Однако главным источником американских денежек стала "сеть быстрого питания" — причем удалось запатентовать не только гамбургер, но и саму идею подобного "ресторана". А мысль о том, что можно быстро, вкусно и очень дешево пообедать, американским горожанам пришлась весьма по душе. В Филадельфии было открыто штук десять забегаловок, столько же в Питтсбурге и Денвере, штук по пять — в Лос Анжелесе и Сан-Франциско… Но городов в Америке очень много — и пришлось "придумать" франчайзинг.
На самом деле таких "сетей быстрого питания" было создано сразу три. В забегаловках "Виллина" можно было купить пончик за два цента и большой стакан желтой газировки за три — из сатуратора. В "ресторанах" под названием "Урфин" (который "питался со своего огорода") за семь центов продавался здоровенный сэндвич с котлетой и кучей зелени по выбору и зеленая газировка тоже по три цента. Ну а в сети "Пиратское логово" (Pirate Ugly) покупатель мог за пятачок ухватить гамбургер. А еще во всех трех подавалась кружка кофе с молоком за два цента, стакан чая за цент, молочный коктейль за три цента. И везде подавали горсть жареной картофельной соломки "френч фрайз", жареную панированную сосиску — за деньги и вдоволь кетчупа и горчицы бесплатно. Все просто…
Вот только чтобы такой "ресторан" заработал, нужна была или пончиковая машина, или хлебопечка для булок. Большая фритюрница, прочая довольно специализированная утварь. Ну и миксеры с сатураторами — и все это делалось на новеньком заводе в Камышине. А в Саратове выпускались холодильники — продукты должны быть свежими и народ должен быть в этом убежден. Ну а чтобы все это работало в любом захолустье пришлось делать и электрические станции мощностью аж в два киловатта, для чего на моторном производстве пришлось изготавливать керосиновые моторы внутреннего сгорания. Комплект оборудования для одного такого ресторанчика обходился мне почти в пятьсот рублей (а страховался в Америке на тысячу долларов), но любой (почти любой) американец имел возможность (при наличии двухсот пятидесяти долларов на залог и помещения под забегаловку) получить все оборудование в долгосрочную аренду — платя при этом от пяти долларов в сутки, в зависимости от типа и размера заведения. Ну и получая (за отдельные деньги) баллоны с углекислым газом и сиропы для газировки…
Договор франчайзинга включал кучу прочих пунктов, в том числе и по качеству продуктов, и по ассортименту, и по запрету использования "несертифицированных поставщиков" — но очевидная рентабельность подобных ресторанчиков привела к тому, что к концу тысяча девятьсот третьего года в США число их стало подбираться к двум сотням, а очередь их желающих приобщиться к бизнесу превысила уже пять сотен человек. Пока война не началась, выручка шла на увеличение мощности Камышинского и Саратовского заводов…
Для меня особенно был важен саратовский завод, на котором производились холодильники с оригинальным названием "Саратов". Абсорбционные, понятно, на аммиаке. Мефодий Теохаров снова занялся "любимой работой", и занялся ей очень неплохо — по крайней мере на "франчайзи" холодильников вполне хватало. Мне — хватало, а Мефодию, похоже, не очень, и он прислал письмо с предложением купить какой-то станок, чтобы увеличить выпуск холодильников аж на четверть.
То есть вместо пяти холодильников в день выпускать целых семь. Тоже неплохо, тем более и станок он просил всего-то тысячи за четыре, но у меня появилось острое желание выпускать (и продавать) их уже не по семь, а по сотне-другой в день, а для этого требовалось их сначала произвести. Мефодий, после небольшого шока, вызванного планируемыми объемами выпуска, подготовил расчеты затрат на строительство по сути нового завода, и теперь они — вместе со многими другими такими же, постепенно переносились мною на новый "ватман", делая наглядной общую картину предстоящих расходов.
Углубившись в планы финансирования очередных требующих расширения или постройки заново заводов и фабрик, я лишь махнул входящему Станиславу Густавовичу рукой: "садись, мол". Струмилло-Петрашкевич плюхнулся в кресло, в очередной раз с шипением выдернул из-под себя подушку-пердушку и голосом, полной "вселенской скорби", произнес:
— Господи! Когда же ты вразумишь этого несчастного?
— Бога нет — не отрываясь от расчетов, заметил я, — и ты меня сам в этом каждый день убеждаешь.
— Да я тебе ни разу ничего такого и не говорил!
— Но ты же существуешь, а значит не существует бога — я, наконец, оторвался от бумажек. — Если бы бог был, то он удавил бы тебя в младенчестве. С чем пришел?
— В светлую душу каждый плюнуть норовит! А вообще-то я закончил расчет, который ты просил. Вот погляди — и он протянул мне толстую тетрадь.
— Это всё?
— Пока — всё. Но, думаю, более подробно считать и нуждочки нет. Потому что чтобы устроить то, что ты придумал, нужно немножко денег. Точнее, немножко больше, чем у тебя сейчас есть. На первые пять лет потребуется примерно пять миллиардов американских долларов, так что когда заработаешь — приходи, я займусь более точными расчетами.
— Тогда поставим вопрос иначе: а что можно сделать с теми средствами, что уже есть?
— Если бы ты не тратил миллионы на никому не нужные пушки и ружья, то…
— Нужные, эти затраты не считай.
— Хозяин — барин… хотя на барина как раз ты совсем не похож. Ты похож на идиота, вот что я тебе скажу. Вот смотри… ты сейчас на саратовский завод собираешься потратить ни много ни мало, как полтора миллиона рублей, так?
— Допустим…
— И после этого завод будет давать миллионов шесть прибыли в год. А если потратить эти же деньги на постройку нового автомобильного завода… ладно, три миллиона потратить, то автомобильный обеспечит уже за семьдесят пять миллионов в год.
— Сомневаюсь, к тому же…
— В чем ты сомневаешься? Действующий завод дает столько? Дает. Если выпуск удвоить, то прибыли возрастут?
— Нет.
— Почему? — Станислав всем своим видом изобразил крайнее изумление.
— Потому что "Мустанг" — это машина из дерьма и палок. И сколько она стоит на самом деле, ты прекрасно знаешь. А продавать ее столь прибыльно получается лишь потому, что пока — пока! — их на рынке не хватает. Но сколько именно не хватает? Запись на машину сейчас на три месяца вперед — значит, если на рынок выпустить еще шесть тысяч, то очереди на машины не будет. Один раз выпустить — и всё! Машина перестанет быть "труднодостижимой мечтой", и желающие ее купить предпочтут подождать, пока машина подешевеет. Понимая, что если машины стоят в магазинах мертвым грузом, то мы будем вынуждены эту цену снизить…
— А если на новом заводе выпускать "Чайки"?
— В Америке их продается всего по штуке в день. Можно снизить цену с шести с половиной тысяч до пяти с половиной, и продавать десять-двенадцать тысяч в год — но выгодно ли это? Сколько будет стоить новый завод по их выпуску? Я уже не говорю о прекращении продаж "Мустагнов".
— Я все равно не понимаю. Ты тратишь большие деньги… ладно деньги, ты тратишь свой талант на всякую ерунду вместо того, чтобы выделывать действительно нужные — и очень выгодные — вещи! А делаешь пердушки эти!
— Станислав, не горячись. Ты вот подумай: допустим, я поставлю на зарубежный рынок не "Чайки", а "ГАЗ-69". Их купят, по десять тысяч рублей купят, может быть тысяч тридцать за год. Но через год германцы, у которых промышленность в разы мощнее нашей, а инженеров в десятки раз больше, сделает такой же автомобиль — и больше у нас никто ничего покупать не будет.
— Ну почему?
— Потому что "ГАЗ" — это прежде всего военный автомобиль. И немцы предпочтут для своей армии делать свои автомобили. А если вдруг начнется война, то у них этих автомобилей будет куда как больше, чем у нас. И не только автомобилей — всего высокотехнологичного будет больше. То есть в случае войны русских будут убивать куда как более эффективно — поэтому до тех пор, пока наш, русский промышленный потенциал не сравнится с зарубежным, ничего более высокотехнологичного, чем пердушки, я им продавать не буду. Ничего, что способно сделать их армию сильнее — а пятипудовый холодильник их армию сильнее не сделает.
— Я понял… Пойду пересчитывать свой план.
Станислав был первым в списке на "амнистию", которую мне подписал Вячеслав Константинович. Вторым в нем был Лодыгин, но Александр Николаевич, хотя и пару раз приезжал в Россию, совсем сюда переселяться пока не собирался. Надеюсь, лишь пока — пока продукция его французского электролампового завода приносит прибыль. Но это, похоже, скоро закончится…
В воздухе аргона примерно один процент. А в том газе, который выходит из аммиачного реактора после дюжины прогонов — уже процентов двадцать. Проблема же с турбодетандером заключалась, как я понял, в том, что современные инженеры турбину неправильную использовали: они считали, что для газа и турбина газовая нужна, но оказалось, что лучше использовать турбины по примеру водяных. В прошлый раз на то, чтобы это понять, потребовалось несколько лет и счастливый случай — но теперь-то мне это было известно. Так что заполнять лампочки аргоном стало несложно. Правда пришлось в Воронеже выстроить рядом с металлургическим еще один завод, по производству газовых баллонов — но это недорого. А вот что обошлось дорого — так это устроить Машку учиться. Восемнадцать лет — пора уже. А куда деть три миллиона рублей — профессора Московского Технического училища пусть сами разбираются…
Глава 11
Домой Маша возвращалась с огромным воодушевлением. Во-первых, студенты из организованного ей "технического кружка" разработали просто замечательную стеклопрокатную линию, и по всему выходило, что ее получится выстроить за лето. А во-вторых — она просто соскучилась. В самом деле, первый раз она целых девять месяцев жила практически одна! Поначалу-то оно интересно, но потом все время начинаешь думать о брате, о сестренках… и о Саше.
Когда пять с лишним лет назад этот еще нескладный юноша предложил им перебираться в Царицын, Маша согласилась исключительно потому, что предложение давало хоть какую-то надежду на относительно сытую жизнь. А о такой жизни, какая началась в доме Саши, она и мечтать не могла. Будучи девочкой умной, и вынужденно весьма самостоятельной, она очень быстро сообразила, что более чем плотная опека со стороны "хозяина", как тогда она про себя называла Сашу, проистекает исключительно из любви ко всей ее семье. Причины этой любви она не понимала и тогда, да и теперь понять не могла, но решила, что Саша таким образом показывает свои чувства душе той давно умершей девушки. Не очень логичное объяснение — но другого-то нет…