«Тогда наши методы наблюдения не были столь всеобъемлющими», — прокомментировал Калазар. «Язык был неизвестен».
В сцене перед ними лидер ганимцев отвечал на своем родном языке, очевидно, полагаясь на интонацию и жесты, чтобы развеять тревогу. По мере того, как обмен мнениями продолжался, напряжение, казалось, спало. В конце концов, человеческий гигант опустил свое оружие, и остальные, которые укрылись, начали снова появляться. Он поманил ганимцев следовать за ним, и когда ряды позади него расступились, чтобы освободить дорогу, он отвернулся, чтобы провести их вниз к внутреннему входу.
«Это был Кориэль», — сказал Гарут.
Хант уже догадался об этом. По какой-то причине он почувствовал большое облегчение.
«Он добился успеха!» — выдохнул Данчеккер. На его лице отразилась радость, и он заметно сглотнул. «Он добрался до Горды. Я-я рад это знать».
«Да», — сказал Гарут, прочитав следующий вопрос, написанный на лице Ханта. «Мы изучили судовой журнал. Они вернулись, но спутник Кориэль уже умер. Они оставили его там, где нашли. Однако им удалось спасти некоторых других, которые остались в растерянности по пути».
«А после этого?» — спросил Данчеккер. «Еще один вопрос, который мы часто задавали себе, — был ли Кориэль среди тех, кто в конце концов достиг Земли. Теперь кажется, что он вполне мог быть там. Вы случайно не знаете, был ли он на самом деле?»
В ответ Калазар вызвал еще одно изображение. Это был вид поселения, образованного из дюжины или около того переносных зданий незнакомой конструкции, расположенного на берегу реки на фоне полутропического леса с туманными очертаниями гор, возвышающихся вдалеке. С одной стороны было что-то похожее на склад снабжения с рядами сложенных ящиков, бочек и других контейнеров. На переднем плане собралась толпа из двух или трех сотен фигур — человеческих фигур, одетых в основном в простые, но практичные на вид рубашки и брюки, и многие из них несли оружие либо в кобуре на поясе, либо на плече.
Кориэль стоял перед ними, огромный, широкоплечий, с густыми черными волосами, неулыбчивыми чертами лица, и его большие пальцы свободно зацепились за пояс. Двое лейтенантов стояли по обе стороны и на шаг позади него. Некоторые руки в толпе начали подниматься в прощальном приветствии.
Затем вид начал отдаляться и наклоняться. Поселение быстро уменьшалось и терялось среди ковра из верхушек деревьев, который, в свою очередь, исчез, превратившись в просто туманную область зелени на лоскутном одеяле цветов, обретающем форму по мере того, как масштаб уменьшался, и все больше окружающего ландшафта вливалось в поле зрения с боков. «Последний вид с корабля, когда он отплывал от Земли, чтобы вернуться в Туриен», — сказал Калазар. Береговая линия, которая была узнаваема как часть Красного моря, переместилась на изображение и сжалась, став частью знакомого участка географии Ближнего Востока, несмотря на то, что была искажена на периферии перспективой. Наконец, появился край самой планеты, уже выглядевший отчетливо изогнутым.
Они долго молча смотрели. Наконец Данчеккер пробормотал: «Представьте себе... вся человеческая раса началась с этой крошечной горстки. После всего, что они перенесли, они завоевали целый мир. Какая же это была необыкновенная раса».
Это был один из немногих случаев, когда Хант видел, как Данчеккер был по-настоящему тронут. И он тоже это чувствовал. Он снова вспомнил сцены из Лунной войны и видения, созданные еврейцами, о Земле, несущейся к точно такой же катастрофе. И все же это почти сбылось. Это было близко — слишком близко. Если бы Земля не изменила курс, когда это произошло, всего два или три десятилетия сделали бы это реальностью. А затем Чарли, Кориэль, Горда, усилия туринцев, борьба горстки выживших, которую он только что видел, — и все, что они пережили после этого, — были бы напрасны.
Это напомнило мне слова Веллингтона после Ватерлоо: «Это была напряженная борьба, чертовски напряженная борьба — самая напряженная борьба, которую вы когда-либо видели в своей жизни».
Глава Двадцать Первая
Выслушав отчет Нормана Пейси о событиях в Бруно, Джерол Паккард подал конфиденциальный запрос в офис ЦРУ с просьбой предоставить ему сводку всего, что накопилось в его файлах за эти годы относительно Сверенссена и, для пущей убедительности, других членов делегации ООН на Фарсайде. Клиффорд Бенсон, сотрудник ЦРУ, который занимался запросом, подвел итоги на следующий день на закрытом заседании в офисе Паккарда в Госдепартаменте.
«Сверенссен вновь появился в Западной Европе в 2009 году с уже установленным кругом социальных и финансовых контактов. Как это произошло, неясно. Мы не можем найти никаких аутентифицированных следов его пребывания в течение примерно десяти лет до этого — фактически с того времени, когда его предположительно убили в Эфиопии». Бенсон указал на часть сводных диаграмм имен, фотографий, организаций и взаимосвязанных стрелок, прикрепленных к настенной доске. «Его тесные связи были с франко-британско-швейцарским инвестиционно-банковским консорциумом, большая часть которого по-прежнему управляется теми же семьями, которые создали сеть финансовых операций по всей Юго-Восточной Азии в девятнадцатом веке для отмывания доходов от торговли китайским опиумом. А вот интересная вещь — одно из самых крупных имен на французской стороне этого консорциума является кровным родственником Далданье. Фактически, эти два имени были связаны на протяжении трех поколений».
