С Леонидом Борисовичем разговор получился… неожиданным. Странным, смешным — и печальным.
— Рад снова вас видеть, Леонид Борисович. И, чтобы не вынуждать вас о чем-то просить, сразу предлагаю безвозмездную поставку продуктов питания в значительных количествах. Думаю, тысяч по десять-двенадцать ежесуточно…
— На десять тысяч рублей? Долларов, фунтов?
— Нет, по десять тысяч тонн. Знаю, это немного — но больше просто мне возить не на чем. Найдете пароходы — больше поставлю… хотя, откровенно говоря, найти их будет очень непросто. Насколько я выяснил, в Россию сейчас никто не поплывет, так что чем смогу. Хотя, если платить побольше…
— Вы же знаете, в нас практически нет денег.
— И куда же вы… куда же Ленин с Троцким их дели? Впрочем, сейчас это неважно, нужно людей спасать. Так вот, я буду доставлять в Новороссийск и Мурманск ежедневно десять-двенадцать тысяч тонн продуктов, но при одном условии… На самом деле условий будет три, но одно — важнейшее, и вы мне должны будете дать соответствующие гарантии.
— Оплатить поставки позже? Но чем? Вы же не хуже меня знаете, что денег у нас практически нет…
— Условие простое: все продукты нуждающимся будут доставляться под контролем специально назначенных людей. Никаких поставок "в закрома Родины", только прямая доставка голодающим. А вашей задачей будет дать мне письменные гарантии, за подписью Ленина, что никто не будет трогать моих людей и как-либо мешать им, и что никто не будет забирать доставленные продукты на какие-либо иные цели.
— Офицеров-эмигрантов нанимать собираетесь? Дворян бывших?
— Почему бывших? А… нет. В основном это будут монахи из монастырей Уругвая и Венесуэлы, православные монахи. И ещё я собираюсь русских попов к работе привлечь. Потому что им — верю, а большевикам — нет.
— Ясно… а какие еще условия?
— Еще… мелкие. В Петербург и Москву я ничего поставлять не буду. Так же в Киев и Одессу — раз Бунд эти города заселил, путь об них сам и заботится. Это — второе условие, ну а третье… третье простое, совсем простое. У многих голодающих есть родственники за границей, готовые их принять. Перевозку, понятно, эти родственники и оплатят — но путь правительство не чинит препятствий к выезду. Иначе они просто помрут, так что Россия особо-то и не потеряет ничего, а так — хоть шанс выжить у них появится.
— Я понял… вероятно, мне все же придется с этим самому ехать в Москву. Дела наши плохи, и ваша помощь будет на самом деле неоценима, так что чем скорее мы все решим, тем будет лучше для народа.
— Вот и отлично. А заодно передадите привет товарищу Джугашвили.
— Кому? — выражение лица у Красина как-то резко поменялось.
— Иосифу Виссарионовичу… вы же его знаете?
— Даже так… — каким-то севшим голосом не сразу ответил Леонид Борисович. — И когда? После того, как я вам гарантии принесу, или… или вы только за этим приехали, а о продуктах так, пошутить изволили?
— Что когда? Я же сказал: поставки начну сразу после того, как Ленин гарантии подпишет. Но, в принципе, могу и сразу начать, под ваше слово… что с вами?
— Да нет, ничего… все же неприятно узнавать, что жить осталось считанные дни. То есть вы меня… исполните после оформления гарантий? Ну, хоть напоследок стране послужу…
— Исполните? А… С чего вы взяли?
— Вы же сказали привет Джугашвили передать…
— И?
Красин помолчал, что-то обдумывая. Покачал головой, затем посмотрел на меня исподлобья:
— Вы что, на самом деле не знаете, что с ним случилось?
— Нет, конечно. Я, честно говоря, его давно уже пытался разыскать… слышал, что управленец он грамотный, сейчас хочу привлечь его к распределению продовольствия…
— А… ну да, понятно. Теперь понятно. Сам я Джугашвили не знал, но… В третьем году он решил бежать из ссылки, и я, точнее "сибирский экспресс" — организация, побеги организующая — все подготовила, даже ямщика наняла. Однако он почему-то ждать не стал, в Балаганск пешком пошел… замерз по дороге. Так что…
— Извините, Леонид Борисович, что напугал вас. Я не нарочно, просто не знал… Жаль. Много хорошего о нем слышал — но сейчас-то все одно ничего не сделать. Так что все же займемся продовольствием. Я даже могу предоставить вам свой "Дельфин", на нем до Петербурга за двое суток доберетесь — причем с комфортом. А из Москвы просто телеграфируйте, я сразу же корабли и отправлю.
Все же кое в чем Слава был прав: ленинское правительство, промотав все деньги, совершенно спокойно начало продавать все, что только можно было. По дешевке, лишь бы платили. Людей — так можно и людей продать: что же не продать-то, если платят? Тем более крестьяне лапотные, которые суть "мелкие собственники и враги пролетариата". Мне оставалось лишь удивляться, сколько в голодных деревнях оказалось крестьян с опытом работы на расточных станках или фрезерных автоматах…
Кирилл Константинович хотя и удивлялся, но подписывал все документы многочисленных "монахов", отправляющихся в Россию с благотворительной миссией. Не знаю, задумывался ли кто-нибудь в Москве, откуда в крошечном Уругвае взялось почти двадцать тысяч монахов — скорее всего нет. Если монах за послабление мелкое при оформлении документов спокойно отдает пару мешков муки — то и без специальных проверок видно: настоящий монах, православный! А если у него среди продуктов еще завалялась пара ящиков консервированных ананасов — то сразу ясно, что далекий зарубежный родственник легко прокормит полдеревни. Ну, или церковь поможет: официально продукты шли от митрополита Венесуэльского и Уругвайского.
