– Сим объявляется, – вещал новый «статс-секретарь», сменивший попавшего в плен в Сакмарском городке Ивана Почиталина, – казачьим пешим полкам быть! Изо всех казаков, что коней не имеют, формируются пешие батальоны «нового строя». С положенным обмундированием и полною дисциплиной. Подписано, император всероссийский Пётр Третий Алексеевич Романов.
И тут же среди казаков, собравшихся на главной площади Степной крепости, пошёл шепоток. Вполне ожидаемый, надо сказать.
– В солдаты забривают.
– Нас, казаков, в солдаты.
– По какому такому праву.
– Небывало такого при нашем-то царе.
И как-то само собой все пришли к выводу, что царя, наверно, подменили и надо идти к нему, выяснять. Была собрана внушительная депутация из яицких старшин, направившаяся в ставку Пугачёва.
Возглавлял её атаман-полковник Овчинников, самый авторитетный казак во всём войске. Он склонился перед Пугачёвым, мазнув рукавом по полу, и сказал:
– Не вели казнить, государь-надёжа, – речь его будто вышла из бабушкиных сказок, – но никак не можем мы в толк взять. Это как получается, казаков в солдаты забривают, что ли? – И добавил. – Безлошадных.
– Ох, и сколько же мне бороться с тёмностию народа моего, – как бы обращаясь к Кутасову, произнёс Пугачёв. – Долго. Ох, долго. Никого в солдаты забривать не будет. Будут из казаков батальоны «нового строя». Драться вы, казаки мои, умеете славно. Но кроме этого надо ещё и воевать уметь. Мы теперь не с турком, и не с казахом воевать будем, но жёнки моей блудящей армией. И тут, окромя отваги вашей да удали казацкой, нужна, как воздух, как пули и порох, – Кутасов усмехнулся, но так чтобы никто не заметил, этой цитате, – нужна дисциплина. Без неё, в наш осьмнадцатый век уже никуда. Так что казачьим пешего строя полкам быть. Всё вам понятно, господа депутаты?
– Понятно, надёжа-государь, – за всех ответил Овчинников, и депутаты покинули «царские хоромы».
И вот уже по войску пополз новый шёпоток: «Как воздух, как порох и пули нужны солдаты из казаков». И хоть это и не понравилось казакам, но они добровольно шли записываться в новые батальоны, и несли все тяготы солдатчины и строевой подготовки.
– Ну что, полковник, – усмехнулся Пугачёв, указывая здоровенной булавой на стены Троицкой крепости, – сегодня будет проверка нашим новым батальонам.
– Будет, – кивнул Кутасов, прикладывая к глазам окуляры бинокля. – И они её выдержат.
Со стен крепости вели интенсивный огонь. Пушек в Троицкой крепости было куда больше, чем в Магнитной, а уж пороха и ядер – сколько угодно. И сейчас они вели огонь по армии Пугачёва, взявшей её в кольцо осады. Те же укрылись за габионами от сыплющихся, словно горох, чугунных ядер, а пять взятых в Магнитной крепости «единорогов» били по стене.
– Такую крепость эскаладой не одолеть, – качал головой Пугачёв, – слишком много народу положишь. А долго ещё стену колупать будем?
– Стена хорошая, – ответил ему начальник всей артиллерии майор Чумаков, – на века сложена. Но, мыслю, «единорожцами» нашими за полсуток – сутки управимся.
До того, как стать майором, Чумаков, хоть и был из казаков, служил в артиллерии фейерверкером второго класса, и дело своё он знал туго, как говориться, на «отлично».
– Как пробьём стену, – решил Пугачёв, – первыми в пролом пойдут казачьи батальоны. Проверим, как хорошо их выучили за это время.
– Опасно это, Пётр Фёдорович, – покачал головой Кутасов. – Они меньше двух недель тренировались «новому строю». Многих потерять можем.
– Лучшая учёба, полковник, – сказал на это Пугачёв, – в бою происходит.
Казаки, всё ещё в ставших притчей во языцех крашенных в полковые цвета кафтанах, лишь офицеры получили новое обмундирование, шагали неровными шеренгами к стенам Троицкой крепости. Мимо них свистели в обе стороны ядра – одни врезались в стену, выбивая из неё каменное крошево, другие били в землю или же в казацкие шеренги, оставляя за собой кровавые просеки. Однако привычных к смерти казаков это смущало куда меньше, нежели солдат, набранных из бывших крестьян и рабочих. Казаки шагали через дым и смерть, и пускай шеренги их были не так ровны, как у солдат «нового строя», но зато бесшабашной отваги им было не занимать.
Вот и теперь казачьи батальоны замерли в сотне шагов от стен, мимо свистели ядра, нормально взять прицел бомбардиры со стен крепости не могли – слишком близко подошли казаки. Зато по рядам их свинцовым градом ударили пули. Казаки открыли ответный огонь, но он был не особенно результативен – сложновато стрелять снизу-вверх. Теперь они падали один за другим, кто-то поднимался и стоял, опираясь на мушкет, как на костыль, другие оставались лежать. Однако никто не дрогнул и не побежал под обстрелом, как это иногда случалось с недавно рекрутированными солдатами «нового строя».
– Вот мои молодцы! – гордо махал булавой Пугачёв. – Как там бишь говаривал есаул Забелин, орлы революции! Вот они! Во всей красе своей казацкой!
Спорить с этими словами было глупо.