«Эти люди довольно тесно связаны», — прокомментировал Колдуэлл. «Не знаю, придал бы ли я большое значение чему-то подобному».
«Если бы это был единичный случай, я бы тоже не стал», — согласился Бенсон. «Но посмотрите на остальную часть истории». Он указал на другую часть диаграммы. «Британская и швейцарская стороны контролируют значительную часть мирового золотого бизнеса и связаны через лондонский рынок золота и его горнодобывающие филиалы с Южной Африкой. И посмотрите, какое имя мы находим выдающимся среди тех, что в конце этой строки».
«Этот Ван Гилинк из той же семьи, что и соратник Сверенссена?» — с сомнением спросила Лин.
«Это одно и то же», — сказал Бенсон. «Их несколько, и все они связаны с разными частями одного и того же бизнеса. Это сложная схема». Он на мгновение замолчал, затем продолжил: «Вплоть до первых нескольких лет этого столетия большая часть денег, контролируемых Ван Гилинком, уходила на сохранение доминирования белых в регионе путем подрыва стабильности черной Африки в политическом и экономическом плане, что является одной из причин, по которой никто не был заинтересован в поддержке сопротивления кубинским и коммунистическим подрывным действиям, которые происходили с 70-х по 90-е годы. Чтобы сохранить свои военные позиции перед лицом торговых эмбарго, семья организовывала сделки по поставкам оружия через посредников, часто южноамериканские режимы».
«Вот тут-то и вписывается бразилец?» — спросил Колдуэлл, приподняв бровь.
Бенсон кивнул. "Среди прочего. Отец и дед Саракеса оба были крупными игроками в товарном финансировании, особенно в нефтяной отрасли. Есть связи от них, а также от Ван Джилинков с главными инициаторами дестабилизации Ближнего Востока в конце двадцатого века. Главной причиной этого было максимизировать краткосрочные нефтяные прибыли до того, как мир стал ядерным, что также объясняет организованный саботаж общественного мнения против ядерной энергетики примерно в то же время. Побочным эффектом, который сработал в интересах Саракесов, было то, что это повысило спрос на центральноамериканскую нефть". Бенсон пожал плечами и развел руками. "Их больше, но вы можете увидеть суть. То же самое происходит с несколькими другими, кто был в той делегации. Это одна счастливая семья, во многих случаях буквально".
Колдуэлл с новым интересом изучал диаграммы, как только Бенсон закончил. Через некоторое время он откинулся назад и спросил: «И что это нам говорит? Какая связь с тем, что произошло в Фарсайде? Уже разобрались?»
«Я просто собираю факты», — ответил Бенсон. «Остальное я оставляю вам, ребята».
Паккард переместился в центр комнаты. «Есть еще одна интересная сторона этой модели», — сказал он. «Вся сеть представляет собой общую идеологию — феодализм». Остальные с любопытством посмотрели на него. Он объяснил: «Клифф уже упоминал об их участии в антиядерной истерии тридцати-сорокалетней давности, но это еще не все». Он махнул рукой в сторону диаграмм, которые использовал Бенсон. «Возьмем в качестве примера банковский консорциум, который дал Сверенсену старт. В течение последнего квартала 1900-х годов они оказывали большую закулисную поддержку действиям по навязыванию Третьему миру «подходящих технологий», различным антипрогрессистским, антинаучным лобби и тому подобным вещам. В Южной Африке у нас была другая ветвь той же сети, продвигающая расизм и препятствующая прогрессивному правительству, индустриализации и всестороннему образованию для чернокожих. А за океаном у нас был ряд правофашистских режимов, защищающих интересы меньшинств путем военных захватов и в то же время препятствующих общему прогрессу. Видите ли, все это сводится к одной и той же базовой идеологии — сохранению феодальных привилегий и интересов властной структуры того времени. Я полагаю, это говорит о том, что ничего не изменилось».
Лин выглядела озадаченной. «Но ведь так и есть, не так ли?» — сказала она. «Сейчас мир не такой. Я думала, этот парень Сверенсен и остальные занимаются как раз противоположным — продвижением всего мира».
«Я имел в виду, что там все те же люди», — ответил Паккард. «Но вы правы — их основная политика, похоже, изменилась за последние тридцать лет или около того. Банкиры Сверенссена предоставили легкие кредиты для нигерийского термоядерного синтеза и стали по золотому стандарту, который не смог бы работать без сотрудничества таких людей, как Ван Джилинки. Южноамериканская нефть помогла разрядить обстановку на Ближнем Востоке, возглавив переход на заменители на основе водорода, что стало одним из факторов, сделавших разоружение возможным». Он пожал плечами. «Внезапно все изменилось. Поддержка появилась для вещей, которые можно бы