— Теперь можно задавать вопросы.
Руку поднял какой-то старичок:
— Алевтина Викторовна, обрисуйте нам, пожалуйста, ситуацию вокруг генерала Рохлина. Почему его сняли с должности председателя Комитета по обороне?
— Я не понимаю вашего вопроса, — резко ответила Апарина. — Если бы Рохлин был нашим единомышленником, то он давно бы вступил в нашу партию, — и добавила, — а вас никто и ничто не должно интересовать, кроме интересов партии. И вообще, что касается генерала Рохлина, то его деятельность — это провокация администрации президента против нас, защитников интересов народа и патриотов. Это они его привели в Думу, в политику, чтобы расколоть патриотические силы в своих интересах.
Забрав в «Экспрессе» заказанные накануне фотографии, Ольга Щедрина шла по Новому Арбату. Только что прошел теплый летний дождь, и Ольга наслаждалась запахом свежей зелени. Рядом с ней резко притормозил «Мерседес» с мигалкой. Из машины вышел элегантно одетый мужчина в строгом темном костюме. Это был сотрудник президентской администрации Владимир Иванович Сухов.
— Ольга Владимировна, разрешите вас подвезти, — предложил он, выглянув из машины.
Щедрина остановилась и недоуменно посмотрела на него:
— Спасибо, мне недалеко.
— Вы меня не так поняли, мне нужно с вами поговорить, буквально несколько минут, — настойчиво продолжил Владимир Иванович.
— Я сейчас позову милицию.
— А вот и милиция, — улыбаясь, кивнул Владимир Иванович на стоящих недалеко двух офицеров милиции, и показал Ольге свое удостоверение.
— Хорошо, — глянув на удостоверение, сдалась она и села в машину.
— Поехали, — велел Владимир Иванович водителю и обернулся к Щедриной: — Неужели вы думаете, что на машинах с правительственными номерами ездят бандиты?
— Именно на таких машинах бандиты и ездят, — резко ответила она.
Машина притормозила у ресторана «Прага». Владимир Иванович, полусогнувшись и раскрыв ладонь, пригласил Ольгу выйти. Швейцар любезно открыл им дверь. Они прошли в зал. Владимир Иванович провел ее к кабинке у окна, где за столиком сидел моложавый мужчина, одетый в хорошо сидящий на нем костюм. Из-под очков в дорогой оправе он внимательно смотрел на Щедрину холодными проницательными глазами. Владимир Иванович оставил их вдвоем и вышел. Незнакомец представился:
— Андрей Андреевич, — и предложил Ольге сесть. — Вы извините, что мы похитили вас на улице. Я думаю, наш разговор надолго не затянется. Угощайтесь, — он показал на фрукты на столе и налил ей бокал шампанского. — Перехожу сразу к делу. Ольга Владимировна, нас устраивает деятельность вашего центра. Его цели и задачи полностью соответствуют государственным интересам. Мы готовы оказать вам поддержку, но давайте начистоту! Зачем вы ведете дела с генералом Рохлиным? Он же дуболом и еврей, — сделав паузу, Андрей Андреевич уловил реакцию Щедриной и добавил, — по отцу.
— Во-первых, он не дуболом, и вы это знаете не хуже меня, — мягко, но настойчиво сказала Ольга, — а достаточно интеллигентный человек; во-вторых, вы тоже производите впечатление интеллигентного человека, а Евангелие не читали. А там сказано: «Нет ни эллина, ни иудея».
— Браво, браво, один ноль в вашу пользу! — рассмеялся Андрей Андреевич.
Затем разговор приобрел для Щедриной неожиданный оборот. Андрей Андреевич начал ненавязчиво расспрашивать о генерале.
Ольга с непосредственностью верующего человека стала защищать генерала, сказала, что все последние разговоры о нем не больше чем сплетни, связанные с его обращением к президенту.
