– А как же твоя доля?
– Я уже получил ее, – холодно произнес он, скользнув по ее лицу глазами-льдинками.
Понимая, что де Готье сейчас уйдет и оставит ее одну с незнакомыми людьми, Александра шагнула вперед и сжала его руку.
– Поклянись, Люсьен, что ты не забудешь меня, – прошептала она, чтобы ее не услышал никто из посторонних.
Его глаза смягчились, в этом девушка была абсолютно уверена.
– Как же я могу? – проворчал Люсьен, затем немного отодвинул ее и повернулся на каблуках.
Он уже подошел к двери, когда Джеймс окликнул его. Люсьен посмотрел через плечо, не поворачиваясь.
– Ты увидишь, что в Фальстаффе произошли большие перемены. Прими их и будем жить в мире.
Де Готье на мгновение застыл на пороге, пытаясь понять тайный смысл слов Байярда, затем вышел.
Александра чувствовала, что у нее разрывается сердце. Вспомнив, что уже много раз давала себе клятву вести себя как взрослая женщина, а не как неразумный ребенок, она подавила в себе желание побежать вслед за Люсьеном. «Я его еще увижу, – убеждала себя девушка, – даже если мне придется идти к нему самой».
Один из рыцарей, шагнув вперед, встал перед Джеймсом.
– Милорд, когда он обнаружит, что от прежнего Фальстаффа осталась лишь призрачная тень он вернется.
Байярд кивнул.
– Я рассчитываю на это.
Изумленная и заинтригованная их диалогом, Александра дотронулась до руки отца.
– О чем говорит твой человек?
Джеймс повернулся лицом к девушке. Она замолчала, и он обнял ее за плечи и проговорил, не отвечая, однако, на поставленный вопрос:
– Добро пожаловать, дочь, я приветствую тебя в Корберри.
Глава 22
Лев, властелин Фальстаффа, прибыл домой. Но кто он – призрак, видение ада или же человек во плоти и крови? Проезжая мимо деревень, он молчал, не реагируя ни на испуганные возгласы, ни на робкие вопросы, только подгонял коня, идущего по направлению к замку. Душивший его гнев, готовый вырваться наружу, чувствовался на расстоянии, от него исходила какая-то угроза, что не позволяло людям подойти ближе.
Никто не остановил Люсьена, когда он врезался в толпу людей, даже страж у ворот промолчал, и вооруженный часовой на укрепленной стене пропустил его молча, и несколько рыцарей, бродивших по залу, не произнесли ни слова. Застыв в благоговейном ужасе, они стояли и смотрели на призрак из прошлого, восставший из могилы.
Сконцентрировав все внимание на единственном человеке, который еще не заметил его прихода, Люсьен, не обращая внимания на возгласы удивления и недоверчивый шепоток, подошел вплотную к столу.
Винцент не поднял глаз, сосредоточившись на женщине, сидевшей у него на коленях.
Подавляя желание перевернуть стол, старший де Готье хлопнул ладонями по поверхности и наклонился вперед.
Брат испуганно вздрогнул, поднял глаза и вскочил со стула, сбросив женщину на пол.
– Боже мой, ты жив! – воскликнул он.
– Ты разочарован, брат? – прорычал Люсьен.
Подобно загнанному зверю Винцент попятился, его глаза забегали. Он понял, что ждать помощи от рыцарей не приходится. Приход старшего брата лишил его права командовать ими. Теперь их мечи принадлежат другому человеку.
– Нет, конечно нет, Люсьен. Я... я удивлен, вот и все.
– Хочется думать, что да.
– Люсьен! – закричала женщина.
Он обернулся и отыскал глазами одинокую фигурку, стоявшую в центре зала. Все еще не веря, мать во все глаза смотрела на него, а румянец и бисеринки пота на ее лице свидетельствовали о том, что она только что прибежала из кухни.
– Бог услышал мои молитвы, – сказала она, упав на колени. Женщина воздела руки к небу, славя Господа.
Стрельнув гневным, предупреждающим взглядом в сторону Винцента, Люсьен прошел через зал и поднял леди Доротею с пола.
– Мама, – нежно произнес он.
Мокрыми от слез глазами Доротея смотрела на старшего сына.
– Ты вернулся домой. Он согласно кивнул.
– Я же обещал тебе. А я не из тех, кто нарушает свое слово.
Мать улыбнулась, и в следующее мгновение крепкие руки сына обхватили ее. Схватившись за него, будто опасаясь, что он опять исчезнет, женщина уткнулась лицом в его одежду.
Люсьен ласково погладил ее по голове и прижал сильнее.
– Твой отец – пробормотала она, – он умер.
– Я уже знаю. Как это произошло?
– У пего было слабое сердце. – Мать еще сильнее сжала его рубашку, и ее всхлипывания превратились в настоящие стоны. Ее плач прекратила маленькая девочка лет шести.
– Мама, – кудрявая малышка настойчиво дергала Доротею за юбку.
Вытерев ладонью слезы, женщина склонила голову и посмотрела на дочь.
– А, Жизель... Ты пришла поприветствовать своего брата?
Девочка перевела взгляд своих голубых глаз на Люсьена, как следует рассмотрела его, затем состроила гримаску.
– Он не мой брат, – наконец объявила она. Доротея оторвалась от сына и наклонилась к дочери.
