Машка попыталась что-то сказать, но я успел пхнуть ее локтем в бок. В конце-то концов в Училище их предложила использовать именно она, так что все верно.
Совещание продолжалось с несколькими перерывами весь день. Васька где-то через час, устав от обилия инженерных терминов, пошла домой. Я тоже хотел отправиться за ней, но работа есть работа, пришлось сидеть до конца. Главным образом потому, что, судя по настроениям большинства инженеров, оно — это большинство — было склонно "поставить крышу" и отложить достройку здания на потом. Всем им было бы интересно поучаствовать в строительстве "самого высокого здания в мире", но объем уже обрисованных трудностей их пугал. Их, не меня — я успел испугаться заранее, составляя список проблем.
И, честно говоря, у меня даже уверенности не было в том, что такое здание на современном уровне инженерной науки и техники вообще выстроить получится — но мне "главное здание МГУ" было очень нужно. А что выйдет оно даже больше задуманного, то это совсем хорошо. Деньги я найду, лишь бы построили…
К шести вечера высказались все. Последним свое мнение изложил специально приглашенный на это совещание Владимир Александрович Беклемишев:
— Господа, я восхищен смелостью замысла, и, должен признаться, счел бы великой честью, если бы мои скульптуры украсили сей храм образования. Но, как я понимаю, продолжение строительства откладывается на неизвестное время, и поэтому хочу заверить собравшихся, что буду рад получить известие о том, что работы возобновились. Надеюсь, что это случится еще при моей жизни — и с легкой улыбкой он завершил это очень краткое выступление. Все повернулись в мою сторону.
Да, при всем старании в завершение строительства потребует вложить еще миллионов тридцать-сорок. Не потому, что само здание выстроить столь дорого. Но чтобы оно стало не просто украшением пейзажа, а могло выполнять предусмотренные функции, красивых стен и прочных перекрытий недостаточно. Нужно спроектировать лифты — и поставить завод по их производству. Нужно придумать и изготовить хитрые подъемные краны, которые смогут подниматься по выстроенным с их помощью конструкциям. Даже водопроводные трубы высокого давления — и те нужно спроектировать, изготовить оснастку для их изготовления… и краны для умывальников, которые при таком давлении не будут отрезать людям руки струей воды.
А еще… в общем, если получится уложиться в сорок миллионов, меня следует считать счастливчиком. А даже если и в пятьдесят — то что? То, что разместится в этом здании, будет для меня гораздо дороже. И мне это здание нужно — не когда-нибудь в светлом будущем, а сейчас. В крайнем случае, на той неделе… Я вздохнул, помедлил еще секунду и встал:
— Итак, господа, я с большим вниманием выслушал всех вас. И, как я понимаю, продолжить строительство здания сейчас не представляется возможным ни с технической, ни с экономической точки зрения. И исходя из этого, я пришел к неизбежному в данных условиях решению… — я еще раз тяжело вздохнул, судорожно пару раз прожевал собственные губы, выдохнул — Здание должно быть построено до первого сентября тысяча девятьсот восьмого года. Отмечу — "до" вовсе не значит тридцать первого августа. В августе здание должно будет укомплектовано мебелью, лаборатории — приборами, библиотеки — книгами. Столовые — посудой, в холодильниках должны лежать продукты, а в шкафах жилых корпусов — постельное белье. Господин Чернов до Нового года составит и опубликует условия конкурса на оформление интерьеров — кроме интерьера главного зала, им я займусь лично. Поработать, причем весьма напряженно, предстоит всем вам — а чем каждый будет заниматься в рамках этого строительства, я сообщу каждому в течении недели. На этом сегодняшний техсовет прошу считать оконченным. А Николая Егоровича и Владимира Александровича я попрошу сегодня быть моими гостями.
За ужином мы с Николаем Егоровичем увязли в споре о том, как наиболее рациональным способом проводить испытания вертикальных дерьмопроводов высотой в четверть километра. Ни к каким приемлемым решениям мы не пришли и остановились на том, что за Жуковским останется еще задача математического обоснования масштабирования натурных испытаний.
А Беклемишев — уже с Васькой — бурно обсуждали возможность изготовление статуй из нержавеющей стали. В их спор влезла и Машка, предложившая статуи для наружного украшательства вообще делать керамические, из корундовой керамики. Спор продолжился в Вськиной мастерской, где Машка сломала киянку (правда, старую и, похоже, уже треснувшую) о лежащий на верстаке шлифовальный диск. И спор закончился тем, что на следующее утро Владимир Александрович отправился в Петербург за инструментом, помощниками и прислугой, решив отработать "новую технологию" на Сталинградском корундовом заводе…
Жуковский тоже отбыл к себе в Москву: мы договорились, что теперь очередь моих инженеров ездить к нему за консультациями. Оставшееся до Нового года время я занимался распределением задач среди моих предприятий, а затем — принялся в очередной раз придумывать, где взять много денег. Очень много…
Раздумья были тяжкими. Главным образом потому, что тема усугублялась дополнительным вопросом: а какие деньги мне, собственно, нужны-то? И вопрос был очень серьезным.
