Когда я изложил ему свою просьбу, он чуть не подавился чаем, который как раз пил, и смог из себя выдавить только короткий вопрос:
— А зачем?
— Ну вы меня просто обижаете, Ферапонт Федорович! Я все же дворянин не из последних, а горничная у меня будет Васька Голопузова? Вы уж простите, но в свете меня просто засмеют! А так — даже наоборот, все уважать станут.
— А девица что про это думает?
— Ну а мне-то что за дело? Пусть думает, что хочет. Вдобавок через несколько лет замуж выйдет, ей все это жить не помешает.
Черкасов, отсмеявшись, вызвал писаря:
— Да уж, Александр Владимирович, умеешь ты людей повеселить! — И обращаясь к вошедшему писарю, добавил — Выпиши горничной господина Волкова паспорт, заграничный выпиши, только фамилию поменяй — и он протянул ему вместе с метрикой мое заявление на замену фамилии Василисе Голопузовой "по причине неблагозвучия". — И самому Александру Владимировичу — тоже паспорт выпиши, заграничный.
В конторке (когда Ферапонт Федорович уже не мог меня видеть), я протянул писарю (который тоже с трудом подавлял порыв заржать) четвертной билет:
— Я думаю, кроме господина Черкасова и тебя причины вашего смеха никто и никогда не узнает.
— Да я и сам уже не знаю, вашсиясь, чего это меня на смех-то разобрало — он, наконец, не сдержался и загоготал. — Просто видать фамилиё смешное показалось, но вижу что ошибся. Разные у людёв фамилии бывают, ну уж люди-то сами в том не виноваты.
Отсмеявшись, он все же паспорта выписал, причем почерком вполне себе каллиграфическим. И из полицейского участка вышел уже не абы кто, а подтвержденный загранпаспортом родовой дворянин Александр Владимирович Волков, у которого в горничных была сама Василиса Ивановна Прекрасная.
Ваське о столь радикальной смене ее фамилии я тогда не рассказал — зачем? Вдруг ей не понравится, и начнет она мне рубашки мятые подсовывать или, того хуже, обедать звать не вовремя… "Лесбиян" к моменту отплытия небось уже обратно из Аделаиды отчалил, так что плыть пришлось на обычном пароходе. Разница с предыдущим путешествием заключалась в том, что из Порт-Саида до Аделаиды рейс длился месяц, но на этот раз спешки никакой не было. Просто в прошлый раз удалось чуть-чуть получше познакомиться с австралийской высшей школой — да и с жизнью аделаидской, так что планы мои стали менее рискованные…
В сотне километров от Аделаиды, на острове Кенгуру, был крошечный городок под названием Кингскот — совсем крошечный, с населением меньше пятисот человек. Интересен городок был лишь тем, что когда-то он реально собирался стать столицей Южной Австралии вместо Аделаиды — вот только его "мнения" никто учитывать не стал. Тем не менее в городе был отдельный полицейский участок (деревянный сарай с одной кирпичной стеной) и целых два двухэтажных дома, в одном из которых находилась мэрия. В которой, как и положено, должен был работать на благо жителей Кингскота мэр. Вот к нему-то мы поначалу и отправились — наняв для этой цели паровой катер в Аделаиде.
Мэром работал некий Джарвис Кеттел, и работы у него было много. Но вовсе не потому, что вся тысяча жителей острова (размером с Царицынский уезд) денно и нощно одолевали его разными просьбами и поручениями, а потому, что он одновременно работал и шефом местной полиции (с одним рядовым полицейским), и начальником местной почты (он же — единственный ее служащий), и учителем в местной школе. На все эти должности обычно "ссылали" проштрафившихся "госслужащих" из Аделаиды — и пара лет "беспорочной службы" служила основанием для прощения. Причем, насколько я знал, этой практике было уже лет пятнадцать, а с мистером Кетеллом, который успел к тому времени "исправиться" и служил уже в Перте, я в прошлый раз уже успел немного познакомиться — чуть позже…
Наверное, паровые катера очень нечасто сюда заглядывали — мэр появился в своем офисе минут через десять после того, как я поинтересовался у какого-то рыбака насчет "часов приема населения". Но в ответ на мою просьбу я получил совершенно ожидаемый ответ:
— Мистер Волков, я весьма сожалею, но в восемьдесят девятом году в мэрии случился пожар, после которого архивы еще не восстановлены.
— Мне весьма прискорбно это слышать… бумага-то требуется срочно. А скажите, мистер Кеттел, возможно некоторая сумма поможет ускорить восстановление архива? Ну, хотя бы частично — я понимаю, что двадцати пяти фунтов на восстановление всех бумаг будет все же недостаточно, но мне все и не нужны.
— Можно попробовать опросить жителей городка, но для этого придется отрывать их от работы. И одному мне будет это сделать сложновато за короткое время, а помощникам нужно будет заплатить — хотя бы по шиллингу за каждый опрошенный дом. Это обойдется ещё фунтов в пять — задумчиво произнес мэр.
— Я бы даже по два шиллинга заплатил, если бы получилось всех опросить до завтрашнего утра — и в руки мэра перетекли семь пятифунтовых банкнот. — Впрочем, меня вы можете опросить и сами…
Через день уроженец острова Кенгуру Александр Волков договорился с деканом Аделаидского университета насчет защиты диссертации в области "технических наук". Вообще-то факультетов в университете было пока только три: юридический, факультет изобразительного искусства и сельскохозяйственный. Но уже в университете появилась и электрическая лаборатория: все же в городе устанавливалась электростанция и уличное электрическое освещение, и местные ученые старались обеспечить грядущие потребности в специалистах собственными кадрами. Так что с приглашенным из Америки профессором электрических наук (тридцатипятилетним инженером из США) общий язык мы нашли. Ровно как и с попечительским советом: пожертвование ста фунтов в пользу университета было воспринято с глубоким удовлетворением.
Обговорив с "научным руководителем" тему будущей работы, я занялся ее разработкой — а чтобы никто не мешал, работал над диссертацией я на борту небольшого пароходика, взятого в аренду на месяц. Пароходик был совсем маленький, тонн на пятьсот — но довольно шустрый. В смысле передвигался он даже быстрее древних испанских галеонов, так что за месяц удалось с несколькими остановками объехать — или обоплыть? — всю Австралию против часовой стрелки. С остановками в Брисбене и Перте — по несколько дней в каждом.
Тема диссертации была очень интересна и "шефу" — я занялся "разработкой" дуговой печи для выплавки специальных сплавов: все равно ее через полгода изобретут в Америке. А так как тигель с крышкой и две дюжины "свечей Яблочкова" были заранее заготовлены еще в России, диплом "доктора философии" по "электрическим наукам" — самый настоящий, честно заработанный диплом — оказался в моих загребущих ручках уже в конце января.
Заодно уж наведался я и к Дэвиду Кларку, в конторе которого тоже честно оставил почти сотню фунтов. И ещё сотню оставил нечестно — просто в этот раз я точно знал, что мне необходимо…
Всего путешествие заняло четыре с половиной месяца — и пользу от него получила даже Васька. Выяснив — в момент погрузки на пароход — что кроме немецкого языка зарубежные люди говорят еще и по-английски, она все свободное время посвятила освоению нового наречия. Не сказать, что достигла в этом особых успехов, но заказать обед или стирку белья она уже могла, и в магазинах купить все нужное — тоже. Меня вот только несколько настораживало количество этого нужного — обратно мы плыли с багажом, увеличившимся на четыре очень немаленьких кофра…
Снова в Царицыне мы оказались двадцать третьего февраля тысяча девятисотого года — аккурат во вторую годовщину моего "прибытия". Поскольку я заранее объявил эту дату "днем рождения", то возвращение было очень веселым и вкусным. А со следующего дня началась работа — и не просто работа, а буквально "гонка на выживание"…
За время моего отсутствия ничего непоправимого не произошло. Разве что Евгений Иванович Чаев поставил завод по выпуску шарикоподшипников вовсе не на том месте, где предполагал я: решив, что "заводу еще расти и расти", он просто докупил еще тысячу с лишним десятин земли вдоль Волги ближе к городу, и два новеньких цеха встали всего в паре сотен саженей от завода Урал-Волга. И почти в четырех верстах от рабочего городка! Так что пришлось сильно озаботить Африканыча срочным изобретением электромоторов киловатт на пятьдесят — трамвайную линию прокладывать. Все равно особых работ у него пока не было: разработку турбогенератора на шестьсот пятьдесят киловатт они с Гавриловым как раз закончили, да и стартер для автомобиля тоже был готов.
А вот мотора для этого стартера пока не было. Даже не было двух моторов для двух стартеров — и ими-то я и занялся. А автомобилями для этих моторов пришлось заняться тоже мне — потому что больше ими заниматься было некому. Если Илью Архангельского не считать.
Вообще-то когда Архангельские пришли на мой "день рождения", ничто не предвещало довольно резкого изменения статуса Ильи. Ну пришли, поздравили, подарок принесли… Подарок очень недешевый, кстати — пишущую машинку знаменитой фирмы "УндервудЪ": в России к сотне американских долларов заводской цены добавляли пятьдесят рублей за "локализацию". Для Архангельских сумма была очень солидной — но, похоже, Илья решил таким образом "отдариться" за мотор для его катера. Мотор я ему еще осенью подарил, и теперь катер только ждал, когда вскроется Волга — а в Царицыне собственный катер был показателем очень высокого социального статуса. Денег я с Ильи, понятное дела, не взял — вот он и подыскал подходящий повод:
— Александр, тебе, как известному писателю, без пишущей машины просто неприлично жить…
Судя по всему, большинство писателей в мире были неизвестными или неприличными: на машинке стоял серийный номер чуть меньше девяти тысяч, и я подозревал, что предыдущие номера достались все же в основном дельцам, а не писателям — но не отказываться же! И все же не преминул заметить:
— Илья, ну какой я писатель: пара книжек человека писателем не делает. Моторами я занимаюсь, автомобили вон изобретаю.