Это действительно была она. Щеки ее раскраснелись с мороза, глаза искрились весельем — и это в то время, когда он с ума сходил от беспокойства за нее! Павел чувствовал, как в крови закипает ярость.
— Где Вы были? — едва ли не прорычал он.
— У подруги, — невозмутимо пожала плечиком Жюли и, обойдя нависшего над ней супруга, прошла дальше.
Отбросив беличью муфту, Юленька расстегнула салоп, аккуратно стянула с рук тонкие лайковые перчатки и развязала ленты капора. Прохор, принимая из рук Жюли верхнюю одежду, опасливо покосился на хозяина. Павел, застывший на пороге, едва сдерживался: плотно сжатые губы, мечущие молнии прищуренные глаза выдавали его отнюдь не безоблачное настроение.
— Пшел вон! — сквозь зубы, выдавил Поль.
Слуга счел за лучшее сразу ретироваться. Жюли вздрогнула, услышав в его голосе с трудом подавляемую ярость. Она медленно повернулась к нему лицом, и тотчас его длинные пальцы впились в ее плечи и встряхнули ее, как тряпичную куклу.
— Я еще раз спрашиваю: где Вы были? — обманчиво тихо произнес Шеховской.
— Я Вам уже ответила, — так же тихо произнесла Жюли, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в свою спальню и запереться там на ключ.
Таким своего супруга она видела впервые, и от того, что она видела, волосы на затылке шевелились от страха. Павел глубоко вздохнул, сделав попытку взять себя в руки.
— Знаете ли Вы, что я с ума схожу от беспокойства за Вас, думая о том, что могло с Вами приключиться, а Вы являетесь как ни в чем не бывало и заявляете, что наносили визит подруге, — тихо произнес он. — Позвольте полюбопытствовать, какую подругу Вы нынче посещали?
— Я рассказывала Вам о ней, — из последних сил сохраняя спокойствие, ответила Юля. — Ее зовут Ирэн.
Поль припомнил, что, рассказывая о своей жизни в Петербурге до встречи с ним, Жюли упоминала какую-то Ирэн, с которой познакомилась по пути в столицу. Еще тогда, когда Юленька в своём рассказе упомянула ее, Шеховской легко догадался о роде занятий этой самой Ирэн: рассказывая о ней, Жюли не упомянула ни титула, ни даже фамилии, называя ее просто по имени, так что догадаться было не трудно.
— Я запрещаю Вам общаться с этой женщиной, — холодно произнес он, выделив голосом последние два слова.
Жюли гордо расправила плечи, фыркнула, что никак не подобало благовоспитанной девице, и прошла в небольшую гостиную. Павел последовал за ней. Присев в кресло, его жена подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.
— Скажите, Ваше сиятельство, чем объясняется Ваш запрет на встречи с — как Вы изволили выразиться? — "этой женщиной"?
— Моя жена не должна общаться с людьми подобного сорта, — терпеливо объяснил он.
— А с кем же мне, по-Вашему, общаться? — перебила его Жюли. — Двери любого мало-мальски приличного дома закрыты передо мной, — с горечью добавила она. — Вы случайно не забыли, кем я являюсь для всех Ваших знакомых и друзей? Прикажете никуда не выходить?
— Да! — рявкнул Шеховской и тотчас пожалел о том, что сорвался, заметив, как дрогнула ее нижняя губа и большие карие глаза мгновенно наполнились слезами.
— Я не собираюсь сидеть в четырех стенах, — обиженно заявила она и чтобы еще больше досадить ему, вздернув подбородок, выпалила. — Мало того, я собираюсь вернуться на сцену. Я не могу сидеть сложа руки и ждать, когда Вы изволите обратить на меня свое внимание!
— Никогда! — стукнул кулаком по каминной полке Поль. — Никогда не смейте даже упоминать об этом!
— Хорошо. Не буду! — неожиданно сдалась Жюли и отвернулась от него.
Повисшее молчание тяготило обоих, действовало на нервы, но никто не желал первым нарушить его. У Шеховского возникло ощущение, что с каждым сказанным словом они с Юлей все более отдаляются друг от друга, и ширина той пропасти, что неожиданно появилась меж ними из маленькой трещинки, поистине ужасала. Как так могло случиться, что они вдруг столь стремительно стали почти чужими друг другу? Неужто кроме постели их ничего более не связывает?! Да и были ли они близки!? Ведь они так и остались незнакомцами. Но тут же он вынужден был признать, что это целиком его вина: приняв решение обвенчаться с Жюли, он, восхищенный ее храбростью и самопожертвованием, действовал импульсивно, совершенно не задумываясь о дальнейшей совместной жизни с ней. С чего он решил, что ничего в его жизни не изменится? Пора перестать обманывать самого себя, — вздохнул Павел. Уже изменилось, слишком многое изменилось, — однако он всеми силами старался не замечать того, предпочитая думать, что все как-то устроится само собой.
— Какая горькая ирония! — тихо заметил он. — В столь светлый праздник мы с Вами пребываем в ссоре — и это вместо того, чтобы пожелать друг другу счастливого Рождества! А ведь это наше первое Рождество!
Юленька медленно поднялась со своего места и шагнула в его раскрытые объятья.
— Мне было так одиноко все эти дни, пока я ждала Вас, — отозвалась она, — но, едва появившись, Вы вновь поспешили меня покинуть. Это так обидно!
