— Орет! — с беспокойством констатировала Ребекка, чутко замирая на границе орешника. Она рукой раздвинула развесистые ветви и боязливо выглянула на полянку. — Женщина орет, причем так, будто ее заживо на куски режут!..
— Там кого-то убивают! — нахмурился Беонир, на всякий случай удерживая невесту за плечо и не пуская дальше. — Вроде бы нужно помочь… А с другой стороны, она и вправду кричит так ужасно, что туда и соваться боязно! Пойдем или не пойдем?..
Ниуэ и лайил вопросительно уставились на меня, ожидая решения. Бойкие, склочные и хулиганистые, в любой критической ситуации они тушевались и без возражений уступали мне лидирующую позицию, полагаясь на мою уже неоднократно оправдавшую себя объективность и завидную интуицию. Впрочем, я и сама уже заметила, что стать настоящим командиром способен не тот, кто громко выступает, а тот, кто говорит тихо и редко, но всегда по делу.
— Пойду я! — категорично заявила я, безапелляционной интонацией сразу же пресекая возможные возражения. — А вы отползете в кусты, успокоитесь и не станете мне мешать.
— Еще чего! — вскинулась было Ребекка, но Беонир весомо возложил свою лопатообразную ладонь на затылок воительницы и ткнул ее лицом в траву, заставляя замолчать. Девушка удивленно дернулась и замерла, подчинившись его воле. Я восхищенно расширила глаза. Кажется, весы субординации начали склоняться на сторону Беонира. Ну или ему просто надоело потакать капризам своенравной воительницы. М-да, выходит, и дама сердца может однажды застрять в печенках!
— Молчи! — лаконично приказал юноша. — Пойми, мы вступили на территорию эльфов, а значит, нам лучше слушаться ту, которая по сути родства способна понять и предугадать их поступки.
Ребекка недовольно зашипела, но не осмелилась протестовать. Она выплюнула попавшую в рот траву и заискивающе улыбнулась, признавая правоту жениха.
— Да, я сильная, — полушутливо сообщила она, проявляя потрясающую самокритичность. — Да, я смелая. Но иногда — пришибленная на всю голову.
Ниуэ улыбнулся и ласково погладил воительницу по волосам. Возможно, он тоже знал, что мудрая женщина никогда не возводит стену, защищаясь от ветра, — она строит ветряную мельницу.
— Это кричит женщина… — заговорила я, но Ребекка вывернулась из-под руки Беонира и язвительно фыркнула:
— Слышим, что не мужчина!
— Рожающая женщина, — невозмутимо продолжила я. Лицо лайил вытянулось. — Причем дела ее складываются самым незавидным образом. Роженице нужна помощь целительницы. Я пойду к ней одна, дабы не пугать, она и без того в панике. А от вас требуется просто не мешать…
— Поняли, не дураки! — слаженным дуэтом отозвались друзья и ловко ретировались в кусты.
Я тотчас поднялась на ноги, выпрямилась во весь рост и, уже не скрывая своего присутствия, неспешно зашагала к шалашу, сопровождаемая безмерно любопытной Мифрил.
Пригнувшись, я просунула голову под переплетение ветвей и осторожно заглянула в глубь шалаша. Сначала не разглядела ничего, постепенно привыкая к царящему внутри полумраку. Но вскоре мои глаза полностью адаптировались к неяркому зеленоватому свету, проникающему сквозь листья, и я увидела женщину, которая, тяжело дыша, свободно распростерлась на ароматной, сделанной из цветов, подстилке. Ее огромный, тугой, словно барабан, живот безошибочно подтвердил мое предположение — женщина готовилась произвести на свет ребенка, причем сам процесс родов уже минул стадию потуг и перешел в финальную фазу. Похоже, дело застопорилось: судя по багровому от напряжения лицу незнакомки и ходящему ходуном животу, ребенок шел неправильно, застряв в родовых путях. Очевидно, схватки становились все более частыми, но не приносили ожидаемого результата, подтачивая силы роженицы и причиняя ей чудовищную боль. Боюсь, все это могло закончиться очень плачевно.
Мифрил протиснулась мимо меня, пролезла в шалаш и уткнулась клювиком в судорожно сжатый кулак роженицы, всем свои видом выражая огорченное бессилие. Пребывающая в полузабытьи женщина открыла глаза и испуганно вскрикнула.
— Смилуйся надо мной, Шарро! — жалобно застонала она. — Неужели ты обрек меня на смерть и прислал за мной белую мантикору, которая вознесет на небо мою душу? — Тут она заметила меня и приподнялась на локте, готовая бежать прочь. Но ни сил, ни возможностей для этого не имелось. — Кто ты, девушка? — спросила она дрожащим от волнения голосом, второй рукой придерживая свой тяжелый живот. — Если ты пришла, чтобы навредить мне и моему сыну…
— Я пришла, чтобы помочь вам! — успокаивающе улыбнулась я и положила ладонь на лоб страдалицы, творя чары холода. Почувствовав облегчение, связанное с уменьшением сжигающего ее жара, женщина благодарно улыбнулась, сразу проникшись расположением ко мне. — Ведь вы же сами просили о помощи? — напомнила я, умело ощупывая ее живот. В своих действиях я руководствовалась знаниями, почерпнутыми из Первой Книги, найденной мною в эльфийском Лазарете.
