Он разбежался и каким-то чудом вскарабкался едва ли не до самого конца цепи. Хватался за ее толстые звенья, упирался босыми ногами в стену. Уцепился за опоры. Налетевший ветерок медленно поворачивал копья. Те мгновенно изрезали Малви ладони, но он упрямо висел, подвигаясь — раскачиваясь — на верху стены, пока наконец не взобрался на ржавый протекающий бак. Оперся ступней о грязный обод. Бак со скрежетом подался под его тяжестью. Руки у Малви дрожали. Ладони гудели. Он бросился на верх стены, бак рухнул во двор. Малви перелез через стену и упал на землю, обливаясь кровью и ржавой водой.
Он поплелся к реке, оставляя за собой кровавый след, точно недорезанный боров. Добравшись наконец до берега, он почувствовал, что вот-вот лишится чувств. Все бесполезно. Ему не уйти. Вдали засвистели полицейские, и Малви по переулкам и проезжим дорогам направился обратно к Ньюгейтской тюрьме, прихватывая в садах за домами сохнущую на веревках одежду. Рабочий комбинезон. Старую солдатскую шинель. Он туго перебинтовал руки, чтобы остановить кровь, и побрел дальше, голова у него кружилась от страха. Он вдруг сообразил, что не все потеряно. Если продержится еще пять минут, его уже не поймают. Никогда не поймают. Он ковылял к тюрьме. Черная громада Ньюгейта маячила впереди, точно призрак из сказки. Скорее в тюрьму. Только тюрьма. Завидев наконец ее решетки, Фредерик Холл понял, что отныне он свободный человек.
Всю ночь он провел с побирушками у ворот, время от времени стучал в дверь, умолял впустить его. Он пробыл там неделю, пока раны не начали заживать.
Чем сильнее он стучал в дверь, тем злее ему отвечали: убирайся прочь.
Глава 21ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ
Дальнейшие злодеяния Пайеса Малви, или Ньюгейтского чудовища, его издевательства над законом и прочие темные дела
О зверском убийстве писали газеты. Подробности, как правило, замалчивали или подвергали цензуре: женщинам и детям ни к чему читать подобные ужасы. В одних статьях жертву называли «отцом семейства», в других — «старым служакой» и «истовым уэслианином, трезвенником, поступившим на государственную службу, дабы помочь несчастным». Малви не сомневался, что шотландец действительно был таков — и много каков еще. Его ничуть не удивляло, что тот занимался благотворительностью. Масса невежд охотно швырнет тебе пенни, чтобы с ухмылкой посмотреть, как ты наклонишься его подобрать.
Его описание тоже напечатали, и оно, как у погибшего, было точным, хоть и неполным: «Хладнокровный коварный убийца, отпетый негодяй, “одинокий волк”, готовый наброситься на ничего не подозревающую жертву». Все это ничуть не оскорбило Малви. Он и сам порой считал себя таковым, к тому же в любой истории должен быть герой и злодей.
Вот только в этой истории злодея было два, а не один. Описание относилось и к убийце, и к жертве.
На улицах Лондона появились плакаты, сулившие двадцать фунтов тому, кто изловит или пристрелит беглеца. С рисунка смотрело лицо убийцы: глазки-щелочки, обезьянья челюсть, оскал Вельзевула, но Малви различил в нем намек на собственные черты. Художник поступил так же, как сочинитель баллад, — так же, как поступают историки, полководцы, политики и все, кто хочет спать спокойно, не ведая угрызений совести. Одно преувеличил, другое преуменьшил. Не винить же его за то, что он делает свою работу.
Со всего королевства, из всех больших городов приходили известия о том, что там видели «Фредерика Холла, Ньюгейтское чудовище» — отовсюду, кроме лондонского Ист-Энда: здесь расправа над тюремным надзирателем даровала преступнику Свободу Уайтчепела. Убийца вернулся в свой старый шумный квартал, затерялся в его лабиринтах и катакомбах. Теперь его звали «Пайес Малви из Арднагривы».
Каждый день он воровал газету, чтобы узнать о новейших появлениях Чудовища. Ходили слухи, что его видели в глуши на севере Шотландии, в трущобах Ливерпуля, на кладбище близ Дувра, где он зубилом сбивал с себя кандалы. По обвинению в преступлении арестовали шестерых бедняков, и пятеро из них, к стыду полиции, которую бедняки и без того ненавидели, после допроса с пристрастием сознались в содеянном (шестой, как выяснилось, бежал из манчестерской тюрьмы, переодевшись любовницей капеллана).
Постепенно подробности случившегося в тот вечер просочились в бульварную прессу. Солидные ежедневные газеты тоже опубликовали их — якобы осуждая более популярных конкурентов. Начертанные кровью жертвы страшные строки вызвали бурю домыслов, как и рассчитывал написавший. Разве хоть кто-нибудь в здравом уме, намереваясь бежать из тюрьмы, потратит на это время? И что значат эти жуткие строки? То, что в нем сказано, выдумка или было на самом деле? По Ист-Энду пошли слухи, что Фредерик Холл — вымышленное имя. На самом деле убийцу зовут иначе. Надзирателя убил его же товарищ, чью жену тот соблазнил. Убийца — член правящей династии, какой-нибудь герцог-сифилитик, дальний родственник королевы, у которого во время посещения тюрьмы вдруг помутился рассудок. Убийство — ритуал масонского культа, к которому принадлежал убитый надзиратель. (Последний слух разошелся еще шире, когда вдова погибшего подтвердила в интервью газете, что ее муж действительно состоял в масонской ложе. А когда глава ложи в интервью опроверг этот слух, тот и вовсе сочли истинной правдой.)
