Аня вновь попыталась представить себе, как сложится ее дальнейшая судьба, но мысли ее свернули к Закревскому. Василий Андреевич с утра уехал в Полтаву за утвержденным Судебной Палатой актом об удочерении Анны Николаевны Опалевой. Может быть, волнение за приемного отца таким беспокойством отозвалось в душе: ведь немудрено было заплутать, с пути сбиться в такую погоду.
Но не только это мучило ее с утра. Ночью ей снова снился странный сон: она бежит, подобрав юбки, по заснеженному полю, утопая выше колена в сугробах за человеком, что идет впереди. На его непокрытую русую голову падают снежинки, серое небо сыпет и сыпет частым снегом, и никак не разглядеть ей того, за кем она бежит. Захлебываясь криком и плачем, она падает прямо в холодный сугроб, и тогда он останавливается, оборачивается к ней, — но у него нет лица. Господи, кто он?! Кого она так часто видит во сне?! И почему при этом не видит его лица?!
— Мне бы в храм сходить, — вздохнула она.
— Что ты, в такую-то ненасть! — вскинулась Агата. — Вот завтра метель уляжется, и праздник большой — Никола Зимний, девки сегодня полдня храм украшали, вот и сходишь.
— Будь по-твоему, — согласилась Анна.
Наутро, как и обещала Агата, метель улеглась. Аню разбудило яркое солнышко, ворвавшееся в ее спальню через не зашторенные окна. Спустив ноги с постели, она нащупала ногой комнатные туфли и осторожно поднялась. Поясница отозвалась привычной ноющей болью. Господи, как же она устала! Как надоело чувствовать себя огромной, тяжелой и неуклюжей! Обернувшись, дернула сонетку и подошла к зеркалу. Анна долго смотрела на себя и даже когда в комнату вошла ее горничная Наташа не обернулась.
— Приготовь мне платье на выход, — распорядилась Анна. — После завтрака в церковь пойдем.
— Да там такие сугробы намело, куда уж Вам ходить по такой дороге, — возразила Наталья.
— Тогда, значит, поедем! Пусть Егорка сани запряжет, — улыбнулась Аня.
— Как скажете, барышня, — поклонилась Наталья.
После завтрака Анна вместе с Натальей, усевшись в сани, отправились к местной церквушке. После торжественной службы девушка долго стояла перед образами, не решаясь просить Николу-Угодника об исцелении души и разума. Кто знает, какая истина ей откроется, когда вернется память? Может, и жить ей не захочется с этой правдой? Поставив свечку, Аня мысленно взмолилась о благополучном разрешении от бремени.
Наталья все это время стояла немного позади ее. Скосив глаза, Аннет заметила, как девка истово перекрестилась несколько раз. Губы ее при этом беззвучно шевелились, творя молитву. Дождавшись, когда Наталья закончит бить поклоны, Анна вышла на крыльцо, глубоко вдохнула морозный воздух и шагнула на ступеньку.
Нога заскользила по утоптанному множеством ног снегу, и, испуганно охнув, Анна свалилась с невысокого крыльца. Наталья бросилась поднимать барышню.
— Анна Николавна! — запричитала она. — Что ж Вы под ноги-то не смотрите?!
— И много я там увижу? — отмахнулась Аня, тяжело поднимаясь. — Вроде обошлось, — перекрестилась она.
— Ну, слава тебе, Господи, — улыбнулась трясущимися губами Наталья.
С трудом забравшись в сани, Аннет всю дорогу до усадьбы прислушивалась к своим ощущениям. Вроде бы в самом деле все обошлось, — успокоилась она.
После полудня приехал Василий Андреевич. Увидев в окошко остановившийся напротив крыльца возок, Аня поспешила вниз. Она осторожно спускалась по лестнице, но замерла на предпоследней ступеньке. Тянущая боль внизу живота заставила ее ухватиться за перила. Граф, войдя в вестибюль и заметив ее, сразу понял, что дело неладно. Обернувшись к входящему следом кучеру, коротко распорядился, чтобы тот, не мешкая, отправлялся за доктором, а сам бросился к ней и, поддерживая под руки, помог подняться обратно в свои покои. Позвали Агату. Только глянув на Анну, старушка нахмурилась и тотчас направилась к себе за травами, о целебных свойствах которых только ей одной и было ведомо, велев по пути Наталье приготовить простыни, полотенца и принести горячей воды.
— Не поспеет доктор-то, — пробормотала она себе под нос, заваривая что-то в небольшом горшочке.
— Как не поспеет? — ахнула повариха, услышав слова старой няньки.
— А так, не поспеет, и все тут, — отмахнулась Агата. — Наталья говорила, упала Аннушка поутру на крылечке церковном. Не само, значит, началось, туточки можно чего угодно ждать.
Подхватив закипевшее варево, Агата засеменила в покои барышни. Вся усадьба затаила дыхание в ожидании новостей. Прошло около трех часов, когда из спальни Анны донесся крик младенца.
— Слава тебе, Господи! — перекрестилась белая как снег Наталья и подставила руки, чтобы принять у Агаты мальчонку.
— Гляди-ка, какой у нас Николка! — усмехнулась старая нянька.
— И правда, Николка, — улыбнулась Наташа. — Будет у него Никола-Угодник заступником.
— Сомлела барышня, — принялась легонько похлопывать Анну по щекам Агата.
