стухов, Сергей Степашин и другие. Руководителем группы был назначен Павел Грачев.
Перед отъездом в Моздок Павел Сергеевич встретился с командующим воздушно-десантных войск Евгением Николаевичем Подколзиным и начальником разведки ВДВ Поповских.
— Какое решение? — осторожно спросил Подколзин.
— Силовое! Хотя я глотку драл, а Верховный сказал: ввяжемся в драку, а там видно будет.
— История учит, что ничему не учит. Цену войны лучше всего знают военные, — с горечью сказал Подколзин.
Как у нас сорок пятый полк, готов? — поинтересовался Грачев.
— Как и все воздушно-десантные войска — всегда.
В феврале 1994 года Грачев подписал приказ о создании в ВДВ полка специального назначения, который должен был стать прообразом российской армии будущего и образцом для всех Вооруженных Сил, и оперативно, профессионально решать поставленные задачи. В этот полк направлялись лучшие офицерские кадры из ВДВ и ГРУ, служба там считалась почетнее, чем в других воинских подразделениях.
— Первый этап операции называется «Дуристика». Решим проблему силами Северо-Кавказского округа. По сути, это будет демонстрация военной силы. Но могут возникнуть несколько очагов сопротивления. Разведка докладывает, что в Чечню ринулись «духи» с Афгана, арабы, наемники.
— Почуяли запах денег и крови, — кивнул Подколзин.
— И главная задача по их уничтожению ляжет на ВДВ.
— Не первый раз, войска уже пятнадцать лет из войны не выходят.
— Ну, вот и будет боевое крещение сорок пятого полка, — подытожил Грачев.
— А с каким лозунгом пойдем в Чечню? — вступил в разговор Поповских. — «За Родину, за Ельцина»?
— Скорее, за единую и неделимую Россию. А с какой идеологией должна быть армия, вопрос, конечно, немаловажный. Сейчас по понятным всем причинам образовался определенный вакуум в воспитательной работе. Не так давно я подписал соглашение со Святейшим Патриархом. Конечно, двери для священников в армии никогда не закрывались, но сейчас официальное взаимодействие с Русской Православной церковью должно помочь заполнить этот вакуум, обратимся к нашим традициям, — резюмировал Грачев.
В преддверии надвигающихся событий в Грозном Дудаев с Масхадовым тоже проводили совещание.
— Похоже, войны не избежать, — то ли спросил, то ли констатировал факт Масхадов.
Дудаев пожал плечами:
— Даже не верится. Неужели они пойдут на это? Внутри страны?! На глазах у всего мира!
— Расстрелял же Ельцин Парламент в центре Москвы, — напомнил Масхадов.
— Если так, то нам надо сформулировать идейные основы нашей борьбы, — помрачнел Дудаев. — Они просты: каждый чеченец должен стать смертником. Свобода — слишком дорогая вещь, чтобы можно было легко её получить. Если семьдесят процентов чеченцев погибнут, то тридцать будут свободны. Всех, кто сдаст оружие, уничтожать как предателей. Мы должны объявить джихад и выдвинуть лозунг наших предков, которые говорили, что рай есть под тенью шашки, убитый в войне есть живой, и будет жить в раю, а кто будет бежать — тот есть ничтожный человек. И будущая его жизнь есть ад!
— Что ж, война так война, — заключил Масхадов. — Будем готовиться. И сделаем это так, что Россия сама запросит мира.
— Да-да, — откликнулся Дудаев. — Пусть они не думают, что мы будем отсиживаться на своей территории! И другие кавказские народы не будут сидеть сложа руки. Это будет война без правил! Мы перенесем войну туда, откуда она будет исходить. В свое время я был лучшим командиром дивизии в мире. Армия мне многое дала и многому научила.
Он вспомнил, как недавно на окраине Назрани, в одном из частных домов состоялась его встреча с Павлом Грачевым. С министром обороны прибыл полковник Поповских, а с Дудаевым — Руслан Хамзоев. Перед встречей Поповских достал из кейса три бутылки водки «Сталинградская», буханку черного хлеба, шматок сала и банку соленых огурцов. То же самое достал из своего кейса Хамзоев. Они посмотрели на стол и улыбнулись — вкусы у них были одинаковыми. И одежда одинаковой: на каждом были камуфляжные куртки из под которой виднелись полосатые тельняшки. Поповских разлил водку по алюминиевым кружкам. Помолчав немного, Хамзоев предложил выпить за волгоградский ликероводочный завод.
— Грозненский коньячный завод тоже выпускает неплохую продукцию, — сделал ответный комплимент Поповских.
После недолгих, но пустых переговоров начали прощаться.
— Джохар, это, пожалуй, наша последняя встреча, — сказал Грачев пожимая руку Дудаеву. — Но уверяю тебя, еще не поздно затормозить.
— Павел Сергеевич, ты пойми меня правильно. Если я подниму руки, меня чеченский народ растерзает. Россия достаточно сильна, чтобы пойти на компромисс.
— Я постараюсь довести твою позицию до президента. Он мудрый человек, — глядя куда-то мимо Дудаева, ответил Грачев. Уж он-то знал, что любая уступка чеченцам, будет воспринята ими как слабость. «Дай им палец, откусят руку по локоть», — про себя думал он.
