Советскую власть в Новороссийске именно они (быстро перекрасившись в большевиков) и возглавили. Председателем местного Исполнительного комитета стал Абрам Израилевич Рубин — в прошлом командир отряда "Боевой организации Бунда" (то есть главарь банды). От бандита у власти есть только одна польза: он все меряет на деньги. А так как "денег" у меня появился существенный избыток (если считать бумажки, выпускаемые Менжинским, деньгами), то договориться удалось: всего за три миллиона рублей Черноморский Совет (уже Кубанско-Черноморский) гарантировал свое невмешательство в рыбную торговлю. Не всю, но теперь никаких препятствий в продаже рыбаками уловов на мою "грядущую фабрику" вроде не предвиделось…
Все было неплохо — на первый взгляд. Потому что весть о подписании Лениным сепаратного мира с Германией и Австрией дошла до провинции лишь через два дня. В этой истории "Краковский мир", как я прикинул, был подобием известного мне "Брестского"… ну как известного: все, что я о нем слышал когда-то, исчерпывалось названием, да еще, пожалуй, рассказами о том, что именно он и стал причиной появления "незалежной". Но это — в моем "прошлом будущем", а тут "Украина" выродилась четырьмя месяцами раньше. Да и не только она: по условиям Краковского мира четыре прибалтийских "республики" (включая ранее неизвестную мне Лифляндию), Финляндия и Польша переходили под протекторат Германии. Самостийники попадали под "протекторат" сразу и немцев, и австрияков — а вот Таврическая губерния становилась уже частью "фатерлянда".
Что-то "самый человечный человек" оказался слишком уж сукиным сыном, казенные земли поразбазарил сверх всяких приличий… хотя вроде как Брестский мир был почти "понарошечным", так может и Краковский шутейным выйдет?
Двадцать второго августа я, размышляя подобным образом, сидел у себя в кабинете, когда мне позвонил Чаев:
— Александр Владимирович, Обращаюсь за срочной помощью. Германцы в сорока верстах от Харькова, армия Сергеева почти разбита. Харьковские полки генерал Будзилович из города выводить отказался, да и рабочая дружина готова германца в город все же не пустить… только патронов у нас нет: Сергеев забрал все, что вы давеча прислали…
— Понял, Евгений Иванович, сегодня же… сейчас же их Воронежа патроны вам отправлю, тем более что там как раз почти полный эшелон с патронами с перемирия остался. И немедленно займусь сбором рабочего ополчения в Сталинграде…
— Боюсь, не успеете. Но я вот еще о чем попросить вас хочу: семью я отправил через Воронеж в Сталинград, так если что, позаботьтесь о них.
— Что-что? Я вам запрещаю собой рисковать, сами немедленно сюда же выезжайте!
— Спасибо, Александр Владимирович, но это мой завод. Вы же сами говорили, что он будет полностью моим детищем — а этого "ребенка" я отослать к вам не сумею. И оставить беззащитным — не могу. Позаботьтесь о моей семье, я прошу вас.
— Не беспокойтесь об этом, Евгений Иванович, я обещаю, но все же…
Чаев просто не стал слушать меня — зачем? Он и так знал все, что я могу сказать — а я знал, что он сможет мне ответить.
Немецкая армия вошла в Харьков через сутки: ополченцы четыреста сорок девятого решили, что сдаться полезнее для организма чем воевать. И два германских полка с бронеавтомобилями спокойно зашли в тыл четвертому уланскому… Через неделю один из немногих выбравшихся из Харькова рабочих-дружинников рассказал, что Евгений Иванович встретил немецкую колонну пулеметной очередью прямо из окна своего кабинета — и германцы попросту разнесли здание заводоуправления из пушек.
Евгения Ивановича мне было жаль безумно, наверное именно поэтому я не очень расстроился из-за захвата моих донецких шахт. Просто не до них было — а когда спохватился, было уже поздно.
Первомай, как известно, шагает по планете. А вот первосентябрь катится паровым катком, заволакивая небеса дымом и давя зазевавшихся пешеходов. Первого сентября случилось два довольно важных события, причем трудно сказать, какое было важнее. Во-первых, на знаменитом заводе Льва Михельсона после митинга подстрелили Дзержинского — ну не иначе, как проклятое это место.
Вообще завод этот был мне очень подозрителен: всего год назад, когда он принадлежал "островитянам" Ригли и Хопперу, он спокойно изготавливал всякие паровые машины (например, дорожные катки), и в беснующейся "революционной" Москве казался островком спокойствия. Но завод внезапно был продан Михельсону — и на нем немедленно выявилась весьма влиятельная "большевистская ячейка". Которая уже спустя полгода полностью захватила управление заводом — и после того, как большевики пришли к власти, успешно его "национализировала".
Для меня вообще оставалось загадкой, как при всеобщей антигерманской истерии немцу (и плевать, что уже в пятом поколении русскому дворянину) достался столь лакомый кусочек, да еще и по дешевке… но еще большей загадкой для меня были причины, по которым "Астроном" поперся на этот митинг. То есть повод как бы и был: в Петербурге в очередной раз во время "партийной дискуссии" пристрелили какого-то большевика. Но зачем в этой связи устраивать митинг в Москве на и без того "самом большевистском" заводе города, было очень непонятно.
