– Да пока не за что.
Пока поправляли разрушенную всплеском эмоций работу, Натка напряженно думала. В ее голове мелькали картинки, как стеклышки в калейдоскопе. В цветных мечтах она видела Настю, стоящую под софитами на съемочной площадке и по команде «начали» виртуозно исполняющую сложную сцену. Потом кадр менялся, и ее девочка выходила на сцену под громкие овации, чтобы получить статуэтку, сильно смахивающую на «Оскара», после того, как открывший белый конверт ведущий торжественно объявлял ее имя. Настя Таганцева.
Так. Стоп. Осколки цветных стеклышек в ее голове с шумом ссыпались вниз. Сочетание слов «Настя Таганцева» звучало совершенно негармонично и не годилось для объявления со сцены или для заголовков газет. Как-то слишком буднично получалось. Слишком простенько. Да. Точно. Насте нужен псевдоним, причем срочно, пока она не попала в базы актеров разных киностудий.
С первого же кастинга ее должны знать не как Настю Таганцеву, а как девочку со звучным и легко запоминающимся именем, под которым она и войдет в историю мирового кинематографа.
Натка судорожно дернулась, чтобы немедленно влезть в интернет и освежить свои знания о псевдонимах звезд.
– Подруга, ты чего? Мы так никогда не закончим! – всполошилась Варвара.
– Я осторожненько. Одной рукой. Левой. Ты же ее уже доделала.
Натка ткнула наманикюренным пальцем в экран, выводя данные по… кого бы вбить… Вот. Пусть будет Мэрилин Монро. Она, как известно, на самом деле была Норма Джин Бейкер. Точнее, при рождении голливудскую звезду и вовсе звали Норма Джин Мортенсон, первую смену своего имени она претерпела при крещении. Когда еще ничто не намекало на то, что она станет одной из самых узнаваемых и значимых фигур американского кинематографа. К моменту смерти актрисы фильмы с ее участием собрали двести миллионов долларов, что в переводе на сегодняшние цены составило бы два миллиарда. Впрочем, про смерть не будем. И вообще жизнь Мэрилин – плохой пример для подражания. Такой судьбы Настене не хотела Наталья Кузнецова.
Впрочем, некоторое сходство с Настей у кинозвезды было. За годы детства она сменила более двадцати приемных семей и приютов. Что ж, у Насти Таганцевой за плечами был один детский дом, одна больница и одна приемная семья. Семья Таганцевых. И другой не будет. Натка спешно закрыла страницу с биографией Монро, чтобы не накликать беду.
Надо взять другой пример. Например, Эдит Пиаф. Та, правда, была не актрисой, а певицей, но это тоже творческая профессия. Услужливый интернет тут же подсказал, что на самом деле знаменитого французского «воробушка» звали Эдит Джованна Гасьон. И ее жизненный путь тоже не был устлан розами. Родители отдали ребенка на воспитание бабушке, а та поселила ее в публичном доме, который содержала. Нет, тоже плохой пример. Да и все ее незадавшиеся романы… И гибель возлюбленного, от которой Пиаф так и не оправилась. Нет, надо поискать кого-то еще.
Габриэль Бонер Шанель, которую все звали просто Коко. Нет, звучит как кошачья кличка. Для Насти нужно придумать что-то более звучное. Так-так-так. Костя как-то рассказывал, что его далекие предки происходили из известного дворянского рода. Какой-то там его прапращур Николай Степанович был известным русским юристом и криминалистом, и именно этим обстоятельством Костя объяснял свой выбор пойти работать в полицию.
Этот самый Николай Степанович женился дважды, и супруги его были сестрами, носящими фамилию Кадьян. Так может быть, такой псевдоним и взять? Настя Кадьян. Нет, не звучит. Похоже на кадку, в которой растет фикус. Как тогда? Костя говорил, что у Таганцевых был свой родовой герб – в лазоревом щите серебряная открытая книга, над которой золотая звезда на шесть лучей.
Звезда. Стелла. Да. Может быть красиво. Стелла Бук. Или нет. Лучше Стэйси Лазур. Хотя иностранные имена сейчас не в моде. Надо что-то более русское, подходящее белокурому ангелочку с голубыми глазами. Настя Таганка. Тьфу ты, похоже на Настю Цыганку. Какие еще могут быть ассоциации? В памяти услужливо всплыла героиня эротического романа «Пятьдесят оттенков серого», которую звали Анастейша Стил. Тьфу, чего только в голову не придет. Надо думать отдельно над именем и отдельно над фамилией.
Анастасия. Настя. Стася. Так. Последнее уже нравится. А что, если дочка станет Стасей Асти? Этот вопрос Натка задала вслух.
– Она же не шампанское, – отреагировала Варвара. – И не мартини.
– Тоже верно. Ладно, будем думать еще.
Варвара нанесла последний слой закрепителя, выключила лампу и откинулась на спинку стула, потирая уставшую спину.
– Все. На сегодня наведение красоты закончено. Чаю нальешь?
– Да. Я и пирожные купила, – откликнулась Натка. – И Настю позовем, она их тоже очень любит.
– А Константин с нами будет чай пить?
Натка знала, что Варя спрашивает из-за пиетета перед Таганцевым, которого очень зауважала с тех пор, как он наставил ее на путь истинный, не дал замарать душу, идя на поводу у негодяев, решивших разорить Миронова. Ревновать мужа к Варваре она не собиралась. Варя даже звала его не Костей, а Константином.
