Каждое воскресение нательный крестик Евгения выносится на аналой московской церкви Николы в Пыжах. Поклониться солдату на его могилу на тихом погосте у подмосковного села Сатино-Русское приезжают люди со всей страны. На кресте — надпись: «Здесь лежит русский солдат Евгений Родионов, защищавший Отечество и не отрекшийся от креста, казненный под Бамутом 23 мая 1996 года»…
А двадцать четвертого мая войска под командованием генерала Владимира Шаманова взяли штурмом Бамут. Потери боевиков составили сотни убитых. Рухнул созданный ими же миф о неприступности Бамута, а позже Руслан Хайхороев был убит в бандитской разборке. Это произошло двадцать третьего мая, в день казни Евгения Родионова.
Девятого мая 1996 года Ельцин в рамках предвыборной кампании прилетел в Волгоград. Как обычно, торжественные мероприятие начинались в 10 часов на площади Павших борцов с церемонии возложения венков.
На Мамаевом кургане главный редактор местной демократической газеты Ефим Шустерман спросил у Ельцина, кого он считает своими избирателями.
— Это вы и такие, как вы, — ответил Ельцин.
Стоявший рядом лидер местных патриотов Пилипенко тут же прокомментировал, что избиратели Ельцина Шустерманы, доберманы и бергманы.
Вечером Ельцин отправился на теплоходе, чтобы на молодежной тусовке под барабаны и флейты плясать твист, а провожавшие его на причале казаки помахали вслед папахами и сказали, что теперь они будут ждать приезда Зюганова.
Шестнадцатого июня 1996 года прошел первый тур президентских выборов. По официальной статистике Борис Николаевич Ельцин получил 35 процентов голосов. Лидер объединенной оппозиции Геннадий Андреевич Зюганов получил 32 процента. На третьем месте оказался генерал Александр Иванович Лебедь — 15 процентов голосов. Второй тур назначили на третье июля.
Восемнадцатого июня Ельцин назначил Лебедя своим советником по национальной безопасности и секретарем Совета безопасности. Лебедь поставил условие: уволить с поста министра обороны Павла Сергеевича Грачева и назначить министром обороны начальника Военной академии Генерального штаба Игоря Николаевича Родионова. Ельцин не возражал.
А девятнадцатого июня события приняли неожиданный оборот.
К выходу из здания правительства Российской Федерации подошли двое модно одетых молодых людей. Неожиданно их окружили несколько человек в штатском. Старший группы, полковник Службы безопасности президента Валерий Андреевич Стрелецкий, сказал:
— Господа, у меня ордер на ваше задержание. Прошу вас пройти со мной.
Задержанные вместе с группой вернулись в здание. У них была изъята коробка из-под ксерокса с более чем полумиллионом долларов США. По версии задержанных Евстафьева и Лисовского эти деньги предназначались для оплаты услуг поддерживающих президента Ельцина эстрадных исполнителей. Мол, мы же свои люди, чего там разбираться. Понятно: к тому времени из страны вывозились миллиарды, ну что значила одна коробка с долларами? С таким открытым и наглым фактом офицеры службы безопасности столкнулись впервые.
Вице-премьер Анатолий Борисович Чубайс, узнав о задержании двух своих сотрудников, срочно выехал к Березовскому.
— Анатолий Борисович, какими судьбами? — удивленно спросил Березовский, когда тот появился у него в кабинете. — Что случилось?
— Я понимаю, наша личная неприязнь не дает повода мне находиться в вашем кабинете, — взволнованно сказал Чубайс, — но интересы дела требуют объединения наших усилий. Эти гориллы перешли все границы, они хотят ввести в стране диктатуру. Это наглый вызов всем нам. Они хотят показать, что не мы, а они хозяева в стране. Вскоре они начнут проверять, что у нас лежит в кармане. Вы понимаете, что тогда нам конец? То, что мы с вами создавали с таким трудом, может развалиться в одночасье. Вопрос стоит жестко: или мы, или они. Надо срочно встретиться с президентом.
— Вы же знаете, я не открываю ногой дверь к президенту, — пожал плечами Березовский. — Он свалился. Очередной инфаркт. И кто ему посоветовал плясать на публике? Ему же далеко не семнадцать. А там на страже стоит его верный пес — Коржаков. Его не обойдешь.
— Но я знаю, у вас есть подходы к президенту. В такие минуты нам надо действовать вместе, — настаивал Чубайс.
— Поискать ходы и варианты можно, — протянул Березовский. — Надо что-то вроде путча-два организовать. Убедить президента, что ситуация выходит из-под контроля. И что ему и его семье светит «Матросская тишина». Думаю, с этой ролью лучше всего справятся женщины. Анатолий Борисович, надавите-ка вы на Танюшку. А я поговорю с бабкой.
— Вот это деловой разговор, — приподняв подбородок и прищурившись, сказал Чубайс и, осмотревшись, остановил взгляд на телевизоре: — «Ящик» работает?
— Что за вопрос?
— Не выключайте его. Сегодня могут быть важные сообщения.
— Ах, Анатолий Борисович! — разулыбался Березовский. — Вам обязательно нужны внешние эффекты. Можно ведь все сделать тихо и без шума. Как говорят в Одессе, граждане проснулись, а поезд уже в пути. Зачем напоминать им об этом.