– Да это же Люсьен вернулся из Франции, малышка! – произнесла женщина, ласково потрепав девочку по румяной щечке. – Поцелуй его.
Жизель скрестила руки на груди и замотала головой.
– Он не Люсьен, – упрямо сказала она и, сузив глаза, стала рассматривать шрам в виде полумесяца. – У моего брата хорошее, чистое лицо.
Доротея взглянула па старшего сына и, увидев глубокий след на щеке, нахмурилась, однако быстро взяла себя в руки.
– Жизель, это действительно Люсьен. Он воин. Девчушка надула губки.
– Иногда, когда воины идут в атаку, они получают ранения. Так произошло и с твоим братом. А сейчас будь хорошей девочкой и поздоровайся с ним, как полагается.
Жизель топнула босой ногой.
– Нет!
Уступая, Доротея выпрямилась и с извиняющейся улыбкой сказала сыну:
– Ей надо время, чтобы привыкнуть. Люсьену чертовски хотелось подхватить свою маленькую сестренку и закружить ее. До его отъезда во Францию она все время крутилась под ногами, не отходя от него ни на шаг. Он притворялся, что его раздражает ее постоянное присутствие, а на самом деле безумно любил сестренку и наслаждался каждой минутой, проведенной с ней.
Долгими ночами на галере Люсьен успокаивал свою измученную душу воспоминаниями о ее радостном смехе, восторженных криках, невинных вопросах и бесконечном любопытстве. Для него Жизель была огоньком, мерцающим в ночи, милым ребенком, который чудом появился на свет. Она родилась в муках, и выносила ее женщина, давно вышедшая из детородного возраста. Жизель выжила и стала всеобщей любимицей в семье, где рождались одни мальчишки. Из пяти сыновей до взрослого возраста дожили только трое.
Люсьен наклонился к сестренке.
– А если ты снова покатаешься на моих плечах, ты признаешь меня, да?
Широко открытые глаза девчушки округлились, рот приоткрылся – она начала вспоминать.
– О, – пробормотала она. Затем, не желая так быстро сдаваться, Жизель гордо вскинула голову.
– Только моим братьям позволено быть моей лошадью, – твердо произнесла упрямица.
Старший де Готье предложил:
– Ну, тогда представь себе, что я твой брат, если хочешь посмотреть, каков мир сверху.
Бесконечно любопытная Жизель очень хотела о чем-то спросить, но крепко сжала губы и стояла, не двигаясь.
Вздохнув, Доротея подтолкнула дочь к лестнице.
– Дочурка, иди и приведи Эрве.
Жизель уже пошла выполнять приказание матери, но тут же повернулась к Люсьену.
– Эрве – мой брат, – доложила она и помчалась наверх.
– Уже к вечеру она не будет слезать с твоих рук, – заверила сына Доротея, затем, взяв Люсьена под руку, повела его туда, где ждали Винцент и остальные.
Усадив мать, старший из братьев устроился в кресле, которое недавно занимал Винцент.
– Оставьте нас одних, – приказал он рыцарям и слугам.
Они неохотно удалились. В комнате повисло напряженное молчание, которое попыталась нарушить мать.
– Скажи нам...
– .Нет, мама, подождем Эрве...
Донельзя удивленная странным поведением сына, который, вернувшись в родной дом, должен был бы скакать от радости и веселиться, как ребенок, а вместо этого ведет себя подобно неотесанному мужлану, Доротея взглянула на среднего сына.
– Присаживайся с нами, – предложила она. Тот немного помедлил, затем сел в кресло, удаленное от Люсьена на безопасное расстояние. Напряжение становилось ощутимым, недоброе предчувствие охватило собравшихся. Наконец появился Эрве. Остановившись на последней ступеньке, младший из братьев изумленно разглядывал гостя.
– Я не поверил Жизели, – пояснил он, – но это правда.
Будто тяжкий груз свалился с его плеч, он побежал к Люсьену.
Тот поднялся, чтобы заключить Эрве в объятия, отмечая про себя, как окреп и возмужал брат в его отсутствие. Николас не преувеличивал.
– Как хорошо, что ты дома, – радостно сказал Эрве, когда Люсьен отстранился от него. – Очень хорошо. – Юноша уселся за стол.
– Многое изменилось, – заявил старший де Готье, оставаясь стоять. Он смотрел на Винцента. – Я все узнаю, но позже, сначала мне надо задать вам один вопрос.
Средний брат тоже поднялся.
– Я заранее знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнес он, и его красивое лицо осунулось и побледнело.
Сдерживать гнев для Люсьена всегда было невообразимо трудно. Но он знал, что должен держать себя в руках хотя бы ради матери.
– Я думаю, что ты должен знать, но в курсе ли все остальные?
Винцент посмотрел на мать, на младшего брата, затем неохотно перевел взгляд на Люсьена.
– Нет, они думали, что ты мертв.
– Мы все думали, что ты погиб, – вмешалась Доротея, изумленно подняв брови. – Когда ты не вернулся из Франции и не было никаких других известий, ничего другого не оставалось думать.
– Но ведь известия были, не так ли, Винцент?
Выслушав этот странный диалог между двумя ее старшими сыновьями, Доротея тоже поднялась.
– Объясни мне, Люсьен, – взмолилась женщина. – О чем ты говоришь?
Винцент совершил самый героический поступок в своей жизни – подошел ближе к брату.