— Извините, — прервал ее Андрей Андреевич, — все сплетни исходят как раз из интеллигентной среды, и вы это прекрасно знаете. Мы с вами заканчивали один университет, правда, факультеты разные. Но дело в другом. Как, например, вы относитесь к Андропову?
— Нормально, — ответила Ольга.
— Так вот он, будучи председателем КГБ, обладая всей полнотой информации, вынужден был терпеть, приспосабливаться, пока не настал его звездный час. Вы думаете, нам неизвестно, что творится в стране, и мы в восторге от всего этого? Но мы тоже вынуждены терпеть. Придет время, и мы исправим положение. Генерал хороший военный, но плохой политик. У нас с генералом разная методология, хотя думаем одинаково и порой делаем одно дело.
— А вы не боитесь, что про наш разговор я сообщу в ФСБ?
— Нет, у меня там друзья, — улыбнулся Андрей Андреевич. — Как говорится, все схвачено, — и сухо добавил: — Генералу передайте: не надо торопить историю. Если он не остановится, то ему никто не сможет помочь. Даже мы.
— Я могу идти? — спросила Щедрина.
— Да, конечно. Но подумайте над моими словами.
Выйдя из ресторана, Ольга отправилась в Думу. Разыскав в конце коридора табличку с фамилией генерала, она постучалась в дверь. Услышав знакомый голос, приоткрыла дверь и удивленно спросила:
— Лев Яковлевич, а почему в этом кабинете?
— Спасибо Зюганову, хоть этот кабинет дали, а не кладовку какую-нибудь, — улыбаясь, ответил Рохлин. — Я бы предпочел тот мой подвал на консервном заводе в Грозном, но и этот сойдет. Я, Оленька, за годы службы привык, ибо нет ничего вечного. — Рохлин глубоко вздохнул. — Жаль, что жизнь прошла, а личной жизни вроде бы как и не было. Что поделаешь, судьба военного — греться у походных костров. Я привык подчиняться и подчинять себе других. На моих глазах, в том числе и по моему приказу, умирали люди. Но я всегда был готов, что и со мною может случиться то же самое. Новее равно меня не покидает ощущение: что-то важное прошло мимо. Говорят, ударения неправильно ставлю. Чаще всего приходилось штудировать «Боевой устав», разные наставления и инструкции. Вся жизнь — сапоги да лампасы.
— Что-то не нравится мне ваше настроение, — насторожившись, сказала Щедрина.
— Да это я вас увидел и почему-то вспомнил Пушкина, который жалел о чудных мгновениях жизни. Но сегодня печаль моя светла. Так расскажите, чем вы сейчас занимаетесь?
— По вашей просьбе я узнала, что в детских учреждениях в 1945 году детей-сирот было семнадцать тысяч, а в 1995 году — уже сто сорок шесть тысяч, — начала Ольга. — Естественно, ни для кого не секрет, что в детских домах существует масса проблем, которые так же, как беспризорность, калечат детские души. На начало 1995—1996 учебного года только официально было зарегистрировано почти полмиллиона детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Некоторые специалисты считают, что через пять лет это число удвоится. Эти дети являются базой для детской преступности, — она протянула генералу папку: — Здесь подробные цифры. Но я не знаю, зачем вам это надо, Лев Яковлевич? Вы же совершенно другим занимаетесь.
— Армия — это, прежде всего люди, — сказал Рохлин. — Поэтому, чем сильнее социальная и физическая деградация молодежи, которая происходит сейчас у нас в России, тем хуже обстоит дело с кадрами в армии. И потом: от того, какое растет поколение, зависит будущее не только армии, но и промышленности, культуры, судьба всей страны. Я сейчас готовлю доклад по этой теме. Надо принимать меры. Хочу выступить на пленарном заседании Думы. Чаем тебя угостить?
Щедрина в очередной раз удивилась способности генерала мгновенно менять настроение и тему разговора.
— Не откажусь, — ответила она.
