Рохлина вызвали на связь. Командир девяносто восьмой дивизии ВДВ полковник Александр Лендов доложил Рохлину, что все подступы к комплексу изучены и выявлена система обороны дудаевцев.
— Морская пехота готова тебе помочь, — сказал Рохлин. — Организуй взаимодействие.
На рассвете 13 января генерал рассматривал здания Совмина в бинокль. В окнах висели трупы российских солдат. Боевики вывесили их для устрашения. Все представления о морали и нравственности, бывшие в моде среди писателей во времена Советского Союза, были отброшены в сторону. Федеральные войска столкнулись с противником, который своим сознанием находился еще в средневековье.
Это позже мир увидит отрезанные головы, узнает о работорговле, заложничестве. И российские солдаты будут при случае жестоко расправляться с наемниками без суда и следствия. Но все это будет позже. Надо будет пройти Буденновск и Первомайск, увидеть снятые на пленку самими боевиками глумление и казни российских военнослужащих…
Рохлин медленно опустил бинокль: «Сволочи!». А вслух произнес:
— Ну что ж, начнем.
Десантники девяносто восьмой дивизии одним броском оказались у Совмина и, проникнув в него через окна первого этажа, начали схватку, отвлекая на себя боевиков. Следом пошли солдаты семьдесят четвертой мотострелковой бригады Сибирского военного округа, тридцать третьего полка восьмого корпуса и морские пехотинцы полковника Бориса Сокушева. Они атаковали здания Совмина со всех сторон. Боевики не успели перегруппироваться и обеспечить оборону по всему периметру. Вскоре первые этажи комплекса были взяты.
— Русские захватили Совмин! — кричал по рации Масхадов. — Необходимо уничтожить их и восстановить контроль над зданием.
Толстые стены Совмина нависали над мостом через Сунжу. Мост был главной артерией, по которой поступала помощь защитникам президентского дворца.
Артиллерия и минометы боевиков обрушили на Совмин всю свою мощь. На штурм здания двинулись оставшиеся танки дудаевцев. Начальник ПВО корпуса полковник Сергей Павловский, руководивший группой, находившейся на крыше «свечки», дал команду бить по боевикам и их технике из ПТУ Ров и двух тяжелых пулеметов. В это время появилась российская авиация. Она начала бомбить и обстреливать реактивными снарядами боевиков. Несколько тяжелых авиационных бомб попали в Совмин…
После налета авиации солдаты и офицеры подошли к командиру группы тридцать третьего полка майору Черевашенко:
— Товарищ майор, мы предлагаем покинуть позицию и прорываться к своим. В полку осталось в живых одиннадцать офицеров. Мы больше не останемся здесь. Боевики палят, свои бомбят. Так нельзя воевать!
Они говорили еще что-то про сокращение офицерского корпуса путем уничтожения,‘про то, что их всех хотят положить здесь, чтобы не осталось свидетелей этой авантюры.
Черевашенко слушал молча, затем вдруг заорал:
— Вы совсем охерели! Вы что, все контуженные?! Да если мы отсюда выйдем, нас всех перестреляют! Мы до ближайшего дома не доберемся! Сами не видите, какой огонь они ведут по нам! Сейчас главная наша задача — выжить! Помощь к нам идет, мне только что сообщили по рации.
— По какой рации? Радист-то убит, и рация разбита. Черевашенко понизил голос:
— Ребята, самое страшное уже позади. Сейчас главное — выжить. А помощь уже идет.
Но и среди боевиков уже не было прежней уверенности. Басаеву доложили, что его отряды отказываются идти на штурм Совмина. Он кричал по рации:
— Всех, кто отказывается выполнять приказы, расстреливать на месте!
— Если ты такой умный, приди сам и расстреливай, — ответил ему Хамзоев.
Басаев сильнее сжал трубку, но тон сменил:
— Руслан, не надо так горячиться. Я все понимаю, люди устали. Ты можешь прибыть ко мне в штаб?
— Могу, только после окончания боя, — ответил Хамзоев. Ночью в штабе Басаева собрались полевые командиры. Там же был и Мейербек. Говорил Басаев.
— Битву за Грозный мы проиграли. Правильно я говорю, Руслан? — он повернул голову в сторону Хамзоева.
— А что Руслан? — Хамзоев вскочил. — Я же говорил на военном совете: нужно садиться за стол переговоров. Меня тогда чуть предателем не объявили и хотели расстрелять на площади. Я же их генералов не понаслышке знаю, я же с ними из одного котелка в Афгане… Кто-то скурвился, но кто-то остался прежним. Вот вам пример — Рохлин!
— Хватит, — прервал его Басаев. — Это дело прошлое.
— А что прошлое? Русские не простят нам ни новогодней ночи, ни сто тридцать первой бригады. Они разбираться не будут, когда начнут вешать нас на Красной площади!
— А если мы выдадим им Дудаева и Масхадова, они пойдут на переговоры? — неожиданно спросил Басаев.
— Этот вариант нужно предложить Рохлину.
— С этим предложением к нему обратится Султан Гелисханов, — подумав немного, сказал Басаев. — Султан, выйди по рации на штаб Рохлина и сообщи, что отряды Хамзоева и Имаева готовы перейти на сторону Рохлина и выступить против Дудаева. Проверим, что они скажут на это. Помню в Абхазии, мы с русскими договаривались.