Натке нравилась полная форма имени ее мужа. Оно было звонкое, как капель, бьющая с крыши о подоконник. КоН-стаН-тиН. И в этот момент ее осенило. Ну, конечно. Сценический псевдоним Насти будет содержать отзвук красивого имени ее отца. Ася Константи. Вот как будут ее звать. Именно под этим именем Натка и начнет собирать ей портфолио.
А что? Ася – звучит нежно и романтично. Сразу вспоминается Тургенев и вся русская классика девятнадцатого века. А фамилия Константи отсылает к имени Таганцева, но в то же время если читать задом наперед, то там есть сочетание букв НАТ, что уже дает отсылку к ее собственному имени. Содержательно. Звонко. Красиво. Да. Так и сделаем.
Варвара этот предложенный вариант тоже одобрила. Еще бы нет. Идеальный же псевдоним, с какой стороны ни смотри.
– Варь, ты только Косте пока ничего не говори, – попросила Натка заговорщическим тоном. – Мне его еще нужно подготовить к мысли, что его дочь станет звездой экрана. Мужчины, сама знаешь, такие впечатлительные.
– Не скажу, – пообещала Варвара.
После чего они торжественно позвали Костю, Настю и Сеньку пить чай с пирожными. Трудный путь Насти в искусстве и первые шаги на нем больше сегодня не обсуждались.
Я давно уже заметила, что во Вселенной все взаимосвязано. Стоит произойти какому-то событию, как оно притягивает подобные случаи, которые начинают повторяться с пугающей частотой. Это совершенно ненаучно, но факт, подтвержденный моей жизнью.
Стоило мне увидеть передачу, посвященную ситуации с детским кино в стране, как тут же позвонила моя сестра Натка, втемяшившая в свою беспутную голову, что ее Настя должна сниматься. И сразу после выходных, в понедельник после планерки у нашего шефа, председателя Таганского районного суда Анатолия Эммануиловича Плевакина, я получила расписанное на меня дело по иску крупного бизнесмена Игоря Кана к неизвестному мне кинопродюсеру Юлию Клипману. Кан пытался обязать Клипмана снять фильм взамен на инвестиции в размере пятидесяти миллионов рублей.
Суть искового заявления сводилась к тому, что Игорь Кан, выступая как физическое лицо, принял решение проинвестировать съемки шестнадцатисерийного сериала «Школьный вальс». Сценарий представлял собой что-то типа саги о четырех поколениях одной семьи, время взросления которых пришлось на разные исторические эпохи. События разворачиваются вокруг школьных выпускных, которые происходят в 1941 году, накануне Великой Отечественной войны, у прабабушек и прадедушек главных героев, затем в 1965 году у их бабушек и дедушек, в 1992 году у родителей и в наши дни у собственно героев – современных подростков.
Идея показалась мне интересной, я бы с удовольствием посмотрела такой сериал. Хорошо снятый, разумеется. Однако в том-то и дело, что продюсер, получив деньги, начинать работу не спешил. Стороны подписали договор, по которому инвестор передавал продюсеру пятьдесят миллионов рублей, а тот обещал обеспечить показ сериала на телевидении. Вся полученная при этом прибыль от проката и привлечения рекламы сначала шла на возврат вложенных Каном пятидесяти миллионов, после чего инвестор получал двадцать процентов от всей остальной прибыли.
Сериал должны были закончить в прошлом году, однако на экраны он так и не вышел. В договоре был пункт о том, что в случае нарушения сроков продюсер должен возвратить инвестору деньги, а также выплатить десять процентов штрафа. На письменное требование вернуть деньги продюсер не отреагировал. Теперь Кан намеревался действовать через суд.
О Кане я краем уха слышала. Это был один из совладельцев крупного банка, известный меценат и благотворитель, имя которого периодически, но нечасто всплывало в прессе, потому что ни в каких скандалах он не был замечен. В том, что он решил профинансировать сериал для детей и юношества, позиционирующийся также для семейного просмотра, не было ничего удивительного. Как я знала из просмотренной телепередачи, киноиндустрия, ориентирующаяся на молодежную аудиторию, сейчас была на подъеме и могла принести неплохие дивиденды.
Имя Юлия Клипмана было для меня новым. Но и в этом нет ничего удивительного. Я слишком далека от того мира, где вращались кинопродюсеры и дельцы от кино.
На первый взгляд ничего сложного в иске не было. Договор, прилагаемый к исковому заявлению, мог трактоваться однозначно. Продюсер либо исполнял свои обязательства, либо возвращал деньги. Но это только на первый взгляд. Разумеется, со всеми материалами требовалось внимательно поработать, чтобы тщательно в них разобраться.
Для начала я поручила своей помощнице Анечке собрать правоприменительную практику по искам, связанным с кинопроизводством. Услышав о таком задании, Анечка даже в ладоши захлопала:
– О-о-о-о, я увижу Клипмана и смогу с ним познакомиться…
– А ты знаешь, кто это такой? – удивилась я.
– Конечно, – с энтузиазмом сообщила моя помощница. – Его все знают. Это очень известный человек. Очень. О нем все время пишут и говорят как о новом Спилберге.