Бурдюк похудел наполовину, хотя я оказалась достаточно умна, чтобы не пить в самую жару, — только смачивала среди дня губы. Новая вода попалась мне лишь однажды и оказалась отвратительно горькой — здешняя земля уже не знала источников. Теперь я понимала, почему ее назвали Огненной.
И еще сутки пути. Тут, на равнине, невыносимая жара перемежалась с холодным ветром, а поэтому мне приходилось и днем идти в подаренной Лаллэдрином овчине. Голову я еще вчера обернула шарфом, а сегодня прикрыла им и лицо по самые глаза, чтобы не секло кожу каленым песком и льдистыми иглами, которые приносил с собой ветер. Набрела на высохшее деревце и срезала посох — небольшой нож неотлучно находился со мной, лежал в нагрудном кармане камзола. Все вещи казались мне живой частью моего тела, только вот тело это постепенно теряло имя и осознание себя.
Уже в конце третьего дня, когда у меня почти не оставалось желания идти, вдали показалась купа деревьев. Я сбросила на землю суму и бурдюк, пустой еще с утра, рассудив так: если будет чем его наполнить, то не так далеко и вернуться. Вытряхнула птицам и ящерицам остатки еды — не это являлось сейчас моей жизнью. Ножны со стилетом сунула за пазуху. Взяла с собой также меч и эльфийские артефакты. Шла дальше, изо всех сил налегая на палку и зная: упади я сейчас — и больше мне уже не подняться. Меня вели вера, надежда и любовь…
Это оказались тополя. Коренастые, с крупной жесткой листвой и мощными корнями, доходящими до подземных ключей. Они были ничуть не похожи на стройные, как свечи, деревья, растущие в Дархэме. Посередине рощицы имелся круглый колодец, запертый от чужих посягательств огромной каменной глыбой, неподъемной для одного человека. Заперт — значит, живой. То есть в нем есть вода. А к воде непременно придут люди. Осознав этот факт остатками своего меркнущего от жажды сознания, я решила ждать. Неважно чего, лишь бы чего-то определенного: спасения, чуда, смерти… Мне было уже все равно. Я обессиленно прислонилась головой к стволу самого толстого тополя, укуталась в свои тряпки и провалилась в забытье.
Меня привело в сознание легкое, деликатное похлопывание по щеке.
— Пить! — не открывая глаз, жалобно попросила я, и в мои выжидательно приоткрытые губы тут же полилась струйка холодной воды. Я жадно глотнула и с трудом разлепила ссохшиеся от пота ресницы. Еще мгновение я растерянно рассматривала группку своих негаданных спасителей, сгрудившихся вокруг меня, а затем громко закричала от страха и омерзения…
Выяснилось, что своим избавлением от смерти я была обязана тем странным существам, полулюдям-полугусеницам, с коими уже встречалась в храме Песка, причем там я даже убила одного из них и ранила другого. Согласитесь, подобная биография отношений отнюдь не является подходящим поводом для более близкого знакомства! Именно по этой причине я не ожидала ничего хорошего от повторной встречи с уродами. Беспомощно распростершись на земле, я панически расширенными глазами всматривалась в столпившихся возле меня тварей, мысленно прикидывая, сумею ли выхватить из ножен Лед…
— Пей! — неожиданно произнесло существо, находящееся ко мне ближе, чем другие, и снова приложило к моим губам глиняный кувшин с водой, ловко удерживаемый своими дистрофичными ручками. Я растерянно пила, окончательно запутавшись во всем происходящем, но уже отказавшись от скоропалительного и весьма агрессивного решения, принятого мною всего лишь миг назад. Как, они на меня не нападают? Они не желают моей смерти?
— Ты можешь встать на ноги и идти? — поинтересовалось существо, после того как кувшин опустел, а я почувствовала прилив бодрости и зашевелилась. — Тогда мы отведем тебя в наш поселок, где ты отдохнешь и поправишь здоровье.
— Кто вы такие? — дрожащим голосом пролепетала я. — Как вы здесь очутились?
— Мы шаффы, Изначальные! — гордо ответила гусеница. — Когда-то очень давно, на заре веков, нас создали Неназываемые, дабы мы стали их доверенными слугами и скрасили одиночество, угнетающее великих творцов. Они доверили нам величайшую тайну этого мира, которую мы храним и по сей день.
— Глупости! — недоверчиво пролепетала я. — Сначала Неназываемые сотворили своих детей: богов Шарро и Банрах…
— Твои сомнения мне понятны! — беззлобно хмыкнул шафф, обрывая меня на полуслове. — Мы родились так много столетий назад, что Лаганахар уже полностью забыл о нашем существовании.
— Ну хорошо, пусть так, — устав от бесполезного спора, согласилась я. — Но почему вы живете именно здесь, в бесплодном краю?
— Это весьма печальная история! — Лицо шаффа забавно сморщилось, пародируя выражение, которое среди людей принято называть скорбным. — Мы бежали в Огненные земли, скрываясь от преследующего нас врага.
