в десять-пятнадцать, и на этот раз именно долларов.
— Суммы разумные и доступные. Продолжайте…
— Любая программа все равно потребует каких-то исправлений, уточнений. Тут есть все же один господин, способный не только болтать. То есть способен-то он лишь болтать языком, но часто болтовня его весьма дельная: он за небольшие комиссионные продаст эшелон песка бедуинам. Я вас познакомлю, и если вам понадобится, то он уточнит программу действий в процессе исполнения за весьма скромное вознаграждение, практически лишь за еду. Правда, поесть он любит… вы ему только не оплачивайте пиво, им он способен упиться до состояния риз. И познакомлю я вас совершенно бесплатно: во-первых, он сейчас на меня не работает, только деньги тянет, а во-вторых все равно купить вы его не сможете. Он идейный, ненавидит только Россию — но если вы ему скажете, что ваш бизнес поможет ее уничтожить, он кого угодно уговорит на любое злодея… убедит в верности ваших идей. Редкостная мразь… то есть, я имел в виду редкостных душевных качеств человек — Парвус откровенно смеялся. — Может быть, вы даже слышали о нем, раз интересовались моей газетой: его фамилия Ульянов.
Что-то мне напомнило про пауков в банке… но я вроде все же знал, кто кого сожрет. "План революции" Александр Львович мне все же составил, и, должен сказать, очень даже неплохой план. Только вот применим этот план был разве что именно в России: его автор явно был в курсе практически всех раскладов в российской верхушке и очень хорошо разбирался в состоянии дел "на земле". И довольно топорное переложение всего этого на "кубинскую действительность" просто бросалось в глаза — впрочем, для меня это было совершенно неважно, тем более что Парвус такие места даже выделил и в примечаниях отметил, что требуется "подгонка напильником по месту". А вот познакомиться живьем с "самым человечным человеком" было интересно.
Мне интересно, но членов ЦК РСДРП знакомство со мной заинтересовало разве что желудочно. Примерно неделю мне пришлось водить их по ресторанам, где будущие "преобразователи России" активно жрали, пили, похлопывали меня по плечу и говорили, что "революция на Кубе победит, как только народ изучит Маркса с Энгельсом", а затем принимались обсуждать — на русском, естественно, которого Фидель не понимал — какие-то бытовые мелочи, баб…
А еще знакомство с большевиками лишний раз доказало, что Парвус не врет, по крайней мере в мелочах не врет: на первой встрече, где за всех платил Александр Львович, "старик Крупский" надрался пивом так, что пришлось нанимать человека чтобы унести его домой. На последующих — во избежание — я заранее объявил, что "платить за пиво для кубинца все равно что плевать в церкви", и народ уже пил умеренно. Вдобавок после того, как я намекнул на возможность некоторой финансовой поддержки социалистического движения в России, Ильич разговоры о бабах стал пресекать…
В целом же встреча с "настоящими большевиками" меня сильно разочаровала: было очевидно, что это сборище неворочателей мешков страной управлять не в состоянии — они и между собой разобраться пока не могли. Может, со временем поумнеют? Хотя почему "может", ведь один раз уже поумнели.
Ну а я им помогу в этом — в меру сил, конечно. Александр Львович мне под это дело и газетку свою продал… недорого, но за деньги. Что дало мне возможность в редколлегию (которая, по сути, было практически Центральным комитетом партии) протолкнуть своего человека. Чтобы он финансовые вопросы решал, советом при случае помочь смог бы — ну и меня держал бы в курсе событий.
По дороге из Швейцарии, освободившись от фиделевской бороды и смыв с волос краску, я от нечего делать еще раз прочитал писанье Александра Львовича. Просто потому, что после первого ознакомления осталось странное чувство, как будто я пропустил что-то важное. Ничего я не пропустил — просто раньше не очень задумывался над написанным. А в поезде до меня дошло: Парвус, если бы захотел, действительно смог бы устроить в России революцию. Но не захотел — потому что понял, что в число выгодополучателей он не попадет. Я ошибался, думая, что он Россию ненавидит: ему было просто на нее плевать — как, впрочем, и на любую другую страну. На то, что Россия вообще получит лишь убыток и разорение, он большого внимания не обращал, но умудрился в своей работе показать, что революционеры, разоряя свою страну, разоряют и себя…
Сам Александр Львович это хорошо понял — и за оговоренную сумму намекнул и "Фиделю", что революция выгодна лишь ее руководителю и только при условии, что "есть у Революции начало, но нет у Революции конца". С победой же революции, с ее окончанием и революционеру приходит этот же конец — а потому умный человек революцию заканчивать не будет, а, бросив дело на полпути, пойдет начинать новую, в другом месте… Все же зря я думал о Парвусе плохо: за свой не очень маленький гешефт он показывал тем, кто хотел платить, очень страшного дракона. Только совершенно бумажного — и вовсе не его вина, что внутри этого дракона оказался настоящий тигр. Или, точнее сказать, лев?
Закончив со "вторым" вопросом, я плавно перешел к "третьему". Не очень срочному — то есть дело могло еще пару месяцев подождать — но не больше. Так что с берегов Люцернового озера я прямиком отправился не в Сталинград, а в направлении строго противоположном, и через сутки оказался в Гавре.