По сути, это были не переговоры, а последнее прощупывание намерений противоположной стороны. Маховик войны уже крутился, и это хорошо понимали обе стороны. Съехались, чтобы после быть чистыми перед общественным мнением и историей. Конечно, каждый про себя надеялся, а вдруг противная сторона сделает такое предложение, от которого будет трудно отказаться. Нет, таких предложений сделано не было. В тот момент никто не думал о тысячах, которые будут убиты в предстоящем конфликте. Когда бульдозер идет по лесу, мало кто из сидящих в нем думает, кого он по ходу своего движения давит гусеницами.
И Грачев и Дудаев — оба профессиональные военные, знали: война не любит полумер и сомнений. Ее идеология формулируется коротко и ясно и проводится жестко, без компромиссов. А люди для них — это всего лишь одетые в камуфляжную форму роты и батальоны, которые можно двинуть в нужном направлении.
В то время, когда каждый здравомыслящий человек задавал себе вопрос: начнется война с Чечней или Россия отступит, в Волгограде проходила встреча лидеров оппозиции со своими сторонниками под названием «Большой совет России». Цель мероприятия: обсуждение путей выхода России из кризиса.
Перед официальной встречей в рабочей комнате за столом собрались несколько человек. Это были лидеры так называемой системной оппозиции: Геннадий Андреевич Зюганов, Алевтина Викторовна Апарина, несколько членов ЦК КПРФ и депутаты из аграрной фракции Госдумы.
— У меня есть одно предложение: в президиум надо посадить священника, — сказал Зюганов, ознакомившись со списком. — Сейчас это общепринято. К тому же, нам важно показать единение с церковью, создание единого фронта против антинародного режима.
— Геннадий Андреевич, наши аграрии это не поймут, среди них есть и мусульмане и буддисты. Что они скажут?
— Геннадий Андреевич, эти попы все давно продались режиму, — мягко улыбнувшись, сказала Апарина.
— У всех такое же мнение, товарищи, что священника не нужно приглашать? — Зюганов обвел присутствующих взглядом.
— Да, да, — отозвалось несколько голосов.
— Ну что, тогда пойдём в зал? — предложил Геннадий Андреевич. — Нас там уже ждут.
Большой зал был полон народу. Все стоя приветствовали лидеров под песню «Вставай страна огромная». Затем на трибуну вышел Зюганов и обратился к присутствующим:
— Дорогие соотечественники! Банда, засевшая в Кремле, довела страну до последней черты. Сегодня перед нами, как никогда, остро стоит задача единения всех оппозиционных сил России. Нам необходимо сегодня выработать общую платформу по выходу страны из создавшегося кризиса и определить пути национального возрождения России. Я хочу предложить для обсуждения свою концепцию национальной идеи.
Из зала встал тучный человек и, оглядев зал, с одышкой произнес:
— Геннадий Андреевич, нужно включить в повестку дня вопрос о Чечне. Туда из нашего города уходят танки. Сегодня опять армию используют, как заложницу чьих-то интересов, а пострадает мирное население. Мы должны осудить ввод войск в Чечню!
— Мы сейчас не владеем всей информацией, чтобы дать оценку этим действиям, — сказал Зюганов. — Да, мы против войны в Чечне. Но мы не поддерживаем и режим Дудаева.
Сказав это, Геннадий Андреевич бросил взгляд в сторону Алевтины Викторовны: «Ни войны — ни мира. Как бы она не обвинила меня в троцкизме». Но Алевтина Викторовна ничего не заметила. Другие тоже. Историю партии все забыли.
Рохлин сидел в кабинете и подписывал последние распоряжения, касающиеся переброски корпуса в район Кизляра, когда раздался телефонный звонок. Генерал снял трубку и услышал голос командующего Северо-Кавказским военным округом:
— Лев Яковлевич, тебя Митюхин приветствует. Через пять дней совещание в Моздоке с участием министра обороны. Ты задачи по поводу Чечни выполняешь?
— Да, точно в срок, — ответил Рохлин.
— Ты можешь послать туда кого-то из своих заместителей, а сам занимайся по рабочему плану Я думаю, там ничего серьёзного. До встречи в Моздоке.
Генерал положил трубку.
Рохлин не давал людям отдыха, неделями держал их на полигоне, снимал с должностей тех, кто не справлялся с задачами, и вдруг ему предложили остаться в стороне! Послать заместителя или пойти самому? Такого вопроса для него не было. Более того, он удивился словам Митрохина, что ничего серьезного там, на Кавказе, не ожидается.
Опыт подсказывал: напугать Дудаева не удастся. У него есть силы, есть поддержка населения. По крайней мере, его боятся. А после разгрома оппозиции, пытавшейся с помощью российских танков, взять власть в Грозном, не только боятся, но и уважают. Авторитета у него, безусловно, прибавилось. Отсюда вопрос: на что рассчитывают политики в Москве, если даже допустить невероятное и планируемое разоружение удалось. Что дальше? Кто может соперничать с авторитетом Дудаева? Кто встанет у руля республики? Как там будут себя чувствовать институты новой власти? На кого они будут опираться?
Но даже для того, чтобы думать над этими вопросами, сначала надо разобраться в другом: есть ли у России силы, способные лишить Дудаева власти? Армия? А какая она теперь, после распада Союза и стольких лет терзаний, выпавших на долю военных? На примере своего корпуса Рохлин знал, как тяжело научить людей тому, о чем еще вчера они и не думали. Как трудно вернуть в армейские ряды боевой дух, который истреблялся, вымывался, подвергался насмешке. Все ли командиры смогли сделать то, к чему призывал он, приняв командование корпусом?