Павел устало закрыл глаза и замер, прижавшись лбом к окну. Холодное стекло остудило пылающий лоб. После ухода Мари, дерзнувшей посягнуть на его одиночество в его же личных покоях, мысль спрятаться от шума бала в тишине темного кабинета уже не казалась ему столь привлекательной. Что ж, значит, нужно покончить с этим как можно быстрее, выбрать одну из этих совершенно для него одинаковых хихикающих девиц и повести ее к алтарю. Когда-то он сказал, что не приемлет брака без любви, но что, если он так никогда и не встретит ту, что станет для него всем? Разве возможно, единожды утратив дарованное Господом счастье, вновь обрести его? И опять пред мысленным взором предстал образ жены. Юленька! — невыносимой болью стиснуло грудь. — Милая, родная, зачем же ты оставила меня?!
В двери тихо постучали, и Павел отшатнулся он окна — неужели опять Мари? Резкое "Entrez! (Войдите (фр.))" сорвалось с губ.
— Поль, — укоризненно обратилась к нему с порога Софья Андреевна. — Я видела, как Мари вышла из твоих покоев. Потрудись объяснить, что это значит?
— Ничего, maman, — повернулся к ней Шеховской. — Ничего не значит! Просто побеседовали по душам.
— Я хочу просить тебя не совершать необдуманных поступков, — продолжила Софья Андреевна. — Не скрою, было время, когда я желала видеть Вас вместе, но ныне…
— Оставьте, maman, — едва сдерживая раздражение, выдавил Павел. — Вы заблуждаетесь на мой счет. Мари не интересовала меня тогда, и сейчас ничего не изменилось.
Софья Андреевна смутилась.
— Я вижу, разговор этот тебе не приятен.
— Вы правы, маменька, однако это не извиняет мою резкость, — поднеся к губам руку матери, покаянно произнес Павел. — Я ведь понимаю, с какой целью Вы ныне устроили это грандиозное собрание, как прекрасно вижу, что и Вам оно не по душе. Право, не стоило!
Софья Андреевна слегка наклонила голову, — принимая его извинения.
— Но все же — давай вернемся, mon cher?
Павел молча предложил руку матери.
Чем ближе они подходили к южному крылу дома, тем громче становилась музыка. Почти на пороге бального зала Павел остановился и повернулся к матери.
— Мне пришла в голову мысль. Возможно, она Вам понравится, — улыбнулся он.
— Я слушаю тебя, — заинтересовалась княгиня.
— А не пригласить ли в Павлово Балашовых?
— На твои именины?
— Почему нет? — пожал плечами Поль.
— Ты уверен? — с сомнением переспросила Софья Андреевна, вспоминая скромную и невзрачную на фоне признанных красавиц Долли Балашову, которую пригласила на этот бал лишь в память о давней дружбе с ее матерью, Ангелиной Леонтьевной.
— Нет. Но хотел бы присмотреться к этой девушке, — честно признался он.
Вернувшись в зал, Павел разыскал глазами mademoiselle Балашову, которая по-прежнему не отходила от своей матери и все так же пыталась спрятаться за ее креслом. Улыбнувшись, Шеховской решительно направился в сторону дам Балашовых. Чем ближе он подходил, тем бледнее становилась Долли. Склонившись к уху матери, она что-то прошептала, но Ангелина Леонтьевна небрежно отмахнулась от ее слов, улыбаясь направляющемуся к ним молодому человеку. Остановившись перед креслом, в котором восседала madam Балашова, Павел слегка прищелкнул каблуками.
— Madam, позвольте мне пригласить Вашу очаровательную дочь.
— Конечно, Павел Николаевич, — кокетливо взмахнула ресницами Балашова старшая.
— Долли… — многозначительно прошептала она растерявшейся дочери.
Даша послушно раскрыла бальную книжечку и замерла. Глядя сверху на абсолютно чистую страничку, Шеховской поймал растерянный взгляд девушки.
— Вальс, — шепнул он чуть слышно.
Дарья залилась румянцем, и маленький позолоченный карандашик послушно вывел его фамилию вместе с титулом напротив вальса. Ободряюще улыбнувшись ей, Поль отошел к небольшой группе своих бывших сослуживцев и друзей.
— Mon ami, — удивленно вскинул бровь Мишель, наблюдавший за странными маневрами Павла, — твой выбор несколько удивляет, — вполголоса заметил он.
— Отчего же? — так же тихо ответил Шеховской. — Скромна, мила, спокойна.
— И от страха пред тобой едва в обморок не упала, — добавил Михаил, с сомнением качая головой. — Оглянись вокруг. Ты уверен, что поступаешь правильно?
— Я уже был женат на красивой женщине и по любви, — отозвался Поль. — Может, стоит, наконец, прислушаться к голосу разума? Да, если я забуду, напомни мне о вальсе!
Разговор вновь вернулся к политике. Павел внимательно вслушивался в рассуждения офицеров. Поговаривали о том, что Государь собирается ввести войска в Молдавию и Валахию. Кто-то считал, что это непременно повлечет за собой объявление войны со стороны турок. От заинтересовавшей его беседы Павла отвлек лёгкий хлопок по плечу. Обернувшись, Шеховской, вопросительно уставился на Горчакова.
— Твой вальс, — указал глазами на mademoiselle Балашову Михаил.
— Merci, mon ami, — улыбнулся в ответ Поль.
Даша, не сказав ни слова, осторожно вложила свою руку в его протянутую ладонь и позволила увлечь себя в круг танцующих. Не отрывая взгляда от носков своих туфелек и закусив от напряжения губу, она послушно скользила в его объятьях по паркету.
