имцев.
Теплое, приятное чувство снова охватило его и заставило почувствовать сонливость, заставив его голову автоматически откинуться назад в вогнутую подставку. Он почувствовал себя более расслабленным, чем когда-либо, и внезапно ему стало все равно, придется ли ему когда-либо снова вставать. Возникло смутное впечатление от женщины — он не мог вспомнить ее имени — и секретаря чего-то там из Вашингтона, плывущих перед ним, словно во сне, и с любопытством глядящих на него сверху вниз. «Попробуй. Тебе понравится», — услышал он свой далекий шепот.
Какая-то часть его разума осознавала, что он ясно мыслил всего несколько мгновений назад, но он не мог вспомнить, что именно, или действительно заботиться о том, почему. Его разум перестал функционировать как связная сущность и, казалось, разобрался на отдельные функции, которые он мог наблюдать отстраненно, поскольку они продолжали работать как изолированные единицы, а не согласованно. Это должно было беспокоить его, часть его самого сказала остальным небрежно, и остальные согласились... но это было не так.
Что-то происходило с его зрением. Вид верхней части кабинки внезапно распался на бессмысленные размытые пятна и смазанные пятна, а затем почти так же быстро собрался в изображение, которое раздулось, сжалось, затем поблекло и, наконец, снова стало ярким. Когда оно стабилизировалось, все цвета были неправильными, как на дисплее с искусственными цветами, сгенерированном компьютером. Цвета на несколько безумных секунд перевернулись в дополнительные тона, перекорректировались, а затем внезапно стали нормальными.
«Извините за эти вступления», — раздался откуда-то голос VISAR. По крайней мере, Хант думал, что это голос VISAR; он был едва понятен, с высотой скольжения от пронзительного визга через несколько октав, чтобы закончить почти неслышным грохотом. «Этот процесс...» — последовало что-то совершенно непонятное, «... один раз, и после этого не будет...» — путаница телескопических слогов, «... будет объяснено вскоре». Последняя часть была свободна от искажений.
И тогда Хант остро ощутил давление кресла на свое тело, прикосновение одежды к коже и даже ощущение воздуха, текущего через его ноздри при дыхании. Его тело начало содрогаться, и он ощутил внезапный спазм тревоги. Затем он понял, что вообще не двигается; это впечатление было вызвано быстрыми изменениями чувствительности, происходящими по всей его коже. Он чувствовал жар во всем теле, затем холод, зуд на мгновение, покалывание на мгновение, а затем полное онемение — и затем внезапно снова нормальный.
Все было нормально. Его разум восстановился, и все его способности были в порядке. Он пошевелил пальцами и обнаружил, что невидимый гель, который погружал его, исчез. Он попробовал пошевелить рукой, затем другой рукой; все было в порядке.
«Не стесняйтесь вставать», — сказал ВИСАР. Хант медленно поднялся на ноги и шагнул обратно в коридор, обнаружив, что остальные выходят и выглядят такими же озадаченными, как и он сам. Он посмотрел мимо них на дверь, блокирующую дальний конец, но она все еще была закрыта.
«Как вы думаете, что могло быть целью этого упражнения?» — спросил Данчеккер, впервые посмотрев на потерю. Хант мог только покачать головой.
И тут позади него раздался голос Лин. «Вик». Это было всего одно слово, но его зловещий тон предупреждения мгновенно развернул его. Она смотрела широко раскрытыми глазами вдоль коридора к двери, через которую они вошли. Он повернул голову дальше, чтобы проследить за ее взглядом.
Дверной проем заполняла огромная фигура ганимейца, одетого в серебристую одежду, которая была чем-то средним между коротким плащом и свободной курткой, надетой поверх туники с брюками темно-зеленого цвета. Глубокие, жидкие фиолетовые, инопланетные глаза несколько секунд изучали их с удлиненного, выступающего лица, пока они молча наблюдали, ожидая первого шага. Затем ганимейец объявил: «Я Бриом Калазар. Вы те люди, которых мы ждали, я вижу. Пожалуйста, пройдите сюда. Здесь немного слишком тесно для представления». С этими словами он скрылся из виду к внешней двери. Данчеккер выпятил челюсть, выпрямился во весь рост и вернулся в прихожую вслед за ним. После минутного колебания Лин последовала за ним.
«Это абсурд». Голос Данчеккера достиг Ханта как раз в тот момент, когда он шагал за Лин. Заявление было произнесено тоном человека, упрямо цепляющегося за разум и категорически отрицающего, что то, что сообщали его чувства, могло быть реальностью. Через долю секунды Лин ахнула, и мгновение спустя Хант понял, почему. Он предполагал, что Калазар пришел из другого отсека, ведущего вперед из вестибюля, но такого отсека не было. В нем не было необходимости. Остальные ганимцы были снаружи.
Для Маккласки авиабаза, Аляска и Арктика исчезли. Вместо этого он смотрел на совершенно другой мир.
