Анатолия Эммануиловича, к счастью, тоже не оказалось дома. Я немного тревожилась, что он полюбопытствует, что привело меня к его жене в неурочное время, но надо знать моего шефа и его супругу. Это удивительно тактичные люди, которые ни за что не станут без спроса совать нос в чужую жизнь, но помогут тогда, когда это действительно нужно.
– Толя поехал на Преображенский рынок. Ты же знаешь, деточка, что там самые лучшие фермерские продукты в Москве. Я велела ему купить и на твою долю тоже. Порадуешь своих вкусненьким сегодня.
– Ну, что вы, Тамара Тимофеевна, мне и так неудобно, что я отвлекаю вас от домашних дел, да еще в выходной, – конфузливо пробормотала я, снимая ботинки и натягивая домашние тапочки, очень милые и уютные.
– Ни от чего ты меня не отвлекаешь, я всегда тебе рада, проходи на кухню.
Почему-то я думала, что Тамара Тимофеевна примет меня в кабинете, в котором иногда работала с клиентами, и мне стало легче, что я пришла не на профессиональную консультацию, а на разговор по душам, которые всегда ведут именно на кухне.
Усевшись за стол у окна и получив в руки чашку ароматного чаю, к которому прилагались булочки с корицей, которые Плевакина успела испечь с утра, я начала рассказывать о своих подозрениях и чувстве стыда, которое их сопровождает. Не было у меня повода не доверять Миронову. Ни малейшего.
Тамара Тимофеевна уселась напротив и внимательно слушала, грея руки о свою чашку с чаем.
– Девочка моя, ревность – это чувство, которое, так или иначе, возникает при недостатке внимания, любви, симпатии от любимого и очень уважаемого человека. Конечно, этот недостаток – вещь крайне субъективная, но ты не виновата в том, что начала чувствовать себя обделенной. Это развитая эмоция с уникальным мотивационным состоянием, которое направлено лишь на то, чтобы не дать кому-то другому узурпировать отношения, которые тебе важны. При этом угроза их потери может быть реальная или мнимая. Это значения не имеет. Так что стыдиться тебе совершенно нечего.
– Я не знаю, откуда это взялось, – призналась я. – Еще совсем недавно я была морально готова одна воспитывать ребенка. Я выставила Виталия из своей жизни, когда решила, что он меня предал, а теперь мне страшно даже думать о чем-то подобном. Такое чувство, что я утратила свою независимость, растворилась в нем, стала его частью. И это же очень плохо, потому что человек должен быть самодостаточным. Только тогда он интересен партнеру как личность.
– Лена, Лена. Ревность является феноменом очень сложной психологической природы. Никто не знает, откуда она берется, в какой момент вспыхнет и что явится триггером. Это одно из самых трудных и неприятных человеческих переживаний. И если она возникла, то пытаться ее подавить бессмысленно.
– И что мне делать? Я не могу опуститься до того, чтобы шпионить за близким мне человеком. Я не та женщина, которая будет обнюхивать его после возвращения из командировки, чтобы учуять запах духов, взламывать переписку в телефоне или проверять карманы. Но и бездействовать в ожидании того, что он открыто заявит мне, что полюбил другую, я не могу.
– Лена, для начала просто прими и изучи свои мысли. Вот каждый раз, когда тебе в голову приходит думка о том, что Виталий тебе изменяет, просто выдохни и обрати внимание, отражает ли она то, что есть на самом деле. Прими свои эмоции, позволь им быть. Ты имеешь на них право. Понимаешь?
Признаться, я не совсем понимала, что Плевакина хочет мне сказать.
– Неопределенность – часть любых отношений. Она всегда будет между вами. Ты не можешь знать наверняка, будет ли Виталий любить тебя всегда. Останется ли он с тобой или уйдет.
– Я это прекрасно понимаю. Более того, я всегда полагалась только на себя. Мы не пропадем, если я останусь одна. Ни я, ни Мишка.
– Лена, ревность, как правило, подпитывается нереальными убеждениями. Твои подозрения, которые ее вызывают, скорее всего, не имеют никакого отношении к реальности. Если тебе что-то кажется странным, то просто спроси Миронова об этом.
– Как спросить?
– Словами. Через рот. – Плевакина рассмеялась. Смех у нее был звонкий, как будто в глубине души она так и осталась молодой задорной девчонкой. – Тебя беспокоят поездки Виталия в Калининград. Так спроси у него, зачем он так часто туда ездит. Ты же ни разу этого не сделала.
– Но это как-то неудобно. Как будто я ему не доверяю.
– Так ты ему и не доверяешь. – Плевакина снова рассмеялась. – И тебе не кажется, что твою тактичность он может воспринимать как холодность и безразличие. Лена, сколько вы знакомы, он все время тебя добивается и доказывает, что тебя достоин. Тебе не приходило в голову, что ревность и неуверенность должен испытывать он, а не ты?
Нет, мне такое в голову не приходило. Успешный и достаточно циничный бизнесмен Миронов не мог испытывать чувство неуверенности в себе. Оно ему было совершенно несвойственно. Впрочем, совет поговорить с Виталием показался мне разумным. В конце концов, чем я рискую? Тем, что отец моего ребенка признается мне, что у него есть другая? В Калининграде. Так лучше знать точно, чем сомневаться и терзаться подозрениями. Да, мучиться я точно не готова. Эти подозрения и так отравили мне уже два месяца жизни. Портить ее дальше я им не дам.