— Вы боитесь отдавить мне ноги? — тихо спросил он и тотчас задохнулся от нахлынувших воспоминаний. Он почти ожидал, что сейчас она поднимет голову и ответит "нет", а он утонет в колдовском омуте черных глаз.
— Да, я плохо танцую, — заливаясь румянцем, ответила Долли, и чары развеялись.
Павел удивленно моргнул: на него испуганно смотрели голубые глаза, маленькая ладошка чуть подрагивала в его руке. Ни дать ни взять испуганный заяц, — нахмурился Поль. Заметив, как омрачилось его лицо, Дарья судорожно вздохнула и сбилась с шага, наступив ему на ногу.
— Pardonnez-moi, (простите меня (фр.)), — бескровными губами прошептала она.
— Ne vous excusez pas. Pardonnez-moi ma maladresse. J'ai trop longtemps ne dansait. (Не извиняйтесь. Простите мне мою неловкость. Я слишком давно не танцевал (фр.)), — не моргнув глазом, солгал Шеховской. К счастью для mademoiselle Балашовой, вскоре музыка стихла, и Павел проводил ее обратно к матери. Вцепившись обеими руками в спинку кресла, в котором сидела ее maman, Даша проводила глазами высокую фигуру князя.
— О чем Вы говорили? — шепотом спросила ее Ангелина Леонтьевна.
— Ах, маменька, я наступила ему на ногу, — простонала Дарья.
— И что он сказал? — выдохнула madam Балашова.
— Извинился за свою неловкость и сказал, что давно не танцевал.
— Бог мой, он определенно заинтересован тобой! — восторженно прошептала Ангелина Леонтьевна.
— Маменька, Вы заблуждаетесь! — обмахиваясь веером, ответила Даша, боясь даже посмотреть в ту сторону, где Павел остановился около группы офицеров.
— Долли, ты будешь самой настоящей дурой, если упустишь такую партию!
— О чем Вы, маменька? Какая партия? Я думаю, это Софья Андреевна просила его пригласить меня, — краснея, ответила Даша и едва слышно добавила. — Он пугает меня. Эти ужасные шрамы…
Шеховской больше не подошел и даже ни разу не взглянул в ее сторону. Понемногу Долли успокоилась, утвердившись во мнении, что Павел Николаевич пригласил ее танцевать по просьбе Софьи Андреевны, оттого приглашение в Павлово, доставленное на следующее утро в дом Анатоля Аркадьевича Балашова, старшего брата ее отца, у которого они с отцом и матерью остановились на время сезона, застало ее врасплох.
А Ангелина Леонтьевна ликовала.
— Это определенно оно! — восторженно сверкая глазами, говорила она за завтраком. — Mon cher, — обратилась она к супругу, — Долли нужен новый гардероб. Бог мой! Сам Поль Шеховской! Ты хоть понимаешь, что это значит?!
— Умерьте свой пыл, ma chИrie, — отложив в сторону газету, ответил ей супруг. — Откуда Вам знать, может, помимо нас, туда приглашена половина Петербурга.
— Да нет же, как Вы не понимаете! Он приглашал ее танцевать.
— И что? — раздраженно заметил Степан Аркадьевич. — Это еще ничего не значит.
Анатоль Аркадьевич, допив свой кофе, аккуратно поставил чашку на стол.
— Я полагаю, ты не прав, — обратился он к Степану Аркадьевичу, — это приглашение выглядит, по меньшей мере, странным.
— Маменька, папенька, — Даша ощутила, как слезы отчаяния наворачиваются на глаза, — прошу Вас… Маменька, умоляю Вас, откажитесь, напишите, что я занемогла!
— Долли, — Ангелина Леонтьевна удивленно воззрилась на свою младшую дочь, — и речи быть о том не может! Мы поедем, и я прямо сейчас отвечу на приглашение.
— Дашенька, душечка, — ласково улыбнулся ей отец, — оставь нас, пожалуйста.
Кинув на отца умоляющий взгляд, Дарья поднялась из-за стола и торопливо покинула столовую. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она вновь вспоминала тот злополучный вальс. Теперь ей чудилась насмешка в мягком тоне, каким говорил с ней князь, казался неуместным его снисходительный взгляд, раздражало то, что он забыл о ней сразу же, как только вернул в общество матери — все это, по ее мнению, говорило о том, что она ему безразлична, но он по какой-то непонятной прихоти решил вовлечь ее в какую-то странную игру, смысла которой она не понимала и оттого боялась попасть впросак. Довольно! И так над ней уже потешается добрая половина Петербурга.
Но в тоже время Долли понимала и свою матушку. Она была самой младшей из пятерых детей Балашовых, две старших сестры и два старших брата уж давно были устроены в жизни, и довольно неплохо устроены. Теперь настала и ее очередь, и матушка так торопится вывести ее в свет, чтобы, наконец, вздохнуть свободно. Но как объяснить maman, что она не стремится к такой жизни? По крайней мере, пока, — ведь ей всего семнадцать!
Более всего на свете Дарье сейчас хотелось оказаться в родовом имении, уединиться в своей светелке и думать забыть о чопорном Петербурге с его балами и раутами, которые она возненавидела с первого дня своего пребывания в столице. Она чувствовала, что по какой-то причине не пришлась ко двору, — с ней не спешили заводить знакомства молодые люди, девицы ее возраста ее сторонились, по секрету между собой обсуждая ее не слишком удачный дебют. Оттого внимание князя Шеховского к ее более чем скромной персоне не могло не показаться ей странным и даже пугающим,