«Фредди Холл» — агент-провокатор на службе королевы. Религиозный фанатик. Тайный агент чартистов[63]. «Фредди Холла» разместили в доме начальника тюрьмы. Разрешали ему работать без маски. Давали книги. Позволяли разговаривать. Он свободно перемещался по Ньюгейту, точно по постоялому двору. Постепенно зародились и более зловещие слухи. Популярные газеты подливали масла в огонь. Тюрьму объявили гнездом сатанистов. Сумма цифр, соответствующих каждой букве имени чудовища, равняется шестидесяти шести. Если же к ней добавить шестерку, отвечавшую заглавной «Ф», получится число библейского зверя. А журнал «Томагавк» первым заметил, что имя Фредди Холл созвучно имени Хель, повелительницы мира мертвых!
Ободренный побегом, Малви образовал пагод от печально известного имени: так школьник царапает на монетке свои инициалы, чтобы проверить, скоро ли она вернется к нему. И монетка вернулась. «Отфредерить» значило избить до полусмерти. По всей стране фредерят людей. На ежегодных соревнованиях по гребле Оксфорд отфредерил Кембридж. Рано или поздно ирландцев, этих неблагодарных выблядков, отфредерят по заслугам.[64]
Всякий раз, как Малви случалось услышать сплетню о пресловутом чудовище, он неизменно возражал рассказчику, понимая, что это лишь раззадорит его повторить историю, причем еще изобретательнее, чем в первый раз. Завсегдатаи кабаков сообщали ему по секрету, что знают наверняка, кто совершил ужасное преступление. Это их приятель, родственник, собутыльник. Друг брата жены служит надзирателем в Ньюгейтской тюрьме, так вот он сказал, что за всей этой затеей стоят евреи, не веришь, саму него спроса.
В конце концов сотрудник либеральной «Морнинг кроникл», въедливый юный репортер, побеседовавший со многими бывшими заключенными тюрьмы, выдвинул предположение, что Фредерик Холл, Ньюгейтское чудовище, на самом деле пройдоха ирландец по фамилии то ли Мерфи, то ли Мелви, хитроумно выдавший свое преступление за дело рук помешанного: после этого Пайес Малвн спешно покинул город и направился на север. Журнал «Панч» перепечатал и высмеял догадку репортера. Этим падди[65] сроду такого не выдумать. Они же только вчера с дерева слезли.
Полтора года прошли в скитаниях по северу Англии, окраинам Шотландии, от Берика до Грет-на-Грин, потом по центральным графствам и восточной части Уэльса, затем по Западному Девону и Корнуоллу, где некогда беседовали с избранными Мерлин и Ланселот. Часто беглец подряжался убирать урожай, подрабатывал на посевной. Сбор яблок и сев кукурузы служил ему отрадным прикрытием: так легко было затеряться средь толп приезжих ирландцев, в это время года наводнявших английские поля. Их выговор будил воспоминания, которые он силился отогнать. Как пел по вечерам на гуляньях. Как проводил ночи с Мэри Дуэйн. Мысль о ней вызывала в нем почти невыносимое чувство вины. Едва ирландцы затягивали песню, ему хотелось бежать прочь.
На месяц он затесался в артель землекопов: рыл канавы для прокладки рельсов. Как-то всю зиму провел на окраине Шеффилда: некий хлебопромышленник строил там готический замок, гигантский амбар без крыши высотой с уэстпортский собор. Промышленник с семейством ночевали у себя в особняке, Малви и остальные рабочие — в хижине на строительной площадке. Едва запахло весной, как он тайком двинулся дальше. Он никогда не оставался подолгу на одном месте.
Некоторое время Малви провел с труппой бродячего цирка лорда Джонни Угрозы, устанавливал и убирал шатер. Такая работа была ему по нраву: приятная, простая, однако требовавшая умственных усилий. Шатер представлял собой трехмерную теорему из геометрии, скопление веревок и крюков, шестов, сочленений, заклепок, винтов, правильно собрать которые можно было одним-единственным способом. Малви придумал, как делать это быстрее, и в благодарность инспектор манежа назначил его старшим над мальчишками-подручными. Под руководством этого ирландского умельца каркас возводили менее чем за два часа. Малви любил сидеть и смотреть на обнаженный каркас — скелет дракона, которого мог бы пронзить копьем король Артур.
Среди уродцев и бородатых дам, клоунов-лилипутов и свинорылых борцов он отчего-то чувствовал себя как дома. Зарабатывать на явном недостатке казалось Малви отважным поступком, усилием, требовавшим умения приспосабливаться — качества, которое он ныне ценил больше прочих. Девицы после представлений так и вились, порой посиделки затягивались до утра. Но счастье недолговечно. Однажды, когда Малви разбирал клетку, на него набросился лев и откусил ему левую ступню почти целиком. Клоун, лечивший зверей, прижег рану, один из воздушных акробатов вырезал для Малви деревянный башмак из куска сломанной вывески, на которой когда-то значилась надпись «САМОЕ УРОДЛИВОЕ СОЗДАНИЕ В МИРЕ». Заглавная М осталась на башмаке. «М — как Малви», — улыбнулся воздушный гимнаст.