Утром Гелисханов по рации вышел на волну группировки федеральных войск «Север»:
— С вами говорит Султан Гелисханов. Мне нужен генерал Рохлин.
В это время Кузнецов, зафиксировав выход на волну их штаба чеченского полевого командира, недолго думая, приказал:
— Поставить радиопомехи!
После попыток боевиков вмешиваться в сети боевого управления войсками, Кузнецов глушил их без разбора.
В рации у Гелисханова послышались шумы, связь была прервана. Мейербек, стоявший рядом с Гелисхановым, сказал:
— Переговоры не получатся, Султан, надо вопрос решать через Москву.
Вскоре Басаев вышел на Руслана Лобозанова — наиболее последовательного противника Дудаева. Некогда Лобозанов был личным охранником Дудаева и поэтому считался у боевиков наиболее авторитетным из представителей оппозиции, которому доверяет Москва.
— Руслан, — сказал по рации Басаев, — Российская армия с кем воюет: с Дудаевым или с чеченским народом?
— С Дудаевым, — ответил Лобозанов.
— Я готов привезти Дудаева в Москву с одним условием: прекращение войны и вывод войск.
— Хорошо, я переговорю с федеральным командованием.
Через несколько часов Лобозанов вновь связался с Басаевым:
— Шамиль, федеральное командование отказывается вести с тобой переговоры. Они говорят, с бандитом никаких переговоров быть не может.
Басаев обиделся:
— Передай им: сами они шакалы и бандиты! А я буду говорить с Костей Боровым.
В конце восьмидесятых Басаев учился в Московском институте инженеров землеустройства. Занятия по компьютерной технике в институте вел будущий предприниматель и депутат Государственной Думы Константин Боровой, который питал к своему ученику большую симпатию. Их интересы не только в бизнесе, но кое в чем другом совпадали. И не случайно с политической трибуны Константин Натанович всегда грудью вставал за своего ученика.
В эту переговорную игру пытался вмешаться представитель президента Николай Егоров, сообщая российскому обывателю, что боевики готовы перейти на сторону федеральных сил. И называл известные фамилии полевых командиров, с кем ведутся переговоры. Но уже через день названные командиры боевиков говорили, что это выдумки Егорова и кремлевских спецслужб. Российские телеканалы охотно предоставляли им свой эфир, и московская публика слушала рассуждения Удугова и Дудаева о несправедливости чеченской войны, и что весь русский народ стал заложниками тупой и недальновидной политики кремлевских чиновников.
К середине января стало окончательно ясно, что медленно, но верно федеральная группировка перемалывает живую силу и технику чеченских сепаратистов. Разведка выявила, что все управление отрядами боевиков находится на площади Минутка. С той поры весь мир узнал, что в Грозном есть такая географическая точка. Но Рохлин не торопил события. Он, как бы подставляясь, предлагал дудаевцам атаковать позиции федеральных войск. И они лезли на пулеметы, на огонь боевых вертолетов, теряя главный козырь, превосходство в живой силе. А вместе с нею с каждым часом таяла надежда затянуть битву за Грозный. Не помогали и наемники: попавших в плен «диких гусей» федералы расстреливали на месте. К Рохлину зачастили журналисты не только из Москвы, но приезжали и из провинции. Как-то в конце января дежурный по штабу доложил Рохлину:
— Товарищ генерал, тут к вам одна девушка.
— Опять снайпер? Или журналистка?
— Нет. Наша…
— Тогда приглашай.
— Старший лейтенант Николаева, — представилась ему молодая женщина и протянула удостоверение.
Рохлин посмотрел документ:
— Как же вы оказались в этом пекле.
— В составе медсанбата. На нас напали, все куда-то подевались, — женщина всхлипнула, по щекам побежали слезы.
Рохлин сказал Волкову:
— Ты разберись, устрой и первой же колонной отправь в Моздок.
Рохлин отошел, а Волков предложил женщине:
— Вы немного подождите, а после я провожу вас в наш медсанбат. Отдохнете, а завтра решим, что делать.
Минут через пять Волков обернулся и увидел, что, прислонившись к стене, женщина спит. Он прикрыл ее полушубком и продолжал работать. Через полчаса, когда она проснулась, он, улыбнувшись, предложил ей кружку горячего чая. Сам сел напротив и, глядя на нее, тоже принялся пить чай. Позже они вышли из подвала, и пошли по разрушенному городу. Неожиданно начался минометный обстрел. Волков крикнул женщине:
— Ложись!
Он повалил женщину на землю и закрыл своим телом. Когда через несколько минут обстрел закончился, Волков встал и помог ей подняться.
— Вообще-то меня Галей зовут, — сказала женщина, отряхиваясь.
— Александр Васильевич, — представился Волков.
— Спасибо вам.
— Ничего страшного.
— У вас есть ручка и бумага?
— Есть.
Волков достал из кармана ручку и записную книжку. Галина записала что-то в блокноте и дала ему:
— Это мой телефон и адрес. Будете в Москве, буду рада видеть…