— Час от часу не легче! — пробормотала я, опираясь на услужливо поданную мне руку и пробуя подняться. — И кому это вы так насолили? — Кряхтя, я сумела встать на одно колено, боясь слишком сильно наваливаться на своего собеседника. При этом неловком процессе мой камзол распахнулся и из ворота рубашки показалась ярко сияющая Звезда моей души. Хрустальный амулет свободно повис у меня на груди, раскачиваясь на цепочке и отбрасывая ослепительные блики, вызванные попаданием на его поверхность лучей Сола…
По шеренге шаффов прокатился дружный возглас негодования…
— Чародейка! Враг! — с ненавистью вопили мои недавние спасители. — Пособница богини Банрах! Смерть ей!
Я печально усмехнулась, отнюдь не испугавшись, а скорее развеселившись от уже устоявшейся привычности этой драматичной сцены, повторяющейся с завидной частотой. Интересно, в нашем мире найдется хотя бы один народ, способный принять меня как друга? И найдется ли хотя бы одно место, где меня не пожелают убить?
Я зажмурилась, ожидая неизбежного, ибо шаффы взметнули руки с зажатыми в них небольшими, но чрезвычайно острыми топориками… Жаль, что я так и не достигла утеса Судьбы, не нашла Колокол и не вернула себе Ардена! Я-то считала, будто добилась значительных результатов и совершила несколько правильных поступков. Выходит, я ошибалась! Похоже, сегодня мне выпала отличная возможность понять, что наш жизненный опыт есть не что иное, как красивое название для множества приобретенных заблуждений. Жаль только, что возможность эта — предсмертная…
Топорик ближайшего шаффа со свистом обрушился на мою голову…
— Остановитесь! — неожиданно прервал учиненную надо мной экзекуцию чей-то повелительный голос. — Эта девушка не враг, а избранное дитя Неназываемых, призванное спасти наш мир от гибели!
Я нервно дернулась, и шарф, укутывающий мою голову, свалился на землю, открывая взорам всех присутствующих острые эльфийские уши их пленницы. Шаффы завопили повторно, но на сей раз уже от осознания собственной вины.
К чести моего самопровозглашенного палача, он оказался совсем не дураком и не увальнем. Шафф сумел изменить траекторию полета своего топорика: лезвие не причинило никакого вреда моей невезучей персоне, а просто срезало прядь волос с моего взлохмаченного затылка. Оружие вырвалось из руки бойца и со звоном воткнулось в твердую землю.
Я облегченно перевела дух, убедившись, что злодейка судьба сыграла со мной очередную шутку, вновь для острастки меня попугав. Она словно намекала: «Ты непременно умрешь, упрямая Наследница. Но это произойдет не здесь и не сейчас!»
Согласно моим завышенным меркам (видимо, основанным на роскоши Блентайра, Эррендира и Дархэма), место обитания шаффов ничуть не соответствовало громкому названию «поселок». Полагаю, это слишком сомнительное удовольствие — жить в темных норах, вырытых непосредственно в каменистой почве и огороженных огромными валунами. Впрочем, похоже, Изначальных вполне устраивала непритязательная простота их жилищ, а моего мнения они, ясное дело, не спрашивали. Следовало признать по справедливости, в их убогих норах имелось и нечто хорошее: источник пресной воды в виде бьющего из скалы ручейка, образующего небольшое озерцо, и благодатная прохлада, веющая из зевов грязных нор. Согласитесь, для пустыни и это уже неплохо.
Вечером мы с предводителем шаффов, спасшим меня от казни и попросившим называть его Раррахом, сидели на берегу вышеупомянутого озерца, наслаждаясь прохладой, пришедшей на смену дневному зною. Окружающий ландшафт немного разнообразили бесформенные наросты, выступающие прямо из земли и украшенные отвратительно пахнущими коричневыми подтеками. Как объяснили шаффы, это были сальзы — грязевые вулканы. А по-моему, они скорее походили на болезненные волдыри или бородавки, уродливо выступающие над ликом замарашки земли. В общем, говоря откровенно, мне тут не нравилось, и подозреваю, этот край испытывал ко мне такую же взаимную антипатию. Я с любопытством посмотрелась в темную воду, отразившую мою привядшую от ветра кожу, резко выступившие скулы и хрящеватый нос, а также какие-то совершенно чужие, дикие и измученные глаза, в которых застыла холодная отрешенность. Я себя не узнала.
— Это все усталость, — философски утешил Раррах, с добродушной усмешкой наблюдая за выражением разочарования, омрачившим мое лицо. — Это все пройдет. Вот, выпей. — Он с церемонным поклоном подал мне чашу, принесенную его тихой женой Раррин. — Наши женщины изготавливают этот напиток из жидкости, добытой из толстых листьев пустынных кактусов. Он несет в себе сок самой земли.
Я послушно попробовала предложенное питье и едва удержалась от кашля. Огненная жидкость стремительно, словно поток лавы, скатилась по моему пищеводу и упала в желудок, разжигая в нем пожар. Все мою сонливость как рукой сняло.
Раррах понимающе улыбнулся.
— Каждый выживает как умеет, — пояснил он. — А умный и сильный всегда приспособится даже к таким невыносимым условиям, в которых слабый и глупый струсит и сдохнет.
Я кивнула, соглашаясь. Клянусь Тьмой, я уже неоднократно на практике проверила справедливость этого утверждения и поэтому прекрасно понимала смысл речей Рарраха. Похоже, народу шаффов тоже пришлось несладко, а коварная судьба неоднократно являла им кровожадный оскал.