Ну а я — так, просто мимо проходил. И иногда, проходя, заходил в торгпредство России в Лондоне: с Красиным было полезно просто поговорить. И сам он был человеком интересным, и знал много…
Благодаря ему я узнал некоторые подробности из жизни Ильича, раскрывшие мне глаза на многое ранее непонятное. Например, почему Ленин так "ненавидел буржуазию", причем исключительно русскую. В его-то представлении все буржуи русские — это дворяне, а вот сам Ильич таковым стать не сподобился. Когда помер его дед по матери, Мария Александровна оказывается прощение царю направила, с просьбой признать старших сыновей дворянами — "дабы фамилия не пресеклась". Но прошение это далеко не ушло и вернулось уже из уездного дворянского собрания. С краткой резолюцией: "Бастардам не положено". Причем это не ругательство было, а официальный статус Александра и Владимира: дети дворянки от простолюдина именно так и назывались — сословный статус оказывается такой был.
Вот Ильич всю жизнь и мучился, что "приличные люди" его вообще-то за человека не считают, а, дорвавшись до власти, решил им отомстить. Заодно он буржуев импортных прикармливал — чтобы хоть те его ровней считали. Правда, "те", похоже, его считали идиотом…
Сын американского аптекаря — и давнего приятеля Ильича — Хаммер (голодранец по американским меркам) получил от Ильича "подарков" на несколько миллионов долларов. Например, асбестовые рудники, на обустройство которых из казны Ильич выдал ловкому мошеннику двадцать миллионов рублей (не считая монополии на добычу этого асбеста). Еще продал всяких драгоценностей (включая царскую коллекцию яиц Фаберже) на шестьдесят тысяч долларов. Немного — но старший братец аптекаря продал их уже в США за пару миллионов. Ему же отдал в монопольное пользование и месторождения русского графита, после чего производство электромоторов в Европе удвоилось. А в России — на четверть вырос выпуск карандашей. Старался Ильич завоевать авторитет у буржуев, последнюю рубаху был готов снять и буржуям отдать. Не с себя рубаху, понятное дело, с мужика — а кормить этого мужика пусть чужие дяди будут если им так надо.
Продукты в Россию митрополит поставлял почти год — и за это время "к родственникам" выехало на кораблях около пяти миллионов крестьян. Проблемой было их до портов доставить — но когда властям было обещано оставить после завершения программы тысячу использующихся для этой цели автобусов, проблема отпала. А из портов… Березин, хоть и ругал меня, вероятно, последними словами, но за год собрал на стапелях Усть-Карони еще семьдесят "скотовозок", и еще шестьдесят спустил до весны двадцать второго года.
Еще чуть больше миллиона удалось перевезти по железной дороге — для чего Малинин, после смерти Алексеева ставший главой Маньчжурии, выделил сто паровозов и даже командировал своих железнодорожников для помощи в управлении перевозками по Транссибу.
В принципе товарищ Троцкий был готов "сотрудничество" и дальше продолжать, но до Кирилла Константиновича дошла информация о грандиозной афере большевиков: те, якобы "на борьбу с голодом", конфисковали — в том числе и в церквях — ценностей на два с лишним миллиарда рублей. А на закупку провианта потратили чуть больше двадцати миллионов. Питирим решил, что это переходит уже все границы — и через прессу объявил о прекращении благотворительности, а я заявление это перехватить не успел. Так что пришлось программу свертывать… впрочем, вроде летом двадцать второго года с продуктами в России получше стало.
А мне осталось лишь наблюдать, как большевики будут строить могучую державу… ведь у них же это один раз уже получилось? На такое дело каких-то двести семьдесят миллионов долларов не жалко — именно в такую сумму мне обошлась вся программа "помощи голодающим". Если, конечно, не считать вложений в заводы, дороги, поля и жилье для "спасенных" в той же Маньчжурии: миллион беженцев Хосе приютил "за свой счет", а полтораста тысяч новых уругвайцев действительно переселились с помощью тутошней родни. Все же под Машкиным крылом собралась действительно "интеллектуальная элита", и им было чем соплеменникам помочь.
А в Маньчжурии принять более пяти миллионов человек позволило то, что перед отъездом я распорядился, чтобы каждый директор нового завода выстроил вокруг своего городка землебитные "деревни" из расчета один "домик в деревне" на одного рабочего. Мол, будут потом дачные участки для рабочих… а как еще-то объяснить? Поскольку деньги на такое строительство заводам выделялись (хотя и небольшие, да домик тоже недорогой выходил), то большинство заводов задание большей частью выполнили — ну а когда поток голодающих пошел, то плохонькое, но жилье для них нашлось. Нашлось — но плохонькое, так что дополнительные рабочие руки чем занять тоже было.