обнаружил разницу. Кажется, в тридцать седьмом году. Гениальный француз.
— Что будет с моей женой?
— Если хотите, я сам сообщу ей. Или можем попросить миссис Деррингтон. Но лучше бы она узнала это от вас.
— Она не должна об этом знать, Манган. По крайней мере, пока.
— Мерридит, вполне возможно, что она тоже заразилась. Она…
— У нас давно нет близости, — тихо перебил он. — Вот уже несколько лет.
Из-за огромной тучи выскользнула затененная луна.
— Вообще?
Он кивнул.
— Мы не живем как муж и жена. Я хотел уберечь ее. После того, как заразился в прошлый раз.
— Все равно. — Доктор вздохнул. — Латентная стадия может длиться от месяца до десяти лет. А порою намного дольше. Ей грозит серьезная опасность. Как и любой другой женщине, с которой вы были близки. Такая женщина есть? Прошу вас, Мерридит, скажите мне правду.
Доктор принял молчание за разрешение продолжать.
— На этом корабле есть одна молодая особа, при упоминании о которой вы всегда прячете глаза. Мы с миссис Деррингтон сразу это заметили. Еще я заметил, что эта молодая особа никогда не разговаривает с вами. Довольно необычно для отношений служанки и господина.
— И что с того?
— У вас была телесная близость? Пожалуйста, скажите правду.
— Нет.
— Но между вами связь?
— Раньше… я приходил к ней в комнату по ночам.
— И что между вами было? Мне нужно знать всё.
— Если вам правда нужно это знать, она позволяла мне смотреть, как она готовится ко сну.
— Раздевается?
— Как еще прикажете готовиться ко сну?
— Вы к ней прикасались, Мерридит? Она прикасалась к вам?
Он посмотрел в лицо своего инквизитора, но оно было невозмутимо. Мерридит вдруг подумал об исповеди у католиков. Не так ли и их допрашивают в тесной, как гроб, кабинке? Ему всегда казалось странной мысль поверять другому человеку свои слабости и страсти, сокровенные желания, телесные и душевные. Теперь он усматривал в этом своего рода освобождение. Но не благочестие. Скорее, напротив.
— Я иногда прикасался к ней. Но не так, как вы думаете.
— Не в интимном смысле?
— Я прикасался к ее телу. Она к моему — нет.
— Вы не имели близких отношений с этой девицей?
— Я уже ответил вам.
— Никогда? Правда? Вы клянетесь?
Мерридит опять расплакался, испуганно и очень тихо. Доктор протянул ему платок, но он лишь покачал головой и сделал над собой усилие.
— Я говорю с вами как друг, Мерридит, не как судья.
— В молодости мы с ней ходили гулять. На родине, я имею в виду. В Голуэе. Кажется, раз или два мы вели себя опрометчиво.
— То есть совокуплялись?
— Нет.
— А что тогда? Позволяли себе вольности?
— Ради бога, Манган. Или вы в молодости не влюблялись?
Virgo singularis, inter omnes mites, nos culpis solutos, mites fac et castos[101].
— Вы все еще любите ее?
— Я питаю к ней сильные чувства. И питал их всегда. Но жить этими чувствами не имел возможности.
— Я не это имел в виду, и вы наверняка понимаете. Я говорю о любви в плотском смысле.
— Того, на что вы намекаете, не было уже лет пятнадцать, если не больше.
— А недавно? Вы ее только ласкали?
— Да.
— Разглядывали?
— Если угодно.
— Входили в нее?
— Нет.
— Не ублажали себя в ее обществе? Не изливали семя?
— Ну хватит. Кем вы меня считаете, черт побери?
Доктор ответил кротко, но ледяным тоном:
— Я считаю вас мужчиной, наделенным властью. Как все мужчины по отношению к женщинам.
Vitam praesta puram, iter para tuum[102].
— He было ничего, что подвергло бы ее опасности.
— Вы не должны впредь сближаться с нею в этом роде. Понимаете?
— Уверяю вас, такое вряд ли возможно.
— Почему, позвольте спросить? Я требую гарантий. В противном случае долг предписывает мне удалить эту девицу из вашей каюты.
— Манган, прошу вас…
— Я исполню свой долг, и точка. Вы должны объяснить мне причину, чтобы я поверил, что вы не станете впредь сближаться с этой девицей, иначе я пойду к капитану и уговорю его перевести ее в другую каюту.
— Пожалуйста, не делайте этого. Манган, я умоляю вас.
— Тогда отвечайте, Мерридит, ради всего святого.
Он кивнул. Медленно повернулся. Устремил взгляд на океан. Во мрак, где должны быть волны.
— Я недавно узнал о своей жизни нечто новое. И никак не могу смириться: эта новость внушает мне стыд. Я никому об этом не рассказывал.
— Так расскажите.
— Надеюсь, наш разговор конфиденциален.
— Естественно.
Мерридит резко опустил голову, точно его вдруг затошнило. Ветер раздувал его волосы, трепал одежду.
— Мерридит, облегчите душу, расскажите мне всё.
Mea maxima culpa et maxima culpa.
— Я не первый в моей семье, кто испытал подобную привязанность. Брак моих родителей омрачила неверность отца. Они с матерью несколько лет жили врозь, я тогда был совсем ребенок.
— Какое отношение это имеет к настоящему делу?
— Отец вступил в связь с крестьянкой из нашего поместья. Я узнал об этом в тот вечер, когда закрывал наш дом в Голуэе. Мне в руки попали некоторые личные бумаги. От этой связи родился ребенок. Девочка.
