— Там, в холодильнике, сам найдешь, — прозвучал ожидаемый ответ.
Волков взял чемодан, начал собирать вещи. Инга вдруг встала и подошла к нему, потупив взор:
— Саш, тут Лорик колечко принесла. Если я утром деньги не отдам, она отнесет его Капе. Мне нужно пятьсот долларов.
— А где я тебе их возьму?
— Займи у кого-нибудь, у тебя друзья богатые.
Волков все так же молча открыл бумажник, достал несколько сторублевых купюр:
— Это командировочные. Больше нет.
Уже в самолете, который нес его в Москву, Волков вспомнил свою московскую знакомую, ту новогоднюю встречу в Грозном и решил, что обязательно постарается разыскать ее. И вот он у нее дома, она рада ему, и он с каким-то сожалением думал, почему не сделал этого раньше.
— Честно говоря, я ждала вашего звонка, — сказала Галина, накрывая стол. — А потом подумала: забыл, война, все такое.
— Все некогда было, — виноватым голосом ответил Волков. — Я из Чечни не вылезаю. Я чувствовал, что надо позвонить. Только не верил себе. Думал, блажь. Меня давно никто не ждал вот так…
— Надолго в Москву?
— На неделю.
Он и не предполагал, что эта встреча перевернет ему жизнь. И прилетая в Москву, он первым делом будет заезжать сюда, в эту теплую, уютную квартиру. Как говорится: кто-то теряет, а кто-то находит.
Инга позже попыталась вернуть мужа, ездила жаловаться Рохлину, писала письма в министерство обороны и очень жалела, что в армии ликвидировали политотделы. Уж тогда-то она бы попортила мужу нервы. А уж о карьере и говорить не пришлось бы, сидел бы тише воды и ниже травы…
Наутро Волков был на даче у Рохлина. Генерал вышел ему навстречу в спортивном костюме:
— Рад видеть тебя, Саша…
Они обнялись. Волков достал из полиэтиленового пакета вяленую рыбу:
— Волжский гостинец, твоя любимая.
Рохлин открыл холодильник и выставил на стол бутылки холодного пива.
В это время к даче подъехала машина. Из нее вышли Никищенко и Стрелецкий.
— Ну что излагай суть вопроса, Валерий Андреевич, — сказал генерал Стрелецкому, разливая пиво по кружкам. — Здесь все — свои люди. Я им доверяю, как самому себе.
— На днях намечается интересное для нас мероприятие: закрытый съезд предпринимателей, — начал Стрелецкий. — Любопытная деталь: на нем ожидается участие некоторых воров в законе бывшего Союза. Нам нужна информация об этой встрече, как говорится, из первых рук. Самому мне туда не попасть: они знают меня, как облупленного. Нужен надежный человек. И главное, чтобы об этом посещении не знал никто, кроме нас.
— Ну что, возьмешься за это дело? — спросил Рохлин Волкова. — Тебе в помощь Николай будет, — кивнул он на Никищенко.
— Чего-чего, а с жуликами еще не приходилось иметь дело, — ответил Волков.
— Это не просто жулики. Эти опаснее и умнее, — Стрелецкий открыл папку. — Я ознакомлю вас с ходом операции.
— А я охрану тебе дам из спецназа ГРУ, — сказал Рохлин. — И мне любопытно знать, что там происходит.
— Надо, значит надо, — Волков допил пиво и приготовился слушать.
Два джипа с затемненными стеклами остановились у обочины. В одном сидели спецназовцы, а в другом — Волков, Никищенко и человек в штатском.
— Ну, все. Дальше поедете одни. В случае опасности нажмите эту кнопку, — человек в штатском передал Волкову маленький аппарат. — Тогда мы разнесем весь этот хурал в клочья.
Никищенко сел за руль. Волков расположился рядом. Одетые в шикарные английские костюмы, с прическами, сделанными у дорогих парикмахеров, они сами не могли понять, на кого похожи: то ли преуспевающие бизнесмены, то ли высокопоставленные чиновники.
— Не знал, что сегодня жуликом выглядеть приятно, — Никищенко еще раз посмотрел на себя в зеркало, поправил галстук.
— Ты, выглядишь, как Генри Форд, усмехнулся Волков.
— А ты, как Дон Карлеоне, — хохотнул в ответ Никищенко. — Хоть сейчас снимай в кино.
— Ничего, сейчас там будут и кино и танцы. Только успевай, поворачивайся.
Никищенко плавно тронул машину. Второй джип завернул в лесок. Спецназовцы вышли, достали автоматы, снаряжение и портативные радиостанции.
Тем временем Волков и Никищенко подъехали к старинному замку, вышли из машины у охранного поста и предъявили пропуска.
— Машину оставьте здесь, — предложил охранник. — Ее загонят на стоянку. Проходите, пожалуйста.
Волков и Никищенко вошли в большой, красиво оформленный зал, где уже находилось около двухсот человек. Все располагались небольшими группами в ожидании начала мероприятия. Двое ближайших бизнесменов вели разговор между собой:
— Ну, как у тебя дела? Получилась сделка?
— Нет, я перевел деньги в Европу, здесь пока не вижу смысла рисковать. А почему не начинаем, не знаешь?
— Да Анатолий Борисович еще не приехал…
Вскоре в зал вошел Чубайс с помощниками и сразу же направился в президиум. Ему тотчас же предоставили слово.
