А Степашин не унимался:
— В Москве некоторые щелкоперы утверждают, что Российская армия в Грозном разгромлена в новогоднюю ночь. Мы привезли с Собой журналистов, чтобы показать, что не все так плохо. Войска продолжают штурм. Ну, а война без потерь не бывает. Так что готовься, Лев. Будешь теперь телезвездой.
Утром пятого января Рохлин пригласил к себе в штаб командира спецназа Павла Поповских и начальника управления обеспечения общественного порядка МВД генерала Виктора Воробьева.
— Мы провели разведку подступов к зданию, выявили систему обороны «свечки», составили план и готовы провести операцию по захвату, — докладывал Поповских. — Надо обеспечить взаимодействие с артиллерией и танкистами. Ходить по городу без шума нельзя. Кругом битое стекло, Под ногами хрустит, слышно за два квартала. Во всех домах можно отыскать продукты. Дудаев дал приказ дома не закрывать и продукты не прятать.
— Виктор, как только спецназ захватит «свечку», выдели туда своих людей для обороны здания, — попросил Рохлин Воробьева.
— Будет сделано, Лев Яковлевич, — ответил тот. — У нас же тоже спецназ…
Ранним утром шестого января бойцы сорок пятого полка специального назначения ВДВ бесшумно проникли в здание «свечки» и начали продвигаться с этажа на этаж. Работали ножами, чтобы не поднимать шума и не привлекать внимание боевиков из соседних домов.
— Передай Рохлину: «свечка» взята, — приказал Поповских радисту, когда его люди вернулись на первый этаж. — Пусть Воробьев высылает свой спецназ.
— Товарищ полковник, к зданию «свечки» направляется отряд боевиков, — сообщил один из разведчиков Поповских.
Как выяснилось, на ночь боевики оставляли в зданиях небольшое охранение и уходили спать в теплые подвалы. А утром вновь поднимались и занимали прежние позиции. Несколько сот боевиков, уверенные, что в здании свои, шли в утренней мгле толпой, как бывало раньше к проходной на работу. С одним, но существенным отличием, сзади в рюкзаках торчали остроносые головки выстрелов к гранатометам, да в руках были видны винтовки и автоматы. Выждав, когда они подойдут поближе, Поповских приказал открыть огонь по отряду. Потери среди боевиков были огромными, заметавшись по площади, они отступили. Вскоре прибыл и спецназ МВД, усиленный ОМОНом. Командовал сводным отрядом Николай Никищенко.
— Майор Никищенко, спецназ МВД, — представился он Поповских.
— Полковник Поповских, спецназ ВДВ, — представился Павел.
— Тоже неплохо, — сказал Никищенко, и оба рассмеялись.
Боевики, перегруппировав силы и дождавшись подкрепления, получили приказ Масхадова выбить русских из занятой «свечки» и начали обстрел первых этажей. А вскоре вновь пошли в наступление. Масхадов понимал значение этого здания и бросил в атаку лучшие силы.
— Пойду проверю, как там наши стоят, — сказал Воробьев вслушиваясь в канонаду разгоревшегося боя. — Когда вернусь, соединишь меня с Куликовым.
Он вышел из штаба и сопровождаемый двумя спецназовцами начал пробираться к «свече». Неожиданно рядом разорвалась мина. Воробьев упал на землю.
С гибелью генерал-майора Воробьева руководство МВД как подменили. Оно неохотно шло на взаимодействие с войсками Министерства обороны, мотивируя это тем, что у них свои не менее важные задачи.
Грачев получил телефонограмму от Рохлина:
«Если мне, как командующему группировкой, не будет подчиняться милиция и выполнять поставленную задачу, я не буду выполнять задачу президента».
Грачев позвонил Куликову:
— Ты что там своих людей бережешь? Нам нужно скорее заканчивать операцию!
— Пока город не будет оцеплен и блокирован, я своих людей в мясорубку посылать не буду, — ответил Куликов. — Это войсковая операция, а не милицейская.
— Там Рохлин кровью истекает…
— Честь и слава Рохлину. А что, вся армия упирается в корпус Рохлина? Других сил в Министерстве обороны нет, чтобы блокировать город? Если не блокируем Грозный, будем воевать со всей Чечней.
— Будем решать вопрос на другом уровне, — сказал Грачев.
— Хорошо, согласен, — ответил Куликов и положил трубку.
Захаров с группой из пятнадцати человек с боем прорвался в полуразрушенное здание. Осмотрев покинутые боевиками помещения, он по рации доложил Рохлину:
— Товарищ генерал, я нахожусь в ста метрах западнее президентского дворца.
— А как ты там очутился? — удивился Рохлин. — Это же логово боевиков! Немедленно назад! Тебя через десять минут уничтожат, а у меня нет сил тебе помочь.
Захаров выглянул в окно: на соседней улице среди боевиков действительно наблюдалось движение в сторону занятого спецназовцами здания. Он оглянулся и сумрачно сказал бойцам:
— Что, добежали? А теперь марш-броском идем обратно. Один из бойцов спросил:
— Почему?
— Чтобы запутать врагов и запутаться самим, — усмехнулся Захаров. — Приготовиться. Вперед!
Возвращаться назад оказалось намного сложнее. Боевики открыли по группе интенсивный огонь. И лишь только плохая видимость, да открытый вовремя огонь из «Шилки» со двора соседнего здания помогли избежать потерь.
Почувствовав, что, несмотря на радиопомехи, боевики все же держат под контролем весь радиообмен с подразделениями корпуса, Рохлин вызвал полковника Михайлова.
— Сейчас разыграем с тобой одну сцену, чтобы запутать боевиков. Они контролируют наш эфир. Когда я буду ставить боевую задачу, ты в ответ мне будешь говорить вот эти слова, — Рохлин протянул комдиву исписанный листок бумаги. — Будем отвлекать основные силы боевиков в другой конец города, чтобы облегчить нашим задачу.
К Рохлину подошел оперативный дежурный:
— Товарищ генерал, у нас новые потери: убит начальник штаба тридцать третьего полка Корниенко, ранены командир двести пятьдесят пятого полка Рудской, заместитель командира двадцатой дивизии Акимов, командир семьдесят четвертой бригады Бахин. Основные потери от минометного обстрела.
Рохлин выслушал и мрачно заключил:
— Лучшие командиры.
Он давно заметил: лучшие на войне всегда оказываются самыми уязвимыми…
В этот же день был ранен Лихой. Он вместе со спецназом МВД отбивал атаку боевиков у Института нефти и газа. Когда атака прекратилась, Никищенко сказал Лихому:
— Пятая за последние два часа. Еще пара атак и боеприпасов не останется.
Вскоре начался обстрел из минометов. Рядом разорвалась мина. Лихого и Никищенко накрыла волна щебня и песка. Никищенко вылез из-под обломков, весь в пыли, и подполз к тому месту, где лежал Лихой. Разгребая руками мусор и щебень, он вытащил сотоварища. Тот был сильно контужен. Из ушей текла кровь. Никищенко подозвал бойца спецназа, они вместе взяли Лихого за руки и за ноги и быстро понесли в санчасть.
— Да крепко ему досталось, — осмотрев Лихого, сказала Варя. — Готовьте к отправлению в тыл.
В это время к машинам, где разместили раненых, подошли Рохлин и Скопенко.
— Виктор, вместе с ранеными необходимо отправить в тыл и беженцев, — сказал Рохлин. — Дай информацию, что с консервного завода людей можно эвакуировать.
Самолетом Лихого привезли в волгоградский гарнизонный госпиталь. Раненых было много, и он, вместе со всеми ожидая своей очереди, лежал в коридоре. Откуда-то сбоку, где то и дело хлопала входная дверь, несло холодом, и Лихой, чтобы не замерзнуть, несмотря на боль, старался поочередно шевелить ногами и руками. Наконец его переодели в больничный халат и определили в палату. Размышляя о превратностях судьбы и думая, что ему в отличие от других, все же повезло, он лежал на кровати и смотрел в потолок. И не заметил, как в палату вошла жена. Она села рядом и вдруг, опустив голову ему на грудь, разрыдалась.
— Ты что, Маша? — Лихой погладил ее по волосам. — Я ведь живой.
Успокоившись, она достала из сумки продукты:
— Кормить тебя буду. Теперь никуда от меня не денешься, я буду возле тебя постоянно. Устроилась в госпиталь санитаркой.
В палату заглянула старшая медсестра:
— Мария, пойдем, прибыла еще одна партия раненых.
Они вышли во двор, там персонал госпиталя разгружал машины с ранеными, развозил их по палатам. А бойцы, которые уже пошли на поправку, собирались в госпитальном клубе, смотреть и слушать местных артистов.
Небольшой зал клуба быстро заполнился, на сцену вышла Ольга и обратилась к раненым:
— Дорогие ребята! Желаем вам скорейшего выздоровления и скорее вернуться домой. Примите наши скромные рождественские подарки.
Подростки из школы «Надежда России» вынесли небольшие сувенирные свертки и стали раздавать солдатам и офицерам.
— А сейчас перед вами выступит ансамбль русской песни «Веснушка», — продолжила Ольга.
На сцену вышли несколько молодых женщин: все, как одна, русоволосые, голубоглазые, с радушными светлыми лицами, они будто и впрямь привнесли с собой в зал частичку весны. Лица раненых солдат и офицеров смягчились и подобрели. «Жди меня, и я вернусь…», — запели женщины песню времен Великой Отечественной войны на стихи Константина Симонова.
По окончании концерта к одной из певиц подошла Ольга и потихоньку шепнула:
— Надежда, ты помнишь свою симпатию из корпуса, который в октябре провожал тебя после концерта? Еще до войны.
— Алексея? — переспросила Надя. — Конечно, помню. Еще как помню! А что, он здесь?
— Мне показалось, когда привезли раненых, на носилках был он.
— Ой, что ты, не может быть!
— А может быть, я ошиблась, давай проверим.
Женщины, переодевшись, направились к начмеду полковнику Урину.
— Василий Семенович, к вам поступили раненые, можно посмотреть список?
Урин не возражал.
Лихорадочно пробегая глазами множество имен, Надя увидела знакомую фамилию, сердце застучало быстро-быстро, казалось, вот-вот оно выскочит из груди.
— А можно к нему сейчас пройти?
— Можно. Но имейте в виду, у него ампутирована правая нога. Его разместили в третью палату в хирургию, — сказал Урин. — Если пойдете к нему, не забудьте накинуть халаты.
— Да-да, мы сейчас же пойдем к нему, — твердо сказала Надя.