— Ты чародейка! — уверенно опознала роженица. — Человек? — Она нервно вздрогнула, но тут же смирила свои эмоции, показывая тем самым, что перед лицом смерти все равны. — А впрочем, какая разница…
— Никакой, — согласилась я, старясь ничем не выдать своего восхищения этой смелой женщиной, любой ценой старающейся спасти свое еще не рожденное дитя. — Ибо милосердие не имеет расовой или клановой принадлежности, а распространяется на всех.
— Ты права, — обрадовалась женщина. — Значит, пресветлый бог Шарро услышал мои мольбы и прислал тебя. К несчастью, у нас в Дархэме нет целительниц, а мужчинам-магам запрещено присутствовать при родах венценосных особ!
— Глупый закон, — сердито буркнула я, решив отложить на более подходящий момент вопросы относительно упомянутого Дархэма. — Впрочем, поговорим об этом позже. — Я внимательно оглядела потный лоб роженицы, ее расширенные, полные муки глаза, услышала дико частящий пульс и мгновенно поставила диагноз: — Ваш ребенок застрял на выходе из чрева и сейчас задыхается. Если вы будете послушной и беспрекословно выполните все мои рекомендации, мы еще сможем спасти и его, и вас. А если нет… — Я красноречиво развела руками.
— Сделаю все, что скажешь, — послушно ответила роженица. — Приказывай, целительница.
— Я возьму на себя вашу боль, — пообещала я, крепко ухватив женщину за запястье, — чтобы вы смогли собраться с духом и вытолкнуть из себя дитя. Но лишь в тот миг, когда я вам прикажу, не раньше и не позже. Если вы нарушите это условие, то умрете… Умрете не только вы, но и ваше дитя — от недостатка воздуха, и я — получив откатный удар моей магии. Готовы ли вы рискнуть?
— Ты жертвуешь ради меня своей жизнью? — не поверила женщина, вцепившись в мои пальцы. — Но почему? Зачем?
— Я чувствую, что этот ребенок чрезвычайно важен для вашего народа! — призналась я. — Вернее, — я откинула капюшон плаща, прикрывающий мою голову, и показала роженице свои остроконечные уши, точно такие же, как у нее самой, — для нашего народа!
— О, так ты эльфийка! — Слезы облегчения заструились по щекам моей пациентки. — Но откуда ты появилась? Ах, неужели… — Она прикусила губу, не осмеливаясь озвучить пришедшую на ум догадку. — Так, значит, ты и есть та самая Наследница, которую все мы ждали так долго?..
— Об этом мы тоже поговорим позже, — вздохнула я, требовательно сжимая ее руку. — А теперь приготовьтесь… — И я мысленно слилась с сознанием роженицы, принимая на себя терзающую ее муку.
Сначала перед моим ментальным взором предстала удивительная картина. Я узрела покои замка, отстроенного с невероятным, поистине нечеловеческим размахом…
Потолок комнаты шатром сходится в необозримой вышине, и там, под стрехой и на стропилах, висят пучки полевых трав. Густой теплый запах лета идет оттуда волной, раскачивая широченную, повернутую к стене изголовьем кровать, где можно сладко дремать, теряя и снова находя себя. От окна с опущенными шторами из деревянных реек по стенам расползаются причудливо изогнутые радужные полосы. Пахнет чем-то нестерпимо вкусным, и этот запах перебивает даже сладкий аромат восковых свечей и мускусных духов. А на кровати лежат двое, мужчина и женщина, слитые в экстазе плотской любви. В женщине я сразу узнаю свою пациентку. Мужчина поворачивает голову, и мне становятся видны его сиреневые глаза и черные длинные локоны. Ах, это же мои глаза, мои волосы… И я понимаю, что случайно стала свидетельницей зачатия того самого ребенка, рождению коего помогаю сейчас… Но картинка исчезает так же внезапно, как и появилась, а все мое тело будто окатывает кипятком, швыряя в круговорот неистового, всепоглощающего страдания.
Невиданная боль… Она стала огненной пучиной, погружающей в безвременье; пламенем, где растворяются кости, сердце, мозг, разум… Черные шарики трусости и сомнений, из которых состоит низменная часть моего существа, барахтаются в кипящей лаве, тянут темные отростки через оранжевое зарево самопожертвования. Хватит! Прикажи себе остановиться, ибо терпеть такое невозможно! Я вижу, как черные шарики сбиваются в клубки, растягиваются лентой, и эти нити накрывают, отдаляют от меня пламя целеустремленности. Они выстраиваются во что-то мерзкое и отделяют меня от спасаемой женщины… Цепь. Решетка. Стена. Скорее! Красно-оранжевое зарево жизни притухло, гаснет совсем. Это смерть, наползающая на меня с неотвратимостью лавины, и я принимаю ее со смирением, ведь головка ребенка уже показалась между ног роженицы, устремляясь вперед, к жизни и свету… И тут из черного выплескивается нечто зеленое, словно весенняя трава. Мою боль обволакивают поющие струны надежды. Не касаться, только не касаться черноты! Темная пустота — это больше не я. Я вовне, это мой юный голос, это голос Ардена поет вокруг меня о любви, прекрасной и бессмертной. Черная дыра втягивает зеленый мир, но это уже неважно: в ней рождаются иные цвета…
И вдруг точно хлопок, и вселенные снова меняются местами, выбрасывая меня на пол шалаша. Боль ушла, испарилась, будто ее и не было. На руках у меня заливается первым победным криком прехорошенький, здоровенький мальчик, а я смеюсь и рыдаю одновременно, прижимая к своей груди его крепкое тельце. Понимаю, что и на сей раз успешно справилась с подкравшейся бедой, а смерть снова отступила, не выдержав победоносного напора жизни!