Мещерский наугад толкнул дверь, откуда пела милая сердцу старушка «АББА»: «Лав ми о лив ми...»
— Вы не скажете, как пройти к Павлу Могиканину, девушка? — вякнул он с достоинством.
Вопрос адресовался существу, сидевшему на шпагате посреди комнаты, устланной циновками-татами и совершенно лишенной мебели. Катя успела заметить только ноги в черном трико да длинный белобрысый хвост, стянутый на затылке резинкой.
— Какая я тебе девушка, дядя? — гаркнул адресат, оборачивая к Мещерскому красное от напряжения лицо, украшенное усами и бакенбардами. — Ты что, ослеп?
— Простите, простите, ради Бога, тут света мало, — забормотал Князь. — Мы ищем...
— Сандро? Он в магазин отошел. Вы из цирка, со сметой? — обрадовался вдруг «шпагатник».
— Нет-нет, мы не со сметой! — пискнула Катя, давясь за спиной Князя смехом: «Из цирка! Прямо в яблочко». — Нам Могиканин нужен, где он?
— Прямо по коридору. Он в гальванике, кажется. Короче, час назад был там. — «Шпагатник» вдруг лег на одну из своих ног, а затем свернулся калачиком, подобно садовой улитке.
— Господи, куда мы попали? — зашептал Мещерский. — Что за берлога?
— "Улей", сказано же тебе — богемная общага на бывшем консервном заводе, — хихикнула Катя. — А гальваника — это что такое?
— Не знаю.., ничего я не знаю здесь. Ты погоди, не отрывайся от меня. — Мещерский шагнул вперед. — Я лучше первым пойду.
Его невысокая фигурка храбро заслонила Катю от грядущих напастей.
Затаив дыхание, они крались дальше, словно два следопыта в дебрях девственного леса. «А-А-О-О-У-УА-А», — пело за одной из дверей низкое контральто.
— Растворитель неси скорее! Быстрее, говорю! За смертью, что ли, посылать! — яростно орали за другой.
— Да Ласкер против Алехина был травой, старик, так же как Шорт против Каспарова! — спорили за третьей.
За четвертой дверью долбили чем-то тяжелым по железяке, за пятой — Катя прислушалась, не веря самой себе, — квохтали какие-то неизвестно откуда взявшиеся куры, за шестой, у лестницы, ведущей под стеклянный фабричный потолок, ссорились женские голоса.
Седьмая дверь оказалась последней, приоткрытой. Из нее выбивалась полоска яркого света и несло тем же самым, что так напомнило Кате гараж Кравченко.
— Это, скорее всего, здесь, — сказал Мещерский. Они вошли.
— Ой! — Катя едва не споткнулась. — Что это? Помещение, куда они попали, никак не напоминало мастерскую скульптора, как воображала ее себе Катя. Никаких глыб необработанного мрамора, никакой гипсовой крошки, глины — даже пластилина не было видно.
Середину комнаты занимало белое корыто, наполненное чем-то бурым, отвратительным на вид. Справа от двери находился небольшой распределительный щит со скамейкой перед ним. От него к корыту и стоящему рядом с ним ящику, где были аккуратно уложены медные загогулины, тянулись провода.
— Люсик, поставь на табуретку или прямо на пол! — крикнул мужской голос из дальнего угла комнаты.
Катя дернула плечом. «Люсик, имечко тоже!»
— Простите, пожалуйста, это мастерская Павла Могиканина? — крикнула она как можно звонче.
Что-то загремело, затем кто-то чертыхнулся, снова что-то загремело.
В углу открылась еще одна дверь. На свет выскочил удивительного вида коротышка — розовый, толстый, бритый, в пестрой майке с номером «10» на груди и «18» на спине, закатанных до колен тренировочных и шнурованных башмаках на толстой подошве. Кате он тут же напомнил Кролика Роджера, которого так талантливо «подставили» в фильме Стивена Спилберга.
— Ребята, я зашиваюсь, семь секунд ждите! — крикнул он, махнул неожиданно черными, как гуталин, руками и снова исчез за дверью.
Катя в изнеможении оперлась на руку Мещерского.
— Ты прав, «желтый дом» какой-то, — шепнула она.
Князь, вытянув шею, с любопытством разглядывал корыто и его содержимое.
— Кажется, это сульфат меди. А это, — указал он на металлические загогулины, — наверняка медные аноды. Ну да, скорей всего.
Катино внимание привлекла чугунная штанга, укрепленная прямо над корытом на кронштейне, ощетинившаяся крючьями и стальными штырями. «Доктор Франкенштейн какой-то!» Она даже поежилась и цепко впилась в рукав пальто своего спутника.
— Что это? Что за сульфат, Сереж?
— Приспособление для гальванизации. Чтобы медью покрывать, — пояснил Мещерский. — А вон и ток подведен. Есть такая химическая реакция, когда...
Он не договорил. Кролик Роджер стремительно выскочил из своей норки.
— Уф! Вы еще не ушли, молодцы! Если не трудно, полейте мне на руки, — распорядился он. — Банка с водой и таз там.
Мещерский взял с колченогой табуретки банку с теплой водой. Кролик вытянул над тазом короткие волосатые ручки, черные-пречерные.
— Графит, — пояснил он, заметив Катин испуганный взгляд. — Я там контейнер открывал. Мыло, пожалуйста.
Катя быстро подала ему мыло.
Мещерский поливал из банки. Кролик мылся усердно.
— Надо сразу же удалить его, — говорил он. — Графит удалить. А то тут медь, электричество — и ау, так шандарахнет, что отправишься на тот свет с медными пальцами.