А мог бы и через трое суток: расписание — великая вещь. Лучше день потерять, потом за пять минут долететь — так что два дня я просто прождал попутного банановоза, следующего из Гамбурга и Амстердама.
Еще через неделю со "стекловозного лихтера" в крошечном городке Майами на берег сошел второй помощник механика мистер Александр Воронов, который, походив пару часов по городу, сел на поезд и уехал куда-то далеко. Через четыре дня в супермаркет Сент-Луиса зашел молодой человек, выглядящий как северянин и говорящий как северянин, и поинтересовался у продавца, не здесь ли работает индеец Гойко Митич, а еще через полчаса развозной фургон из универсама заехал в гараж дома, где проживал странный старик.
В гараже меня встретил Айбар Назаров — здоровенный казах, который еще год назад исполнял обязанности начальника охраны колхозов на Левобережье Урала. Хорошо исполнял, кочевники и думать забыли о кражах скотины из колхозных стад. Ну а теперь Родина (в моем лице) приказала — и отставному поручику и кавалеру Георгия выпала доля заняться охраной "колхозных" денежек…
Борис Титыч, к которому меня проводил Айбар, сидел в глубоком кресле за письменным столом и что-то писал в толстой тетради. Но увидев меня, тетрадь отложил, и поздоровался — таким тоном, будто я обещал придти, но опоздал минимум на неделю… Впрочем, он и дома очень старался изобразить из себя сквалыгу, но на самом деле был человеком дружелюбным и с прекрасным чувством юмора.
— Ревизию проводить приехали, Александр Владимирович? Предупредили бы, а то я растраты еще попрятать в бумагах не успел, а вам одно расстройство будет.
— Да никакого расстройства, наоборот радость одна. А то я давно ищу, кого бы замордовать — и тут такая удача. А велики ли растраты?
— Да уж немалые. Сейчас оборот получается по доллару с человека, а в золоте берем сто сорок тысяч, то есть пятнадцать пудов в день растрачиваю. Двадцать пять миллионов я уже отправил, а всего, думаю, незаметно можно вывезти миллионов четыреста-пятьсот. Только вот что я думаю: если только здесь брать, то лет десять уйдет, так что надо бы в других местах тоже "Золотых орлов" устраивать. Мемфис и Новый Орлеан я и сам как-нибудь покрою, а вот с Севером мне уже тяжело будет. Так что ищите людей, нужно в Чикаго, Питтсбурге, Филадельфии, ну и Нью-Йорке с Бостоном ставить. Ведь если я верно помню, то у старого Чёрта Бариссона племянников-то до чёрта, так?
— Гляжу, планов у вас громадье. А вид у вас, Борис Титыч, усталый…
— Это я с безделья. Последние два месяца ведь чем занимаюсь? За машинами вашими выручку пересчитываю! А если по другим городам сеть вашу ставить, так сразу и отдохну: работы навалится что пернуть некогда будет! Я тут прикинул, — Бариссон открыл свою тетрадку — если вы мне оставите выручку за неделю, то через месяц-полтора и Мемфис, и Орлеан этот Новый под нас лягут. Но людей туда прислать — это уж ваша забота.
— А тут, думаете, дела лучше уже не пойдут? Как они вообще-то?
— С делами все в порядке, даже лучше ожидаемого — ну да вы и сами знаете. Но это потому, что народ со всей округи в магазины едет, и с того берега тоже. А с грабежами ещё в августе проблему решили: после того, как грабителей нашли со снятыми скальпами, больше желающих пока не находится. Скажите, Александр Владимирович, как вам вообще в голову пришла идея узбеков на это дело нанять?
Как-как… в первой жизни попалась мне как-то книжка про оборону Москвы в сорок первом. И я совершенно неожиданно для себя вычитал в ней, что в самое тяжелое время Москву держали три дивизии НКВД. Понятно, кровавые палачи, сатрапы… Пока дивизии эти держали фронт, немцы не продвинулись ни на метр — вот только в живых из них осталось тридцать процентов, а живых и невредимых — что-то около двухсот пятидесяти человек. Из трех дивизий! И были эти дивизии на девяносто процентов укомплектованы именно узбеками.
Я потом разных людей об этом расспрашивал, и выяснил (хотя насколько правда — не знаю до сих пор): если старший в роду скажет слушаться вот этого командира, то узбекский воин будет слушаться. Скажет слушать грузина — будут за этого грузина глотки рвать и жизни не жалеть. А если грузин тот скажет, что вот эти мальчики "говорят его голосом" — будут слушать "голос". И еще я тогда нашел какие-то расчеты (кстати, немцами сделанные), что среди узбеков во время войны было меньше всего предателей. Настолько меньше, что немцы не нашли ни одного…
Но это — дело прошлое (или будущее), а сейчас я действительно набрал две сотни узбеков, которым старейшины их родов велели слушаться меня. А я командиром им поставил Айбара — и ни один даже не поморщился! Хотя, если я верно усвоил, казахов они очень не любят — почти так же, как и всех остальных, впрочем. Но то дома, а тут служба. И на службе нужно эту службу исполнять, а не думать над приказом. Приказано было выучить английский — выучили. Не очень хорошо, но сойдет: индейцы же! Приказали товары в лавке продавать, покупателям кланяться — продают и кланяются. И — не воруют…