— Борис Абрамович, я вас уважаю, — усмехнувшись сказал Чубайс. — За быстрый ум. За умение просчитывать варианты. Здесь же мы будем действовать на опережение. Существуют законы жанра. Слово произнесенное удесятеряет свою силу. Надо, чтобы люди проснулись и поняли: с этой минуты они живут в другой стране. Нам надо действовать нагло и жестко. Уверяю вас, народ это любит. Я думаю, крупные банкиры, и влиятельные предприниматели либерального крыла должны поддержать условия, которые мы предложим президенту.
Рано утром Коржакову позвонил дежурный и передал, что Борис Николаевич приглашает его в Кремль к восьми часам. Александр Васильевич приехал вовремя, и в приемной встретился с Барсуковым. Того, оказывается, тоже вызвал президент. Михаил Иванович чувствовал себя скверно: не спал всю ночь, события развивались стремительно. С тех пор, как он сменил Степашина на посту директора ФСК — ФСБ, Барсуков узнал, что вопросы государственной безопасности выглядят совсем не так, как они представлялись ему с должности коменданта Кремля и начальника Главного Управления охраны.
Когда они зашли в кабинет к Борису Николаевичу, то увидели, больного и чем-то встревоженного человека. Ельцин вялым голосом спросил:
— Что там случилось?
Барсуков доложил. Ельцин внимательно прочитал все рапорты, показания и недовольно заметил:
— Что-то пресса подняла шум.
— Борис Николаевич, скажите тем, кто этот шум поднял, пусть теперь они всех и успокоят, — сказал Коржаков, подразумевая Березовского и Чубайса.
— Ладно, идите, — отпустил их президент.
Не успел Коржаков зайти в свой кабинет, как раздался звонок от пресс-секретаря Ельцина Сергея Медведева:
— Что случилось? Там пресса с ума сходит. Чубайс на десять утра пресс-конференцию назначил.
— Пресс-конференция не нужна, — ответил Коржаков. — Мы только что были у президента и все вопросы с ним решили.
Но пресс-конференцию Чубайс не отменил, а перенес на более позднее время.
В одиннадцать часов началось заседание Совета Безопасности. Длилось оно всего двадцать минут. После заседания почти все его члены ввалились в кабинет Коржакова. Анатолий Сергеевич Куликов, к тому времени министр внутренних дел, спросил:
— Что вы там натворили?
Коржаков подробно рассказал о ночных событиях. Все притихли, каждый из них высчитывал про себя, чем эта непредвиденная ситуация может грозить ему лично. Когда члены Совета безопасности ушли, Коржаков спросил у Барсукова:
— А с чего это они вдруг в полном составе пришли?
Барсуков ответил, что перед заседанием Совета Безопасности Ельцин обрушился на него за происшедшее.
— А нам-то чего бояться, мы, и наши сотрудники действовали по закону.
— То-то и оно, что по закону, — усмехнулся Барсуков. — Вот за это и накажут.
В это время в кабинет ворвался разъяренный Черномырдин:
— Ну что, свояки, доигрались?
— А что, задержать воров — это уже преступление?!
Черномырдин схватил чей-то недопитый стакан чая и залпом выпил. Видимо, до Виктора Степановича дошла информация, что у задержанного на проходной Евстафьева отняли фальшивое удостоверение, выданное лично руководителем аппарата премьера. Выслушав объяснения Коржакова и Барсукова, Черномырдин немного успокоился и, попрощавшись, ушел. А через несколько минут позвонил Ельцин:
— Где Барсуков?
— Рядом.
Михаил Иванович взял трубку:
— Слушаю, Борис Николаевич.
— Пишите рапорт об отставке, — сказал Ельцин и попросил передать трубку Коржакову. Ему он повторил тоже самое:
— Пишите рапорт об отставке.
Коржаков и Барсуков, написав рапорта, еще думали, что это очередной блеф со стороны президента, как это уже не раз было, что все еще вернется на круги своя. Однако на этот раз все произошло по-другому. Выходя от президента, в приемной Коржаков и Барсуков столкнулись с Чубайсом, Березовским и другими представителями крупного капитала. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. В приемную из кабинета вышел помощник президента и сказал, что Ельцин приглашает их к себе.
Бизнесмены зашли к президенту.
— Им кажется, что они сожрали нас, — усмехнувшись, сказал Коржаков. — Надо это дело как-то отметить, не стреляться же. Давай поедем, в теннис поиграем. А после — в баньку. И водочки выпьем. Пусть не думают, что мы очень огорчены. Все равно Дед без нас, как без рук.
Генералы, весело переговариваясь, вышли из приемной.
— Без радости была любовь, — промурлыкал Коржаков.
— Разлука будет без печали, — подхватил Барсуков.
— У нас прямо-таки ансамбль кремлевских соловьев намечается, — пошутил Коржаков.
Они не могли даже предположить, что Ельцин, с которым они выпили не одну рюмку водки, в эту ночь по совету близких, как он это делал не единожды в своей жизни, поставил на либеральные силы и крупный бизнес. Анатолий Борисович, который не мог поверить в то, что все же достиг желаемого результата, на устроенной им пресс-конференции сказал: