Паула подалась вперед в своем кресле.
— Итак, тебе доступна вся ее жизнь?
— Да. Да, я хорошо ее изучил. Так много цвета и звуков, так много чувств. Что за чувства испытывала Тара! Однажды она заплакала, наблюдая рассвет, настолько он был прекрасен. Это было в пустыне, где лучи солнца играли на скалах и на небе, и каждая секунда добавляла песчаной равнине все новые оттенки. Теперь я ощущаю ее слезы — тонкие нежные ручейки на щеках, затуманивающие зрение.
— А ты искал то, о чем я просила? Были ли у нее враги, испытывавшие к ней ненависть?
Голова райеля в печальном отрицании качнулась из стороны в сторону, и его щупальца нестройно повторили это движение.
— Нет. С твоей точки зрения, она могла бы показаться пресной и неинтересной, поскольку ее жизнь не так стремительна и насыщенна, как твоя. Но Тара — нежная женщина, она любит жизнь и ненавидит боль и страдание. Наихудшие чувства, испытываемые ею по отношению к другой личности, — это раздражение и разочарование. Самый тяжкий ее проступок — эгоизм, она встречалась одновременно с несколькими партнерами, поскольку не могла устоять перед соблазнами и волнениями, приносимыми этими связями. Но это не значит, что она была плохой.
— Насколько серьезно реагировали на это обстоятельство ее партнеры?
— Кто-то плакал. Кто-то злился. Остальные оставались равнодушными. Она мирно расставалась с каждым из них. Никто не хотел ее убивать. В этом я совершенно уверен.
— Проклятье! — Губы Паулы сердито сжались. — Значит, никто?
— Нет. Она не святая, но возбудить в ком-то ненависть и подтолкнуть к убийству… Этого я не вижу. По крайней мере, ее глазами.
— Спасибо, Кватукс. Извини, что тебе пришлось так тяжело. Я высоко ценю твою помощь.
— Тебе не за что извиняться. Я люблю людей, всех людей. Я часто думаю, что родился не в той расе.
— Ты хорош такой, какой есть.
— Паула, ты принесешь мне еще воспоминания? Я покупаю их через вашу унисферу, но ни одно из них не дает такой полноты ощущений и правдивости.
— Посмотрим. Возможно, я снова тебя навещу.
— Спасибо. Может, ты когда-нибудь принесешь мне свои воспоминания? Я уверен, ты самый выдающийся человек из всех, кого я знаю.
— Это весьма лестно для меня, Кватукс. Я сохраню в памяти твои слова.
Она дождалась, пока изображение райеля не померкло, а потом сморщила нос, глядя на серый экран.
— Выходит, страсть тут ни при чем, — заметил Хоше.
Паула продолжала смотреть на пустой экран.
— Да, похоже на то.
— На Кватукса можно положиться?
— Вполне. Если уж он никого не увидел, мы с тобой тем более не найдем ничего полезного в этой записи. Единственным вариантом может быть то, что Шахиф рассердила чрезвычайно опасного человека, какого-то психопата, способного скрывать свои эмоции. Но я признаю, что это натянутая версия.
— А как насчет серийного убийцы? На Октиере таких не числится, но кто-то мог охотиться за жертвами по всему Содружеству.
— Опять-таки это возможно. Если и так, нам неизвестен образ его мыслей. А это интересует Управление в первую очередь, когда речь заходит о беспричинном убийстве. Аналитическая система в Париже не сумела найти никакой связи ни с одним из серийных убийц, дела на которых у нас имеются. — Она печально улыбнулась и посмотрела на Хоше. — Ну а как продвигаются дела с преступными синдикатами?
— Не слишком хорошо. Я не могу отыскать ни одного серьезного преступления за тот период. Нет ни официальных данных, ни слухов. Лучшее, что я могу предложить, — это случайный бандит, который убивает любого, кто попадается ему на пути, а потом заметает следы.
— Да, это подходит. Но не дает обвиняемого.
— У меня еще масса непросмотренных дел.
— Ты уже неделю занимаешься аналитическими сводками; если бы в них было что-то полезное для нас или хотя бы относящееся к делу, ты бы это уже обнаружил. Тебе наверняка известно, как я не люблю заниматься делами, в которых так много подозрительных обстоятельств, но в данном случае у нас не так много направлений для расследования. — Паула сняла заколку с пучка волос на затылке, пригладила пряди и снова их закрепила. — Я должна немного подумать.
Хоше впервые услышал, как главный следователь размышляет о неудаче, и его это шокировало.
— Сколько же мотивов у нас остается? Видимо, это случайное убийство. Нам известно, что дело не в личных отношениях, не в служебной деятельности, не в политике и даже не в деньгах, поскольку ты сама сказала, что она стала только богаче. И нам не удается ничего выяснить, потому что информации нет ни в документах, ни в воспоминаниях.
Он замолчал, заметив напряженный взгляд Паулы. Затем на ее лице появилась улыбка. Хоше искренне понадеялся, что эта улыбка обращена не к нему. В ней было нечто звериное, хищное.
— Проклятье! — восхищенно воскликнула Паула. — А это умный ход, не так ли? Но ведь он умен, мы сами в этом убедились. Умен и решителен.
— Кто?
Ее улыбка стала язвительно насмешливой.
— Я никогда, ни на секунду не рассматривала этот мотив. Проклятье!
— Кто? Ты знаешь, кто это?
— А ты, детектив?
— Ну же скажи! Кто это?
— Все дело во времени. Он убил не для того, чтобы получить ее деньги — это слишком очевидный мотив, и мы бы быстро его вычислили. Он сделал так, чтобы увеличить капиталы их обоих. Она получает не меньшую выгоду от своей смерти, чем он.
— Кто?
— Мортон.
— Не может быть! — воскликнул Хоше. — Он же сам первым поднял тревогу.
— Это ничего не значит. Все было очень тщательно продумано. И похоже, он не сохранил воспоминаний. Воспоминания — это улика. Он все стер.
— Сукин сын! Ты уверена?
— Теперь да. — Прикрыв глаза, Паула торопливо прокручивала в уме все обстоятельства дела. — Все сходится. Взгляд в прошлое — великая вещь.
— И что же мы теперь будем делать?
— Нам нужны улики. Они будут двух типов: материальные и финансовые. Я займусь историей компании.
— Хорошо. А что за материальные улики?
— Я хочу, чтобы ты отыскал тела.
День в офисе выдался неудачный. Мортон ожидал, что предварительный контракт на строительство центрального проспекта и сети водоснабжения для новой столицы Пуимро будет готов к подписанию еще утром. По его настоянию «Ганза» сильно снизила цену: убытки на этой стадии не имели значения. Это соглашение было ключом, прелюдией к целой серии контрактов на работы в новом многообещающем мире. С таким фундаментом «Ганза» может планировать деятельность на два десятка лет вперед, пока не станет такой же большой, как материнская компания на Октиере. Вот тогда и начнется борьба за межпланетный статус.
Но адвокаты комитета по развитию на Пуимро высказали подозрение, что снижение стоимости контракта «Ганза» намерена оправдать экономией на материалах и конструкциях. Они хотели добавить в контракт гарантии качества и исключить возможность сверхприбылей. Все это достаточно разумно, но где, черт побери, они были два месяца назад, во время предварительных переговоров? Из-за бюрократической неразберихи, занявшей весь вчерашний день, Мортон начал ругаться с адвокатами и экономистами своей корпорации. И поздно вечером, когда он в самом дурном настроении пнул ногой собственную машину, еще ничего не было улажено. Команда адвокатов и экспертов «Ганзы» по контрактам собралась в конференц-зале и была готова работать всю ночь, чтобы утрясти проблемы и вопросы, поднятые их коллегами с Пуимро. Очередной этап переговоров был назначен на следующую неделю, и подписание теперь состоится не раньше чем через десять дней.
Проклятые бюрократы, вечно они стоят на пути прогресса.
Дворецкий встретил Мортона у двери лифта в вестибюле и подхватил сброшенный им пиджак. Мортон прошел в гостиную и сощурился от закатных лучей, бивших сквозь крышу над садом и бассейном. На шезлонге, уронив голову на руки и понуро сгорбившись, сидела Меллани.
О господи, только этого ему сейчас и не хватало. Он хмуро встретил ее взгляд. Меллани робко улыбнулась и поспешила в гостиную.
— Сэр. — Дворецкий подал ему шипучий джин.
— Спасибо.
Мортон взял с серебряного подноса бокал.
По лицу Меллани, вышедшей из лучей яркого солнца, стало видно, что девушка плакала.
— Что случилось?
Вопрос был почти риторическим: ее дела Мортона ничуть не беспокоили.
Она обняла его и положила голову ему на грудь.
— Утром я пошла на тренировку, — чуть охрипшим голосом заговорила она, — а тренер сказал, что я плохо справляюсь, что результаты слишком низкие. Он заявил, что я утратила работоспособность.
— Ага.
Мортон чуть не спросил: и это все? Современное общество было заинтересовано только в командных видах спорта. Генетики Содружества теперь запросто создавали суператлетов, и индивидуальные соревнования сводились к соперничеству между лабораториями и клиниками. А вот в командных видах все было иначе, здесь главную роль играли естественные качества и в первую очередь опыт. В таких играх, как футбол, бейсбол или крикет, объединенные усилия всей команды могли привлечь массу преданных болельщиков. Хотя Мортон считал, что это уже не имеет прямого отношения к спорту и значение общественной поддержки искусственно преувеличивается производителями спортивных товаров и средствами информации, чтобы увеличить производительность рекламы.
— Твой тренер просто идиот. Не обращай внимания.
Она снова заплакала.
— Меня исключили.
— Что?
— Исключили из команды. Морти, это было так ужасно, он заявил об этом перед всеми. И даже привел двух новых девчонок.
— А, ну да. — Он рассеянно похлопал ее по спине и отпил джина. — Не бери в голову, найдется что-нибудь другое. Так всегда бывает.
Меллани слегка отдалилась, чтобы увидеть его лицо. Его слова явно потрясли ее.
— Что? Мортон, ты не понял? Со мной все кончено.
— Да, я понял. Так займись чем-нибудь другим. Давно пора. Ты и так уже потратила на эти занятия несколько лет. Теперь у тебя начнется нормальная жизнь.