Глава восьмая
Самолет, звездолет или что бы это ни было, судно больше не стояло на открытом пространстве. Хант обнаружил, что смотрит на внутреннюю часть огромного замкнутого зала, образованного ошеломляющим взаимопроникновением угловых плоскостей и текучих поверхностей светящегося янтаря и оттенков зеленого. Казалось, это был центр замысловатого трехмерного переплетения проходов, галерей и шахт, простирающихся вверх, вниз и под всеми углами через соединение по-разному ориентированных пространств, которые сбивали с толку чувства. Он чувствовал себя так, словно вошел в рисунок Эшера, пытаясь извлечь хоть крупицу смысла из противоречий одних и тех же поверхностей, служащих полом здесь, стенами там и трансформирующихся в крыши где-то над головой, в то время как по всей сцене десятки ганимских фигур беззаботно занимались своими делами, некоторые в перевернутых подмножествах целого, другие перпендикулярно, и одна каким-то образом сливалась с другой, пока не стало невозможно сказать, где что. Его мозг заартачился и сдался. Он больше не мог этого выносить.
Группа из примерно дюжины ганимцев стояла на небольшом расстоянии от двери, а тот, кто представился как Калазар, расположился в нескольких футах впереди. Казалось, они ждали. Через несколько секунд Калазар поманил их. В полном оцепенении и с разумом, едва способным осознать происходящее, Хант почувствовал, как его почти гипнотически тянут через дверь, и лишь смутно осознавал, что он выходит на уровне пола.
Все взорвалось вокруг него. Вся сцена взорвалась вращающимся вихрем цвета, который закружился вокруг него со всех сторон, чтобы уничтожить даже чувство ориентации в его непосредственном окружении, которое он сохранил. Шум тысячи банши давил его. Он оказался в ловушке внутри ревущей лавины света.
Вихрь превратился в вращающийся туннель, в который он беспомощно мчался на увеличивающейся скорости. Формы света вырывались из бесформенности впереди и взрывались на осколки всего в нескольких дюймах от его лица. Никогда в жизни он не знал настоящей паники, но она была там, царапающая и разрывающая, парализующая всякую способность думать. Он был в кошмаре, который не мог ни контролировать, ни проснуться от него.
Черная пустота открылась в конце туннеля и устремилась на него. Внезапно все стало спокойно. Чернота была... космосом. Черным, бесконечным, усеянным звездами космосом. Он был в космосе, смотрел на звезды.
Нет. Он был где-то внутри, смотрел на звезды на большом экране. Его окружение было теневым и нечетким — какая-то диспетчерская с неясными намеками на фигуры вокруг него, человеческие фигуры. Он чувствовал, что дрожит и пот пропитывает его одежду, но часть паники отступила и позволила его разуму функционировать.
На экране яркий объект неуклонно увеличивался, приближаясь со стороны звезд. В этом было что-то знакомое. Он чувствовал, будто заново переживает то, что пережил давным-давно. Часть большой металлической конструкции возвышалась на переднем плане с одной стороны обзора, подсвеченная жутким красноватым свечением, исходящим из-за экрана. Это указывало на часть того места, откуда был сделан снимок, — какой-то космический корабль. Он находился на борту космического корабля, наблюдая за чем-то приближающимся на экране, и он уже бывал там раньше.
Объект продолжал увеличиваться, но даже прежде, чем он стал узнаваемым, он знал, что это было: это был Шапирон. Он вернулся почти на год назад во времени и снова оказался в командном центре Юпитера Пять , наблюдая за прибытием Шапирона , как и тогда, когда он впервые появился над Ганимедом. С тех пор он много раз смотрел эту последовательность, воспроизведенную из архивов UNSA, и знал каждую деталь того, что будет дальше. Корабль постепенно замедлился и маневрировал, чтобы прийти к относительному покою, стоя в пяти милях на параллельной орбите, разворачиваясь, чтобы представить боковой вид на изящные изгибы его полумильной длины астронавтической инженерии.
И тут произошло то, к чему он был совершенно не готов. Другой объект, быстро двигавшийся и сверкающий белым на хвосте, вошел в сцену сбоку, прошел близко к носу Шапьерона и взорвался огромной вспышкой на небольшом расстоянии. Хант уставился на него, ошеломленный. Это было не так, как это произошло.
А затем с экрана раздался голос — американский голос, говоривший отрывистым тоном военных. «Предупреждающая ракета запущена. Атакующий залп подготовлен и наведен на цель. Т-лучи направлены по схеме близкого промаха, и эсминцы приближаются, чтобы занять строй близкого сопровождения. Приказано стрелять на поражение, если пришельцы попытаются уклониться».
Хант покачал головой и дико огляделся по сторонам, но теневые фигуры вокруг него не обратили внимания на его присутствие. «Нет!» — закричал он. «Это было не так! Это все неправильно!» Тени оставались беспечными.
На экране флотилия черных, зловещего вида судов двигалась со всех сторон, чтобы занять позицию вокруг ганимейского звездолета. «Инопланетянин отвечает», — нейтрально объявил голос. «Начинаем спуск на парковочную орбиту».
Хант снова закричал в знак протеста и прыгнул вперед, одновременно разворачиваясь, чтобы призвать к ответу теневые фигуры. Но они исчезли. Командный центр исчез. Весь