— Вы Павел? — наконец решилась спросить Катя.
— Павел. — Он вытер руки о майку. — Теперь могу здороваться.
Они с Мещерским пожали друг другу руки. Познакомились.
— Господи, а почему вас Могиканином зовут? — удивилась Катя.
— Оригинально! — Розовый коротышка широко улыбнулся. Ей отчего-то захотелось улыбнуться ему в ответ. — Разве нет?
— Но сразу представляется этакий мрачный индеец с саженным ружьем.
— Оригинально. Зритель любит. — Кролик Роджер щелкнул пальцами. — Пива хотите холодного?
— Конечно, — сказал Мещерский.
— Тогда пошли ко мне в мастерскую.
— А это что? Ну, это, где мы сейчас?
— Это наш подпольный цех. — Глаза коротышки превратились в искрящиеся щелочки. — Администрация орет, закрыть грозятся. Но нам ведь без меди — кранты. А на производстве три шкуры дерут. Вот мы тут с ребятами и сварганили кое-что сами. Осторожнее, осторожнее, это медный купорос. — Он отодвинул от Кати бутыль с ярко-голубой жидкостью.
Пиво пили уже в другой комнате — поуже, потемнее. Здесь высились на подставках какие-то «выпуклости» и «угловатости», прикрытые серой мешковиной. Хотя гипса и тут заметно не было. Катя смекнула — не иначе как здесь Кролик Роджер творит.
В углу комнаты было организовано нечто вроде уголка отдыха. Здесь стояли софа, прикрытая клетчатым одеялом, старое соломенное кресло и журнальный столик. На нем-то и утвердилась жестянка с каким-то черным порошком. Катя догадалась, что это графит. Тут же притулился крошечный холодильник «Морозко», из него хозяин достал три бутылки с чешским пивом. Катя ненавидела этот напиток, но обстоятельства требовали создания непринужденной атмосферы, и она с омерзением глотала «из горла» желтую пенящуюся жидкость.
— Так вы от Полетая? От Ван Ваныча? Так, что ли? Сказали, из «Рампы» — значит, от Полетаева? — осведомился Кролик на десятом глотке. Катя про себя тут же решила, что МОГИКАНИНОМ она этого персонажа мультяшки называть не будет.
— Мы знакомые, вернее, бывшие знакомые Светы Красильниковой, — ответила она.
— Похороны десятого. Завтра. Их с Толькой вместе на Митинском. — Коротышка потер лицо ладонью. — Да.., жизнь наша... А вы, собственно, кто? Я имею в виду профессию.
— Я работаю в милиции. — Катя решила выложить пиковый туз своей личной колоды сразу.
— Ой! — Коротышка аж всхлипнул. — Следователь? Ты по их делу следователь?
— Нет. Я криминальный обозреватель нашего пресс-центра.
— А ты? — Кролик обернулся к Мещерскому. — Ничего, что я тыкаю? Хочется как-то сразу по рельсам свойским катиться. Ты тоже в погонах?
— Я вольный стрелок. Путешественник, — скромно похвалился Мещерский.
— Откуда куда?
— Да все больше из Вологды в Керчь.
— Он осенью в Африку собирается. В Серенгети, — вставила Катя.
— Бабки где берешь? — с завистью осведомился коротышка.
— Спонсоры помогают. У нас экологический тур — двое с «Гринписа», один от наших «зеленых».
Кролик Роджер внезапно подпрыгнул так, что Катя едва не уронила бутылку.
— Слушай, друг, да тебя мне Бог послал! У вас эмблема есть?
— Есть.
— Какая?
— Знак «Кока-колы», — честно признался Мещерский.
— Фу! — Коротышку перекосило. — Вы что, офонарели?
— Спонсоры. — Князь виновато улыбнулся. — Кто платит, тот и заказывает музыку.
— Ой-е! Да что кола! Ой-е! — Коротышка забегал из угла в угол. Внезапно он подлетел к одной из укрытых мешковиной округлостей и сдернул завесу. — Вот вам символ какой нужен, а не кока эта из задницы!
Катя из вежливости встала и подошла к конструкции: крупный шар, мелкий шар, нанизанные на палку. Что-то из мира атомов и электронов.
— Что это? — наивно спросил Мещерский.
— Это «Ящерица на сосне», — отчеканил коротышка горделиво.
— Да.., конечно.., в этом есть.., что-то есть... — забормотал Князь.
Катя посмотрела на конструкцию в кулак. Ей вспомнилась выставка в Доме художника, виденная ею несколько лет назад.
Там один Кулибин из Баварии выставлял свои скульптурные «грезы». Одна из них запомнилась Кате на всю жизнь: ржавая бочка с воткнутой в нее «виселицей» — шваброй, на конце которой болталась серая тряпка. Бочка вращалась, ибо, подобно Карлсону, имела скрытый моторчик, а отключенная швабра размазывала по лощеному музейному паркету цементную пыль. Композиция называлась «Балерина».
— Ну, старик, берешь «Ящерицу» эмблемой? — Лицо коротышки так и пылало от возбуждения.
— Не могу обещать. Конечно, она мне нравится, но... Так ты, Паш, анималист, я правильно понял? — Мещерский старался сменить тему разговора.
— Ну, смотря что под этим понимать. — Бровки Кролика Роджера взлетели вверх. — Чем больше узнаю людей, как говаривал классик, тем больше люблю собак. Да? Нет?
— А можно посмотреть другие твои работы? — умильно попросила Катя.
Он с готовностью сдернул все чехлы. Она добросовестно разглядывала: длинные, кое-как спаянные рельсы, медный круг на цепочке, куб на ножках и двузубая вилка с шариками на концах.