Станислав Густавович записку о том, что такое деньги, мне составил месяца за три. Как я и ожидал, в виде краткого пересказа "Капитала". Ну что, записку я все равно прочитал — а затем с главным моим экономистом состоялась "крайне плодотворная" беседа:
— Станислав Густавович, я же просил вас самому подумать, а не составлять краткий конспект "Капитала". Я этот "Капитал" читал когда… в общем, давно уже — и тогда уже понял, что все это — чушь.
— Вы не понимаете…
— Подождите. Я, возможно, не понимаю чего-то, даже скажу больше — я действительно многого в экономике не понимаю. Но вот чушь и передергивания распознать сумею. Давайте разбираться: вот Маркс пишет, что деньги — это товар.
— Да, особый товар…
— Ерунда. Вот золото — это товар, серебро — товар… Впрочем, я это уже говорил. Но ведь деньги никоим образом с золотом или серебром-то не связаны! У тех же англичан золота для обмена на фунты хорошо если процентов пятнадцать запасено, а прочие их бумажки не обеспечены ничем. А Маркс утверждает, что те же бумажные деньги есть всего лишь более удобная замена тому же золоту — что на проверку оказывается полной чушью. Не в этом дело, а в том, что все в "Капитале" — чушь и ерунда. Начиная с основ…
— Я не думаю…
— Напрасно не думаете. Вот скажите мне — что в "Капитале" главное?
— Главное… тут все важно.
— Понятно, не знаете. Главное тут — учение о прибавочной стоимости. Вот есть учения о великом будде Гаутаме Шакьямуни, есть учение о древней Шамбале…
— О ком?
— О чём, но не это важно. Учение Маркса — из той же оперы: тут важно верить, а не думать. А если подумать… Вот вы, как я понимаю, Маркса тщательно изучали. Скажите мне, откуда берется прибавочная стоимость?
— Капиталист грабит промышленный пролетариат…
— Грабит как? С кистенем стоит на выходе с завода и отбирает зарплату?
— Глупый вопрос, вы и так все прекрасно знаете…
— Нет, не знаю. Впрочем, и вы не знаете, а лишь верите… скажите, труд по Марксу — это товар?
— Да.
— Продает его рабочий по рыночной цене?
— Ну… да.
— Вот я, капиталист, купил сырье — это товар. За рубль купил. Купил труд рабочего — тоже за рубль. Получил какой-то продукт — где я ограбил рабочего?
— Но ведь рыночная цена товара…
— Подождите. Я купил фунт муки, рабочий мне испек булку. Рубль — мука, рубль — зарплата, у меня булка за два рубля. Где я рабочего ограбил?
— Если рыночная цена булки составляет три рубля…
— Я эту булку сам съел. Где я ограбил рабочего?
— Ммм…
— Усложним вопрос. Купил два фунта муки, два рабочих испекли мне по булке. Одну я съел сам, другую продал за три рубля. Я что, одного рабочего не ограбил, а другого ограбил? Еще сильнее усложним: я обе булки положил в корзину и вытащил и съел одну не глядя. Какого из рабочих я ограбил?
— Обоих, поровну…
— А я вторую-то булку не продал, а отложил и съел на ужин… Вот такой я гад: хочу — граблю рабочих, хочу — нет — но сами рабочие этого вообще не замечают. Забавно? А вот еще более забавный пример: я эти две булки вообще купил, по два рубля. Скажем, в Китае — там все дешевле. Одну съел, другую продал за те же три рубля. Кого я ограбил на этот раз? А если я есть не хочу, сытый уже купил булки — и обе продал. Было у меня четыре рубля, стало шесть. Кого я ограбил? И откуда у меня появились лишних два рубля? И — в свете таких раскладов — что из себя эти два лишних рубля представляют? Давайте вы все же сами подумаете, и мы еще раз обсудим…
За год таких "обсуждений" было штук пять. Еще пару раз Струмилло-Петрашевский притаскивал мне какие-то "расширенные толкования" все того же бородатого классика, но было видно, что они его самого не очень удовлетворяют:
— С вами, Александр Владимирович, просто становится страшно спорить. Что бы я вам не показал, вы первым делом пытаетесь найти какие-то неточности…
— Противоречия, дорогой Станислав Густавович, противоречия. Я всего лишь инженер, и если мне предлагают выстроить мост без опор, я отказываюсь в том числе и потому, что мне же по этому мосту и ездить. А ездить, заранее зная что мост рухнет — это идиотизм. Сейчас я строю здание промышленной компании, а фундамент этой компании я поставил без расчетов, чисто интуитивно. И хочу понять… мне просто необходимо понять: могу ли я возводить это здание дальше или мне нужно все бросить и немедленно заняться укреплением, а то и перестройкой фундамента? Я хочу знать, а не рухнет ли мое здание после надстройки следующего этажа?
— Честно говоря, я не вижу причин для вашего беспокойства, у вас-то фундамент хоть и скрыт, но настолько прочен…
— За комплимент спасибо. А теперь я вам открою великую тайну: я знаю по меньшей мере три способа это здание сломать легким щелчком — и в этих трех местах я фундамент по мере сил укрепляю. Но если есть три слабых места, о которых мне известно, то почти наверняка есть и такие, о которых я и не подозреваю. Вот и помогите мне их найти — потому что если здание рухнет, то под обломками оно погребет всех причастных…