Гражданская же война началась именно в сентябре по вполне объяснимым причинам: в стране было нечего жрать и все ждали пока крестьяне соберут урожай. А не воевали просто потому, что для городов чуть ли не единственным источником вожделенной жрачки были поставки из Венесуэлы и Уругвая — развозимые по стране из Мурманска по железным дорогам. На моей дороге (от Мурманска до Новороссийска) продукт мои поезда и таскали, но шла-то она в обход почти всех больших городов — а "независимый" профсоюз железнодорожников предупредил, что "там, где будут стрелять", поезда ходить не станут. Им было не поверили…
Еще в начале мая Петросовет решил, что Гатчинский Совет (в котором заседали практически одни "октябристы") как-то неправильно себя ведет. И, имея "в рукаве" семь "запасных полков" — полностью распропагандированных большевиками — это дело решил исправить. Поскольку в Гатчине размещался лишь один полк (официально для царской охраны, но тоже давно и сильно пробольшевистский), смена власти в Гатчине произошла почти без стрельбы — ну, подумаешь, латышский батальон сгоряча расстрелял "некошерный" Совет почти целиком. Пустяки, дело-то житейское, а военные склады с запасом провианта на пару дивизий на год — это отнюдь не пустяк.
Вот только поезда к западу от Званки ходить перестали. Совсем.
Железнодорожников я понимал: там, где идеологические вопросы решаются винтовками, ездить опасно. Вдруг окажется, что не тем эшелон пригнал? А то, что в Петербурге жрать стало совсем нечего — этим пусть Петросовет и занимается.
Именно Петербургский совет: Всероссийский в полном составе быстренько переместился в Москву, срочно объявленной теперь "единственной столицей". Но и тут у большевиков возникли проблемы, подобные случаю на заводу бывшего Михельсона.
А насчет продуктов — крестьяне-то урожай уже собрали, можно пролетариат и местными ресурсами обеспечить — так что по селам разлетелись заново созданные продотряды. Как у большевиков, так, кстати, и у их противников — хотя тот же Корнилов за отобранный харч платил. Большей частью бумажками (хотя и царскими еще), но и золотишко мужикам доставалось иногда.
А когда перестаешь зависеть от расписания поездов из Мурманска, то в голову начинают приходить всякие нехорошие мысли. Например, что в Москве (или, наоборот, в Ростове) власть "неправильная"…
Самый простой способ избегания всеобщего бардака предложил Слава — и, после короткого "совещания в верхах" его и воплотил. Рабочие в Сталинграде быстренько выбрали свой Совет, Совет этот немедленно объявил о создании "независимой Поволжско-Каспийской Советской республики", главой которой тут же избрали Васю Никанорова. Несколько странная получилась "республика" — в нее входили в качестве эксклавов Рыбинск, Симбирск и Калуга (что можно было при нужде объяснить тем, что они "тоже на Волге), а заодно Воронеж, Званка, Петрозаводск и Мурманск — что объяснять никто никому даже не собирался. Так нужно — и пока новое правительство России о "странностях" республики помалкивали. Впрочем им не до "республик" было: во-вторых первого сентября началась война. Гражданская.
Глава 42
Леонид Борисович зябко поежился на ветру и вернулся в вагон. В конце концов трап и из окна видно, так что выйти и встретить гостя он успеет — а пока можно и чаю горячего выпить. Но, глянув — на всякий случай — в дверное окно вагона, он понял, что слегка поспешил: долгожданный гость уже спускался по трапу в сопровождении дамы. Незнакомой — с супругой его Леонид Борисович не так давно встречался. Хотя, если подумать, то все же времени прошло немало, обстоятельства меняются…
Вопреки ожиданию, гость, поздоровавшись, даму свою представлять не стал — ну а спрашивать было все же неприлично, тем более и без того разговор предстоял несколько щекотливый:
— Александр Владимирович, очень, очень рад вашему возвращению в Россию. И весьма рассчитываю на вашу помощь…
— Деньги нужны, как я понимаю — усмехнулся Волков.
— От денег я бы, конечно же, не отказался, но у вас есть кое-что более для России необходимое: ваш ум и опыт. Ленин с Троцким окончательно потеряли рассудок и загоняют страну в полнейший хаос и разруху, никто в правительстве не желает заниматься промышленностью и сельским хозяйством, все в политику играют… так что у меня сейчас единственная надежда на вашу помощь.
— Нет уж, увольте, министр из меня точно не получится. Советом если нужно помочь — постараюсь, а министра пусть большевики из своих назначают.
— Уже назначили, я как раз и есть министр промышленности и торговли. Только вот торговать нечем, да и с промышленностью у нас сейчас дела плохи. И к вам я как раз за советами и обратиться желаю… вы сейчас куда направляетесь? В Москву?
— Сначала в Сталинград, надо немного отдохнуть с дороги, оглядеться — я же давно дома не был, а все так стремительно меняется. А потом — посмотрю по обстановке.