— Я прилетел сюда всего на полтора часа, — сказал Анатолий Борисович. — Вы знаете, что ситуация сейчас изменилась. После отставки силовиков, на нашем пути уже не стоит никаких преград. Мы теперь имеем возможность назначать своих людей в правительство и влиять на распределение финансовых потоков. Сегодняшняя ситуация не только наша, но и ваша победа.
«Посмотрим, сказал слепой», — подумал Волков, внимательно разглядывая зал.
Вернувшись в Москву Волков, подробно рассказал Рохлину о сборище политиков и бизнесменов. Выслушав его, Рохлин в один из осенних дней собрал своих боевых друзей по Афганистану и Чечне. Они встретились за городом. На лесной полянке горел костер, над которым висел большой котелок. Вокруг беспорядочно валялись рюкзаки, к ним были прислонены охотничьи ружья.
— Чем закончилась твоя встреча с лидерами оппозиции? — спросил Рохлина собравшиеся офицеры.
— Идею импичмента они приняли, — ответил Лев Яковлевич, — но ведут себя крайне вяло и нерешительно. И вообще, у меня сложилось окончательное мнение, что полагаться нам с вами не на кого. Придется брать инициативу в свои руки и действовать решительно.
— Так что же получается, армия берет на себя решение политических проблем? Это напоминает переворот, — раздался голос одного из офицеров. — Гражданской войной пахнет…
— И кто, скажи, будет сегодня воевать за Березовского, Чубайса, Ельцина? — спросил Рохлин. — Несколько сот жуликов, которые нагрели себе руки? Мне недавно рассказали об одной встрече так называемых «бизнесменов». Чувствуя высокое покровительство, те, не в пример оппозиции, ведут себя, как в завоеванной стране. Надо нам самим создавать организацию, которая будет защищать не только интересы армии, но и предложит народу программу действий.
— Без политической организации, конечно, не обойтись, — согласились офицеры. — Но, если честно, нам эти политические тусовки по барабану. Хлопот много, а толку…
— А куда же деваться? — резонно заметил Рохлин и предложил: — Это дело я возьму на себя.
— Поберечься бы тебе надо, — посоветовали друзья. — Не ровен час, прослышит кто-то про нашу «охоту»…
Андрей Аксенов, ставший к тому времени пресс-секретарем Комитета Госдумы по обороне, как-то подготавливая очередное интервью генерала, спросил Рохлина:
— Вы, правда, считаете, что Лебедь главный виновник нашего бесславного бегства из Чечни?
— Нет, конечно, — ответил Лев Яковлевич. — Но Лебедь сделал то, к чему его подталкивали, не проявив и доли той самостоятельности, которой, казалось, он отличался от других политиков.
— Так кто же тогда толкал Лебедя?
— Давай рассуждать. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я скажу, что армия была разгромлена в Чечне, в первую очередь, под влиянием внутренних причин, и что разгром начался еще до войны?
— Допустим.
— Что мы имели в Чечне во время штурма Грозного в январе прошлого года? Первое: отсутствие продуманного плана и организованного взаимодействия силовых структур. Помнишь, как я с МВД ругался? О том, какие разговоры были у меня с Грачевым и Квашниным, я тебе тоже рассказывал. Второе: техника и вооружение. У нас было все старье. Больше половины боевых машин с грехом пополам дотащились до Чечни. В некоторых частях две трети этой техники оказались непригодны к использованию. Орудия выходили из строя после первых залпов. У меня в корпусе они, правда, десять дней продержались. А связь? Это же смех! Чеченцы слушали нас, не стесняясь. Мы же их почти не слышали. Если бы я инициативу не проявил, не использовал личные знакомства, мы бы вообще ничего сделать не смогли. Третье. Быть может, самое главное: подготовка людей. Офицеры забыли, что такое боевая учеба. Топлива для учений нет. Мишеней — и тех нет. Снаряды — дефицит. Солдаты делают что угодно: копают, красят, грузят. Некоторые автомат в руках за всю службу ни разу не держали. А их бросали в бой, как пушечное мясо!
— Какой же вывод?
— Выводы — это самое трудное. А поиск выхода — еще труднее. Будем разбираться. Для чего мы в Думе сидим?
— Вы говорили, что Черномырдин вам обещал…
Генерал махнул рукой:
— Он теперь меня за версту обходит. С тех пор ни разу не удалось с ним поговорить.
Поговорить с Черномырдиным ему все же довелось. Но произошло это в тот момент, когда руководству НДР стало окончательно ясно, что с Рохлиным они промахнулись. Руководителю фракции Александру Шохину, который попытался приструнить генерала, Лев Яковлевич заявил, чтобы он как можно быстрее сматывался из России за границу.
— Не беспокойтесь, мы всегда это успеем сделать, — скривившись, ответил Шохин. — Заграничные паспорта у нас в кармане. Но что вы будете делать без нас? Строиться в колонны? Мы предлагаем вам оставить Комитет по обороне.
— Неужто решили возглавить его сами? — спросил Рохлин и, неожиданно рассмеявшись, добавил. — Оказывается вы мастак на все руки. Не только финансист, но и военспец? Похвально!
— Вы думаете, что вам нет замены? — со скрытой угрозой в голосе поинтересовался Шохин. — Ошибаетесь! И не таких выстраивали…