— И?
— Муж этой женщины считал девочку своей дочерью. Думаю, он ничего не знал Кажется, и моя покойная мать тоже не знала.
— Извините, Мерридит, но я не понимаю, к чему вы клоните.
— Я тоже долго не понимал, в чем тут дело. Но мать той девочки была моей нянькой. И звали ее Маргарет Дуэйн.
Sit laus Deo Patri, summon Christo decus,
Spiritui Sancto, tribus honor unus[103].
Глава 34 ДОКТОР
Новые описания предпоследнего дня путешествия: дословные фрагменты записей Уильяма Джеймса Мангана, доктора медицины, хирурга, члена Королевской коллегии хирургов Ирландии
Dies Iovis ii Dec. xlvii[104]
Сегодня с утра и до самого вечера при содействии миссис Деррингтон осмотрел большое количество пассажиров третьего класса (67 человек). Много обратившихся со скрофулезом, простудой, диареей, лихорадкой, кашлем, сильным насморком, несварением и желудочными коликами; также вши на голове и теле, цинга, рахит, обморожение, заболевания глаз, ушей, горла, носа, грудной клетки и ряд других легких недомоганий.
Один человек с тяжелым дизентерийным колитом. Я уже осматривал его, дал ему бикарбонат калия, но теперь у него сильные боли в области эпигастрия. Живот растирать терпентиновым спиртом с цитратом аммония и 1/2 драхмы[105] морфия. Шансы крайне малы. Наверняка умрет.
Один человек с воспаленным карбункулом в верхней части пениса. Удалил карбункул ножом. Одна женщина двадцати пяти лет скоро родит. Двойня. Муж очень слаб. Отдавал ей весь свой паек. Я сказал ему, что отец детям ей нужен больше нескольких унций галет. Постарается раздобыть молока. Я сказал ему, что, если не получится, завтра сам принесу оставшееся от завтрака. Мужчина (лет 20) с очень сильным лицевым параличом. По-английски не говорит. Ребенок (3 г.) с подозрением на перелом большой берцовой кости. Гангрена. Оч. испуганная девочка (14 л.) сообщила миссис Деррингтон, что умирает. Оказалось, у нее начались регулы, но она не знает, что это такое, мать ее два года как умерла. Значительное количество (человек двадцать пять, среди них дети) нуждаются в срочной госпитализации. Массовая дизентерия. Кишечные колики. Некротические язвы гортани. Десны мягкие, в язвах. Все осмотренные страдают от недоедания, имеют серьезный недовес, у некоторых угрожающий. Рацион состоит из воды и галет: никуда не годится. Категорически не хватает чистых одеял. Нет спокойного чистого угла, где можно было бы хранить или готовить провизию, которую они взяли с собой. Нет спокойного чистого угла для личной гигиены и сопутствующих нужд. Вообще негде уединиться, и это очевидно причиняет страдания, особенно женщинам. В трюме темно, не хватает свежего воздуха. Некоторые несчастные неумеренно пьют. Негде постирать одежду.
Затем нанес «дежурный визит» в первый класс, на что лорд К. по моему настоянию согласился. Осмотрел дстпчт. Роберта и дстпчт. Джонатана Мерридита Кингскорта (Роб-т 6 л. 10 мес., Джнтн. 8 л.). Зубы, глаза, горло здоровы. Волосы чистые. В Винчестерском колледже в Гэмпшире, где Дж. раньше учился, его часто лечили от «нестерпимого кожного зуда». (Прописали болеутоляющие мази.) Однажды, играя в футбол, получил трещину в ключице. У каждого небольшие кожные воспаления на шее, лице и верхней части туловища, сухие, от красноватых до серо-бурых, плотные или чуть шелушащиеся. Некоторые с водянистыми выделениями. У Роб-та крупная папула в верхней части спины. Беспокоит. В пузырьках, чешуйках, но ничего, что заставило бы заподозрить врожденный унаследованный С. Дети у столь серьезно больных родителей зачастую рождаются без симптомов, со временем у них развивается тяжелый ринит (и прочие заболевания), но у меня сложилось впечатление, что оба здоровы.
Когда мы прибудем в Нью-Йорк, обоих следует показать венерологу для более тщательного осмотра (я порекомендовал Фредди Меткэфа из Мерси, он весьма тактичен), пока же диагноз таков: обычная атопическая себорейная экзема. Миссис Д. со мной согласилась.
Р. полноват, показана грубая пища и рыбий жир. Дж. жалуется на непроходящую раздражающую сыпь в верхней части правого бедра. Явно вызвана ночным недержанием мочи, осложняется экземой. Стеснялся открыто обсуждать этот вопрос, пока я не признался ему, что некий доктор У. М. из анатомического театра на Питер-стрит в Дублине до двенадцати лет страдал от того же недуга. Попросил меня объяснить, чем отличаются отношения доктора и пациента и что такое клятва Гиппократа. Исполнил. Выслушал с интересом. Милый живой мальчик. Я сказал, что доктор никому не раскроет состояние пациента, как генерал — планы боя или китайский фокусник — свои секреты. Спросил, побьют ли доктора его коллеги, если он нарушит правила. Я ответил, что поколотят как барабан, подожгут, встанут кругом и помочатся на него, распевая во все горло аллилуйю. (Миссис Деррингтон не присутствовала при нашем разговоре.)