Пока старушка приводила в чувство Аннет, Наталья обмыла и запеленала младенца. Тихонько покачивая дитя на руках, Наташа не могла отвести глаз от маленького сморщенного личика.
— И каков ты будешь-то? — тихо пошептала она.
— Дайте его мне, — прошептала Аня, пытаясь приподняться на подушках.
— Лежи, успеешь еще, — замахала на нее руками Агата.
— Глядите, Анна Николавна! — наклонилась к ней Наталья, показывая сына.
Глава 21
Как ни старался Павел Шеховской избегать общества, но все же сделаться затворником окончательно было никак невозможно: полгода официального траура истекли, а столь явная демонстрация чувств в свете считалась mauvais ton (дурной тон). Впрочем, на балах, раутах и суаре князь по-прежнему практически не появлялся. После того памятного разговора с Михаилом он изредка бывал в клубе, в основном по приглашению Горчакова, но в последнее время стал часто замечать на себе какие-то странные сочувствующие взгляды. Однако каждый, с кем бы ни встретился он взглядом, тотчас стремился отвести глаза.
Князь поначалу воспринимал это спокойно, отнеся все на счет недавней трагедии, но когда при его появлении, куда бы он ни вошел — в светскую ли гостиную, в штаб полка или в клуб — стали враз смолкать все разговоры, отметил про себя, что подобное может быть связанно только с какой-нибудь скандальной новостью, а он никакого скандала за собой не знал.
— Может, хоть ты мне пояснишь, mon ami, что сие означает? — обратился он к Михаилу, когда они после ужина у Катенина заехали к Мишелю на Литейный. Полина поспешила удалиться в свои покои, а друзья, устроившись с бренди у камина в библиотеке, продолжили разговор, начатый еще у Катенина.
— Что ты имеешь в виду? Настоятельное приглашение Катенина?
— Нет! — отрезал Шеховской. — С этим-то как раз все ясно, — уже тише добавил он.
— Тогда что? — удивленно вскинул брови Мишель.
— Все эти разговоры, шепотки, которые тотчас умолкают, стоит мне появиться где бы то ни было.
— Il te semblait. (Тебе показалось), — буркнул Горчаков.
— Pas du tout. (Вовсе нет), — также переходя на французский, отозвался Поль.
— Пустое, — нарочито вздохнул Мишель.
— Мишель! — не отводя глаз, укоризненно покачал головой Шеховской.
— Проклятая баба! — пробормотал себе под нос Михаил.
— О ком же это ты столь неласково?! — удивленно приподнял бровь Павел.
— Да кузина твоя, — раздраженно ответил Горчаков. — Язык без костей, вот и болтает что ни попадя.
— Мари? — предчувствие чего-то дурного холодом сжало в сердце. — И что же успела наболтать моя ненаглядная родственница? — процедил Павел.
Горчаков вздохнул, едва заметно покачал головой, отказываясь говорить, но, наткнувшись на непреклонный взгляд, вынужден был продолжить.
— Mademoiselle Валевская высказала совершенно невероятное предположение, что твоя супруга не утонула, а попросту сбежала, — выпалил он.
Павел отставил в сторону недопитый бокал с бренди.
— Сбежала!? — не поверил он своим ушам. — Это невозможно! Поплавский сознался во всем, — гневно добавил он.
— Поговаривают, что ему некто хорошо заплатил за молчание, — неопределенно махнул рукой Михаил. — Глупости все это! — тут же зло заметил он. — Ни за какие деньги, даже имея на совести убийство, человек не станет так оговоривать себя.
— И все же… — побуждая его продолжить, протянул Поль.
— Мари весьма красочно расписала, как молодой Левашов увлекся Юлией Львовной, что многие заметили на балу в доме Шуваловых.
Перед мысленным взором его вновь всплыло видение: Жюли в ярко-красном платье с обворожительной улыбкой кружится в вальсе в объятьях Сержа на том памятном балу в доме сестры Горчакова.
— И что с того? Бал у Шуваловых был на Новый год, Жюли пропала на Пасху. Да и Левашов, поди, давно уже опроверг эти слухи, — ответил Павел, уставившись в пространство.
— Может, и опроверг бы, будь он в Петербурге, — неохотно отозвался Мишель. — Ты разве не знаешь?
— Не знаю чего? — поинтересовался Павел.
— Левашов вместе с дипломатической миссией еще в мае отбыл в Париж с каким-то поручением самого Государя.
— В мае? — эхом отозвался Поль. — Быть того не может!
Друзья замолчали, только дрова потрескивали в камине.
— О чем Вы говорили с Катениным? — прервал затянувшееся молчание Михаил.
— К Александру Андреевичу обратился с просьбой порекомендовать толкового офицера для особых поручений генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев. Если это предложение меня заинтересует, он с удовольствием рекомендовал бы меня Муравьеву. Мне же он настоятельно советовал не отказываться от такого предложения.
— Ну, а ты сам что думаешь по этому поводу? — поинтересовался Горчаков.
— Знаешь, час назад я еще раздумывал, соглашаться ли, а теперь точно соглашусь: уж лучше в Сибирь, чем оставаться в этом серпентариуме, именуемом светом, — ответил Павел, вставая с кресла и улыбаясь улыбкой, не затронувшей его глаз. — Ладно, пора бы и честь знать! — хлопнул он Горчакова по плечу.