Рохлин налил две чашки чая:
— Оля, тебе следует на днях съездить в Волгоград.
— Зачем? — удивилась она. — Что-нибудь случилось?
— Нет, там ничего не случилось. Здесь, в Москве, скоро все решится. А тебе лучше пока уехать. И если что — помоги там нашим ребятам. Держитесь вместе.
— А как же вы? С вами тоже может случится, что угодно?
— Я — командир. А где должен быть командир? Впереди, на лихом коне.
— Все будет нормально. Давай лучше позвоним Саше.
Рохлин набрал телефон Волкова.
Александр и Галина купались в живописном озере в Волга-Ахтубинской пойме. Был жаркий летний полдень. На берегу стояла «Волга», неподалеку молодой мужчина варил раков на костре. В машине зазвонил телефон. Мужчина подошел к машине, снял трубку и позвал:
— Александр Васильевич, вас срочно к телефону.
Волков вышел из воды, взял трубку и услышал голос Рохлина:
— Как дела, Саша?
— Великолепно! С любимой женщиной нахожусь на нашем с тобой озере. Ты не возражаешь, что я ее сюда привез?
— Рад за тебя. Тут Ольга Щедрина рядом сидит и тоже тебе привет передает.
— И ей привет! Рад тебя слышать.
— Я тут собираюсь в ваши края.
— Это было бы здорово! — воскликнул Волков. — Отдохнули бы, порыбачили.
— Разгребу все свои дела и подъеду. До встречи!
В последнее время у Рохлина стало много встреч, бесед с разными людьми. Ему стало катастрофически не хватать времени. Особенно часто генерал встречался с Валерием Андреевичем Стрелецким. Обычно такие встречи происходили в одном из баров в центре Москвы. Встречая, официант сказал ему:
— Лев Яковлевич, вас ждут.
Рохлин прошел в кабинет, где его ждал Стрелецкий.
— Что это ты выбрал такое место для разговоров? — рассмеялся Рохлин.
— Это проверенное место. Да и перекусить не мешает, — ответил Стрелецкий. — Лев Яковлевич, после серии отставок я не знаю, кому, кроме вас, можно передать накопившиеся у меня материалы по коррупции…
— Подожди, вот мы говорим: коррупция, коррупция. Объясни ты мне лучше, что это? — спросил Рохлин.
— Коррупция в переводе с латинского означает «подкуп», например, государственного аппарата, — усаживаясь за столик пояснил Стрелецкий. — Если возможна сверхприбыль в сто, двести процентов, то ее можно получить только с помощью госаппарата. Чиновников в нынешней России примерно один миллион. Миллион человек, которые могут что-то разрешить или что-то не разрешить. Россия сейчас входит в десятку самых коррумпированных стран мира. Исследования выявили страшную цифру: семьдесят процентов российских чиновников коррумпированы. Именно на их подкуп коммерческие структуры выделяют от двадцати до пятидесяти процентов своей прибыли. В ФСБ, МВД и Генеральной прокуратуре имеется достаточно материалов, по которым можно привлекать к уголовной ответственности министров и других чиновников разных мастей, без лишних разговоров. Проблема не только в том, что никто не хочет бороться с коррупцией, вопрос гораздо сложнее. Государство должно заботиться и защищать интересы всех слоев общества — это аксиома. Но в нынешней России власть служит лишь одному слою: тем, кого называют «денежные мешки», а если говорить точнее, она им просто продалась. Крупный капитал, словно пиявка, присосался к государству. Он купил всю власть, всех чиновников. Мало того, сам вошел во власть в лице своих представителей. Все смешалось, как в доме Облонских: не поймешь, где чиновник, где банкир. Я не знаю ни одного министра, не имеющего крупного капитала и не контролирующего в интересах этого капитала какую-то отрасль экономики. Поэтому не удивительно: вчера человек был министром, сегодня уже президент или вице-президент какой-нибудь корпорации, и наоборот.