— Бобби, довольно, я же тебе сказал. Замолчи и ешь свой проклятый ужин.
— Наверное, мы немного устали, — ласково заметила графиня. — Ты же знаешь, Дэвид, когда мы устаем, у нас разыгрывается воображение.
— Устал и устал. Грубить-то к чему?
— А я и не грубил, пап, я всего лишь подумал, что это был он.
— Ничего страшного, — сказала мать, — каждый может ошибиться. — Она повернулась к почетному гостю. — Наверняка мистер Малви это понимает.
Роберт не сводил с него глаз. Малви выдавил смешок.
— Такой большой человек, как я, мастер, нипочем не пролезет в такое маленькое оконце.
— Но у него была странная походка. В точности как у вас. Он был калека. Он…
Послышался шлепок. Голова мальчика дернулась назад. Корабль сильно качнуло. Никто не сказал ни слова.
— Немедленно извинись перед гостем.
— Не надо, сэр, — воспротивился Малви.
— Надо. Сию минуту, слышишь?
— Из-з-звините, мистер Малви.
— А теперь извинись перед братом за то, что испортил ему день рождения.
— Дэвид, ради Бога…
— Не смей перебивать меня, Лора, когда я говорю с сыном. Ты поняла меня, женщина? Или мне написать это собственной кровью? Почему ты при каждом удобном случае выказываешь мне презрение и неуважение?
Она не ответила. Он вновь повернулся к мальчику:
— Роберт, я жду.
— Из-звини меня, Джонс.
— Назови его как положено, идиот.
— Извини меня, Джонатан.
— Джонатан, ты принимаешь его извинения?
— Да, сэр.
— Пожмите друг другу руки.
Они повиновались. Роберт беззвучно плакал.
— Немедленно отправляйся спать. Меня от тебя тошнит.
Ребенок слез со стула и поковылял прочь из салона. Мэри Дуэйн последовала за ним.
Мерридит налил себе вина, отпил большой глоток. Как ни в чем не бывало продолжил трапезу. Лицо его осовело, он резал мясо с проворством хирурга.
— Я тоже хочу извиниться перед вами, Малви. От себя и от жены. Она считает, что детям нужно во всем потакать. Видимо, так воспитывали ее саму.
— Ваша светлость…
— Ни слова больше. Я не против шуток. Но не потерплю дурных манер. Мы не в свинарнике.
Диксон сидел неподвижно. Джонатан Мерридит побледнел. Графиня отошла к сервировочному столику, принялась складывать грязные тарелки. Джон Завоеватель застонал, приближаясь к Америке.
— Ну что, — улыбнулся граф, — кому пирожного?
Глава 32 ГНИЛЬ
Отрывок неоконченного романа
Г. Грантли Диксона
Подробности нижеследующего фрагмента позаимствованы из записок доктора Уильяма Мангана (свидетеля описанных событий) и из давнего интервью, взятого у доктора незадолго до его смерти в 1851 году
62°08’W, 44°13.11’N
11.15 пополудни
— Не помешаю, Монктон? — спросил лорд Томас Дэвидсон.
Утомленный доктор отошел от двери и удивленно прищурился.
— Лорд Куинсгроув. Ничуть. Входите, сэр, входите.
В тесной, но опрятной каюте сидела сестра доктора, на ней было японское кимоно. На ломберном столе, подле шахмат, тоже японских, стоял заварочный чайник с чашками. Устало нахмурясь, сестра доктора встала и поприветствовала Дэвидсона.
— Добрый вечер, миссис Дарлингтон. Прошу прощения за вторжение в неурочный час.
— Ничего страшного. Все благополучно? — Распущенные волосы ее были влажны. — Что-то с детьми?
— Оба спят, как Эндимион. Мы сегодня праздновали день рождения.
На балке над ломберным столом висела лампа, в углах каюты лежали тени. В темном зеркале над письменным столом в алькове отражался эстамп со сценой охоты.
— Не угодно ли чаю? Или чего покрепче? У меня припасена бутылка отличной мадеры.
— Нет, Монктон, спасибо. Я вообще-то по делу: мне нужен ваш профессиональный совет.
Доктор кивнул.
— Почту за честь, лорд Куинсгроув. Вам нездоровится?
— В общем, да. Но меня беспокоит не это.
— Ясно, ясно. Мы с миссис Дарлингтон заметили, что вы последнее время несколько бледны.
— У меня к вам щекотливый вопрос.
— А. Вам угодно обсудить его без миссис Дарлингтон?
— Нет-нет. Что вы. Я не это имел в виду. — Он имел в виду именно это, но не хотел показаться неучтивым. Доктор понял его и обернулся к сестре:
— Мэрион, дорогая, быть может, ты займешься тем дельцем, о котором я тебе говорил?
Она улыбнулась.
— Я как раз хотела, дорогой.
Сестра вышла, Монктон засмеялся негромко и добродушно.
— Нам, мужчинам, порой непросто о себе позаботиться и честно признаться, в чем дело. Не то что нашим мемсагиб. Нам бы у них поучиться.
— Вы правы, — согласился лорд Куинсгроув. Он уже жалел, что пришел сюда. Его раздражали панибратские намеки и угодливая болтовня Монктона.
— Ну, выкладывайте, в чем дело. Ох, простите мое невежество, милорд, садитесь же, садитесь скорее. — Монктон указал на кресло подле секретера и опустился на табурет.
— Мне неловко в этом признаваться. Такой конфуз.
Доктор выдвинул ящик стола, достал тетрадь.
