твой голос околдовал меня, а красота привела в восхищение.
– Это правда? – радостно спросила она. – Я нравлюсь вам до такой степени… Тогда скажите мне и ваше имя. Господин Дени – это же ужасно!
– Я знаю! Зови меня Шарль! Тебе нравится имя Шарль?
– Мне все равно. Я его полюблю, ибо это ваше имя.
Он взял ее руку и стал покрывать поцелуями, незаметно поднимаясь от запястья к локтю и дальше к округлости плеча, освобожденного им от короткого рукава. Под его лаской по телу Марианны пробежал озноб, и она закрыла глаза, охваченная неописуемым счастьем. Ни за что в мире она не прервала бы его: с того момента, как она его увидела, у нее появилась непроизвольная уверенность в том, что это произойдет. Шампанское добавило в ее кровь достаточно пыла, чтобы погасить отвращение, которое она испытывала к мужчинам после злополучного опыта с Жаном Ледрю! К тому же и Шарль не был реально существующим мужчиной, это просто сон. И у нее не было никакого желания проснуться, а хотелось только слушать, как пробуждаются в ее теле новые ощущения, требовавшие больше, чем поцелуи…
Когда его рука скользнула по ее талии и осторожно опрокинула Марианну на подушки шезлонга, она испустила глубокий вздох и открыла глаза, чтобы увидеть прильнувшее к ней лицо Шарля, но тут же закрыла, едва их губы соприкоснулись. Его поцелуи были легкие, как дуновение ветерка, однако в крови Марианны они постепенно раздували настоящий пожар. Сердце ее готово было выскочить из груди, она задыхалась в объятиях Шарля, ожидая другие поцелуи, другие ласки.
Не отрывая губ от ее рта, он прошептал:
– Ты хочешь принадлежать мне… скажи? Хочешь?
Она ответила движением век и, обвив его шею руками, с силой прижала к себе.
– Здесь слишком светло, – шепнула она.
– Пойдем!
Он полуподнял ее и увлек к двери, за которой оказалась небольшая комната, вся в голубом. Она благоухала жасмином, а белизна открытой постели едва угадывалась в этом приюте любви, освещенном только огнем камина.
При виде кровати Марианна инстинктивно попятилась, но Шарль закрыл ей рот таким горячим поцелуем, что она чуть не потеряла сознание. Затем он повел ее к камину, опустился на низкий пуфик и посадил ее, как ребенка, себе на колени. Расстегивая великолепное розовое платье, он бормотал по-итальянски восхитительные, нежные слова любви и покрывал поцелуями ее плечи, шею, грудь, по мере того как они освобождались от кружев рубашки. Его ласки становились все смелей, но были так нежны, что Марианна вскоре забыла всякую стыдливость ради удовольствия слышать комплименты ее прелестям.
Наконец он отнес ее, нагую и трепещущую, в постель, где оставил среди надушенных покрывал, чтобы несколько минут спустя присоединиться к ней.