Допив чай и дождавшись возвращения Анатолия Эммануиловича, я провела в компании с Плевакиными еще примерно с полчаса, ведя ни к чему не обязывающую светскую беседу. С собой мне выдали кошелку с парным мясом, фермерским творогом и сметаной, но денег, разумеется, не взяли. Благодарная и смущенная таким хорошим отношением, я вернулась домой.
Миронов и Мишка уже были там. У Мишки от обилия впечатлений, которыми он всегда наполнялся в детском центре «по самую маковку», уже слипались глазенки, так что я быстро покормила его обедом и уложила на дневной сон. Вернулась на кухню, где Миронов накрывал стол к нашему с ним обеду.
Глядя, как он снует между плитой, холодильником и столом, я почувствовала подступающий к горлу ком. Как я буду жить, если снова останусь одна? Да, я справлялась со своей жизнью самостоятельно с совсем юного возраста, когда осталась с грудной Сашкой на руках, да еще и с Наткой, тоже требовавшей моего внимания. Я была готова повторить этот путь спустя двадцать лет, когда забеременела Мишкой. Но за последний год я так расслабилась из-за того, что наконец-то могу опереться на надежное мужское плечо, что лишиться его казалось смерти подобным.
– Ты чего? – спросил меня Миронов, поставив на стол плетенку с хлебом, и внимательно посмотрел мне в лицо. – Что случилось, Лена? Тебя что-то беспокоит? И уже давно. Я же вижу.
Ну, да. Этот мужчина всегда был внимателен ко мне и моим чувствам.
– Виталий, зачем ты летаешь в Калининград? – бухнула я, чувствуя себя так, словно прыгнула в пропасть.
Он смутился, как школьник, застигнутый на месте провинности. Даже покраснел, чего никогда не бывало. Неужели мои подозрения не беспочвенны?
– Калининград? Почему ты спрашиваешь именно про эти поездки? Я много куда летаю.
– Виталий!
Видимо, в моем голосе отразилась вся гамма испытываемых мною чувств, потому что он снова взял меня за плечи и посмотрел в глаза.
– Тебя так сильно это беспокоит? Погоди. Лена, ты думаешь, что я летаю в Калининград, потому что у меня там кто-то есть?
Он вдруг рассмеялся от облегчения. Я ничего не понимала.
– А у тебя там никого и ничего нет?
– Что-то есть. – Он шумно выдохнул, словно с его плеч упала какая-то тяжелая ноша. – Лена, да я даже подумать не мог, что ты в состоянии меня ревновать. Мне всегда казалось, что тебе совершенно все равно, есть я рядом или нет. Улетел, прилетел, проходи, садись. А нет, так и одной хорошо.
– Мне нехорошо одной, – призналась я. – И да, я тебя ревную, хотя это и глупо.
Голос мой упал.
– И вовсе не глупо. То есть я хочу сказать, что меня очень радует твоя ревность, хотя для нее и нет никаких оснований. Лена, Лена. Я просто счастлив. Оказывается, я тебе небезразличен.
Что же это получается? Тамара Тимофеевна была права, когда сказала, что мою тактичность он может воспринимать как холодность и равнодушие? Впрочем, сейчас это было совсем неважно.
– Зачем ты летаешь в Калининград? – требовательно повторила я.
– Затем, что я готовлю там большое торжество по поводу нашей с тобой свадьбы.
– Что?!
– Лена, я хотел сделать тебе предложение в Калининграде, когда мы с тобой тогда отправились туда отмечать Новый год. Мне хотелось сделать это в старинном замке под шум волн. Но не получилось. Мы тогда вынуждены были срочно вернуться, потому что Натка попала в передрягу в Африке, а потом было так много всего, и хорошего, и плохого, что вернуться туда все не получалось. Ты даже сына успела мне родить за это время, а я так и не собрался. И вот решил сделать все по высшему разряду. Хотел пригласить тебя в романтическую поездку, сделать предложение, а потом сразу сыграть свадьбу. Все в том же замке. И чтобы все твои родные и друзья приехали. Это же логистически непросто – собрать всех в одном месте, да еще так, чтобы никто ни о чем не догадался. Вот я и летал туда, чтобы все организовать по высшему разряду.
Предложение? Свадьба? То есть все то время, что я переживала из-за того, что этот мужчина не делает мне предложения, он готовил свадебное торжество? В обстановке полной секретности? Нет, он никогда не перестанет меня удивлять.
– Виталий, – простонала я. – Я же чуть с ума не сошла. А ты все это время готовил мне сюрприз? Предложение на берегу моря.
– Ну да.
Я залилась слезами. Это были слезы счастья и облегчения одновременно. Миронов тут же обнял меня, начал вытирать мои слезы и что-то бессвязно шептать, успокаивая, как ребенка, который упал и больно ушиб коленку. Затем он отстранился на мгновение, испытующе уставился мне в лицо:
– Погоди, я так и не понял. Ты согласна?
– На что? – Я улыбнулась ему сквозь слезы.
– На то, чтобы стать моей женой.