Наконец, стена рухнула, в ней образовалась брешь. Камни и кирпичи посыпались наземь. И тут же по образовавшейся насыпи под гром барабанов казаки, ломая шеренги, с примкнутыми штыками, ринулись в атаку. Кутасов навёл на брешь бинокль и навёл резкость, чтобы получше рассмотреть, что там твориться. Солдаты гарнизона успели выстроиться напротив намечающейся бреши и достойно приняли удар. Они не успели дать залп по бегущим казакам. Завязалась рукопашная схватка.
– Перевести «единорогов» на левую стену, – скомандовал Пугачёв.
Тяжёлая артиллерия замолчала, и лафеты стали цеплять к передкам. Могучие широкогрудые битюги потащили их, широкие копыта их взрывали недавно подсохшую после весенних дождей землю, за колёсами пушек оставались чёрные следы, в которых тут же скапливалась мутная вода. Рядом с першеронами шагали казаки-бомбардиры, они тянули коней за удила или толкали то и дело застревающие в развезённой грязи орудия. Наконец, «единороги» были расставлены на позиции, к ним подтащили дополнительные габионы, потому что враг, видя передвижения пушек, сосредоточил огонь на этом участке осады. Ядра бились в большие плетёные корзины, наполненные землёй, но вреда «единорогам» нанести не могли. Вскоре «заговорили» и сами орудия.
– В эту брешь я снова поведу своих лейб-казаков, – сказал Пугачёв, поигрывая булавой.
– Это будет неверным шагом, Пётр Фёдорович, – покачал головой Кутасов, опуская бинокль.
– Почему это? – насторожился Пугачёв. – Не веришь в нашу силу казацкую?!
– Верю, – покачал головой комбриг. – Всегда верил. Но, во-первых: ваша рука ещё не до конца зажила, и вы не сможете сражаться с должной силой. А во-вторых: посмотрите на тот пролом, где дерутся сейчас казаки. Это не ворота Магнитной крепости, тут кони потеряют разгон, будут спотыкаться, могут ноги попортить на обломках камня. Здесь лучше всего справится пехота. А ведь императору всероссийскому негоже пешим сражаться, не так ли, Пётр Фёдорович?
– Верно, – вынужден был согласиться Пугачёв. Он положил булаву поперёк седла и стал смотреть на бой. – А кого тогда во второй пролом послать? – поинтересовался «император» у комбрига.
– Два рабочих батальона, – ответил тот. – Пусть посоревнуются с казаками.
– Умно, умно, – покивал Пугачёв и жестом подозвал к себе вестового. – Передай майору Байдаку и капитану Курылу, чтобы готовили батальоны к бою.
– Я поеду к ним, – сказал комиссар Омелин. – Проведу агитацию.
И он умчался вместе с вестовым.
– Чего это он? – удивился Пугачёв.
– Надоело без толку торчать тут, – пожал плечами Кутасов.
Он вновь взял бинокль и навёл его на левую стену Троицкой крепости. После нескольких пристрелочных залпов бомбардиры стали бить вполне уверенно. Чугунные ядра бились о стену, рассыпая облака каменной крошки, по ней пошла густая сеть трещин. Несколько врезались в угловую башню крепости, откуда било тяжёлое орудие. Башня выдержала, однако несколько камней вывалились из кладки, верхний помост, на котором стояла пушка, покосился, и орудие ткнулось стволом вниз. Расчёт его замахал руками, несколько человек, кажущихся мелкими карликами, как у Свифта, полетели на землю.
– Удачно они попали, – усмехнулся Пугачёв. – Очень удачно.
К Пугачёву подбежал запыхавшийся казак в рваном кафтане, залитом кровью. В руках он держал основательно посечённую саблю, за спиной его висел мушкет с расщеплённым прикладом.
– Надёжа-царь, – упал он на колено перед Пугачёвым, – полковник Белобородов подмоги просит. Внутрь войти не могут казаки – крепко враг стоит.
– Довольно с него солдат, – отмахнулся Пугачёв. – Хватит ему. Пусть дерётся теми, кто есть. У меня для него резервов нет. И передай полковнику, что в левой стене скоро вторая брешь будет, туда рабочие батальоны пойдут.
Казак в рваном кафтане поклонился Пугачёву и бросился бежать обратно к пролому в стене.
– Жестоко вы с ними обходитесь, – покачал головой Кутасов. – Теперь Белобородов будет гнать людей на убой, лишь бы опередить рабочих.
– Я ему полк пеших казаков дал, – мрачно заметил «император», – пусть ими воюет. Не сумеет взять крепости без рабочих – грош ему цена.
Спустя ещё четверть часа «единороги» пробили брешь и во второй стене, в бой пошли рабочие батальоны. На сей раз третий и пятый. Кутасов навёл бинокль на их позиции. Перед шеренгами солдат в зелёных гимнастёрках гарцевал на своём вороном комиссар Омелин.
– Интересно, – сказал Пугачёв, – что он им там вещает.
– Солдаты, – говорил комиссар Омелин, твёрдой рукой сдерживая рвущегося от грохота и пороховой вони коня, – вон там, за стенами крепости засели царские войска. Они считают себя неуязвимыми для нашего гнева, нашей классовой ненависти. Ведь казаки уже больше часа пытаются прорваться внутрь. Им не занимать отваги и смелости, но нет в их крови революционной ярости. – В нескольких шагах от него в землю врезалось пороховое ядро, завертелось, зашипело рассерженной змеёй. Омелин даже не обратил на это внимания. Равно как и на то, что ядро, сколько не вертелось и к