— Я постараюсь чаще бывать с Вами, — ответил Павел, касаясь губами ее виска. — Жаль, что мы не всегда вольны в своих поступках и желаниях. Вот и на Новый год я обещал быть в доме Нарышкиных.
Жюли промолчала.
— Я постараюсь сократить свое пребывание там, не нарушая приличий, — продолжил Шеховской.
— Не надо больше напрасных обещаний! — приложила она палец к его губам.
— Хорошо, мой воинственный ангел! — улыбнулся Поль. — Идемте ужинать.
После ужина Жюли расположилась в кресле около камина. Павел подошел к ней и остановился за ее спиной.
— Закрой глаза, ma chИrie, — попросил он.
Юля послушно прикрыла веки, догадываясь, что супруг желает подарить ей ее рождественский подарок. Что-то гладкое и холодное коснулось шеи, она вздрогнула и инстинктивно схватилась за горло. Под пальцами перекатывались гладкие шарики жемчуга. Поднявшись, она шагнула к зеркалу и замерла перед ним в восхищении. Вещица была очень красивая и изящная. Обернувшись к супругу, она вскинула руки ему на шею и приподнявшись на носочки прижалась губами к его губам.
— Спасибо, — тихо выдохнула она. — Но это, наверное…
— Дорого, — закончил он за нее.
Жюли прикусила язык, глядя, как мрачнеет лицо ее супруга. Вновь она все испортила!
— Пусть тебя это не заботит, — обронил Павел. — Я не собираюсь умирать с голоду. Рано или поздно все изменится.
— Что изменится? — холодея спросила Жюли.
Глядя в побледневшее лицо жены, Поль едва слышно чертыхнулся: хорошего же она о нем мнения!
— Это вовсе не то, о чем Вы подумали, сударыня, — холодно отозвался он. — Я вовсе не желаю смерти собственному отцу. Однако рано или поздно он будет вынужден смириться с нашим браком.
Глава 15
Сухо кивнув жене, Павел вышел из гостиной. Дверь с тихим стуком захлопнулась, и Юля вздрогнула от этого звука. Вновь попытка примирения вылилась в новую ссору, и Юленька едва удержала подступившие к глазам слезы. Словно Господь их за какие-то прегрешения разума лишил, не давая возможности понять друг друга.
Праздничный ужин прошел в тягостной обстановке, несмотря на старания кухарки угодить новым хозяевам. Закончив трапезу, Поль сослался на усталость и удалился в свою спальню. Юной княгине ничего не оставалось, как только последовать примеру супруга. Тася, помогая барыне с вечерним туалетом, сочувственно вздыхала, глядя на расстроенное лицо Жюли.
— А Вы, барыня, возьмите да сами к супругу-то и пойдите, — осмелилась она дать совет. — Барин-то Ваш гордец, каких свет не видывал. Ни в жисть не признается, что скучал без Вас, а вот ежели Вы к нему сами придете, то только рад тому будет.
— Ты и вправду думаешь, что Павел Николаевич мне обрадуется? — с сомнением переспросила Юля.
— Господи, барыня, да что ж Вы, как дети малые! — всплеснула руками Тася. — То барин вечор ушел, так Вы сначала полночи прорыдали, а потом рассорились. Потом Вы ушли, никому ни слова не сказавши, так теперь он весь день от окна к окну бегал, места себе не находил, — и опять повздорили. Вам бы сесть рядком, да поговорить ладком, а вы все спорите, чей черт, прости меня, Господи, старше! Ой, простите меня, барыня! — вдруг испугалась горничная и совсем другим тоном спросила. — Вам ничего более не надобно?
— Нет, Тася, ничего, ступай!
Горничная вышла, тихонько притворив за собой двери, а Юля задумалась: может, Тася права, и мужу ее гордость не позволяет признаться, что скучал без нее? Накинув на плечи шелковый капот, она вышла в коридор, но дойдя до дверей спальни супруга, вдруг оробела. Из-под двери пробивался неяркий свет, а это значило только одно: Павел все еще не спал и ушел из гостиной, только чтобы не проводить вечер в ее обществе. Что, если она войдет, а он попросит ее уйти? Что, если ошиблась Тася, полагая, что супруг ее так же скучал по ней? — Жюли тяжело вздохнула и отняла руку от двери: она не вынесет его холодности и равнодушия. Неужто мало слез пролила из-за него? Уж лучше так…
Она уже повернулась, чтобы уйти, но дверь неожиданно распахнулась, и, обняв за талию, Павел втянул жену в комнату. Руки князя скользнули по ее плечам, сбрасывая шёлковое одеяние, губы тотчас приникли к ее губам в жарком поцелуе. Юленька и сама не заметила, в какой момент они оказались в постели. Она таяла от его ласк, от чуть хрипловатого голоса, что шептал ей:
— Я жить без тебя не могу, mon ange!
Ах! Какой же музыкой были эти слова для ее измученного сомнениями сердечка!
— Я люблю тебя, — прошептала она в ответ, пряча счастливую улыбку на его плече.
Позже, когда сон смежил веки ее супруга, Юленька попыталась выскользнуть из постели с тем, чтобы уйти к себе, но он вдруг крепко обнял ее и не отпустил. Она так и осталась в его спальне, а поутру ее разбудили ласковые прикосновения теплых рук. Но как бы ни было им хорошо в эти мгновения, в какой-то момент предательская мысль закралась в ее сознание: неужели спальня — это единственное место, где они могут прийти к согласию?