— К северу или к югу? Выражаясь обиняком.
— К югу.
Монктон дипломатично кивнул, обмакнул перо в чернильницу.
— Несварение желудка? Или что-то в этом роде?
— Нет.
Облизнув палец, доктор принялся листать тетрадь, снова кивнул и начал писать.
— К югу и юго-западу, значит. Милорд Навуходоносор.
— Что?
— Значит, дело в мочевыводящих путях.
— Пожалуй, можно и так сказать.
— Не хватает задора?
— Нет, дело не в этом.
— Воспаление? Боль?
— Отчасти и то и другое.
— М-м. Мочеиспускание нормальное?
— Не совсем. Очень болезненное.
Доктор снова кивнул, словно этого и ожидал. Повисло молчание, слышно было лишь, как перо царапает бумагу.
— А с опорожнением как обстоит? Запоры?
Пациента будто ударили по губам. Он так покраснел, что защипало щеки.
— Бывает.
— Что ж. Ясно. — Доктор долго писал в тетради, потом поджал бледные губы и устало вздохнул. — Условия на борту, конечно, оставляют желать много лучшего. В отношении гигиены. Даже у нас, в первом классе. Признаться, это мой пунктик. И у миссис Дарлингтон тоже. Однако ж, лорд Куинсгроув, если соблюдать чистоту, можно избежать осложнений. Миссис Дарлингтон много работает с бедняками.
Дэвидсон не знал, что отвечать. То ли защищать принятые на корабле меры по соблюдению чистоты, то ли собственные гигиенические привычки, то ли похвалить таинственную работу миссис Дарлингтон с бедняками. Доктор порылся в кожаном саквояже.
— Выпить любите, милорд?
— Пожалуй, иногда слишком.
Монктон негромко рассмеялся.
— Что ж, в этом смысле вы далеко не одиноки.
— Ваша правда.
— Однако ж необходимо знать меру. Ни печени, ни мочевыводящим путям злоупотребление не идет на пользу. Шлаки копятся. Боль может отдавать в поясницу и в область половых органов. Опять же, ночная потливость.
— Понимаю.
— Вы, разумеется, регулярно принимаете ванну, сэр? — Доктор извлек из саквояжа стетоскоп и кое-какие металлические инструменты.
— Да, два раза в неделю.
— М-м. Замечательно. Молодец. — Он вновь принялся писать, повторяя ответ пациента, точно школьный учитель, довольный работой ученика. — «Купается два раза в неделю». — Взмахнув рукой, подчеркнул записанное и энергично поставил точку, словно пытался наколоть насекомое на кончик пера.
— Я бы советовал принимать ванну раз в два дня. Или ежедневно, если есть такая возможность.
— Хорошо.
— Так-то лучше. Что ж, пожалуйте сюда, взглянем на поле битвы.
Доктор зажег керосиновую лампу, сделал фитиль повыше, чтобы ярче горело: каюту залило золотистое сияние. Повсюду — на стульях, спинке дивана, ширме — висела мокрая одежда и постельное белье.
Дэвидсон развязал брюки, исподнее, приспустил до колен. Расстегнул три нижние пуговицы рубашки. Доктор достал из стопки глаженого белья нечто похожее на наволочку и набросил на спинку стула.
— Можете опереться сюда ягодицами.
Дэвидсон повиновался. Монктон опустился на колени, приступил к осмотру.
— Тут побаливает?
— Да.
— И здесь, наверное, тоже?
Дэвидсон вздрогнул.
Доктор сочувственно поцокал языком.
— Потерпите еще чуть-чуть, будьте паинькой. Кажется, враг уже виден.
Один из металлических инструментов оказался такой холодный, что от его прикосновения пациент отшатнулся. Некоторое время он чувствовал лишь жар лампы на коже и пальцы доктора, щупавшие его мошонку и промежность. Вдруг его чресла и нижнюю часть кишечника пронзила боль, бедра пробрала дрожь.
— М-м. Так я и думал. — Монктон встал с колен, поморщившись от натуги. — Маленький паразит. Ничего страшного, простая инфекция. Неприятно, больно, но лечится легко. Такое часто встречается в условиях скученности. В тюрьмах. Казармах. И прочем подобном. — Он примолк, шмыгиул носом. — В работных домах.
— Вы не знаете, как я мог это подцепить?
Монктон мельком посмотрел в глаза Дэвидсона.
— Вам лучше знать, сэр.
Лорд Куинсгроув вспыхнул. Пожал плечами.
— Увы.
Доктор кивнул. Подошел к умывальнику, принялся тщательно мыть руки и запястья.
— Через плохо постиранную одежду или полотенце. Через сиденье в уборной. Бедра терлись друг о друга или об исподнее, вот и стало хуже. Горячая ванна — и будете как новый. И без мыла: только очень горячая вода. Скажите жене, пусть велит вашей красавице-служанке попросить на камбузе чесноку, и добавьте его в воду. — Он любезно улыбнулся. — Некоторое время будете пахнуть как француз, но запах скоро выветрится.
Корабль мягко наклонился, медленно выровнялся, лампа на потолке качнулась. В душной каюте заплясали тени.
— И недели две, а лучше месяц воздержитесь от всего, что требует телесного напряжения. От супружеского долга и прочего.
— Понимаю.
Монктон понизил голос и добавил с неожиданной грустью:
— Эта гадость передается дамам. А у дам, увы, ее вылечить куда сложнее. У них устройство другое. Так просто не доберешься.