Звезда пленительнаго — страница 76 из 132

Войну объявили болгары, и объявили ее Греции. Неделей раньше закончились мирные переговоры между османами и греками, и по результатам Греции отошли Фракия и Македония, а проливы снова целиком стали турецкими. Мир (и русские купцы) облегченно вздохнули, но, оказывается, у Болгарии были претензии на Македонию — и она решила их предъявить. Претензии. В грубой материальной форме.

Понятно, что за из-за болгар торчали уши Австро-Венгрии, до того фактически контролирующей большую часть пути "Восточного экспресса" в Европе — который теперь македоно-фракийской частью попал фактически под англичан. Но воевали-то совсем не "уши". Вторая балканская "в первый раз" закончилась разгромом болгарской армии, да и "в следующий" им тоже изрядно наваляли — но сейчас картинка поменялась кардинально. Она ещё с итало-османской войны поменялась, ну а теперь изменения лишь усугубились. И прежде всего тем, что на этот раз царь Болгарский, он же германский генерал-фельдмаршал и австрийский просто фельдмаршал, всего лишь взял и "призвал" несколько сотен немецких и австрийских офицеров. Формально — "добровольцев", но что-то мне нечасто попадались офицеры-добровольцы, с которым столь же добровольно в боях участвуют и подчиненные им части.

В газетной заметке было отмечено лишь то, что "в болгарской армии замечено некоторое число добровольцев из Австрии и даже Германии", но если об этом пишут даже в газетах — значит уже скрыть участие этих стран не удалось. Оставалось надеяться, что это всего лишь очередная имплементация "второй балканской войны" — но надежды мои не оправдались и в понедельник войну Болгарии объявила Сербия. Кому-то тоже захотелось поучаствовать в игре под названием "завоевание авторитета на Балканах", и я даже догадывался кому. Тут любой бы догадался: наш ненаглядный император объявил о госпомощи уже для русских добровольцев, желающих помочь "братскому сербскому народу".

Царский манифест был опубликован в среду в полдень, а берлинские газеты сообщили о нем часа в два, срочно напечатав экстренные выпуски. А уже в начале четвертого вышел второй экстренный выпуск, в котором сообщалось об ультиматуме Германии, потребовавшей от России прекратить военную помощь сербам. Правда прочитать этот выпуск мне удалось лишь на следующий день.

Потому что уж слишком сильно все это мне напоминало ранее случившееся раньше — для меня "раньше, хотя и позже". Поэтому еще в два, лишь взглянув на газету с царским манифестом, я помчался в банк. То есть устремился — всей душой. С телом же поначалу возникли проблемы…

Такси у гостиницы — это для нынешнего Берлина стало вполне обыденным делом. Однако водитель, судя по всему, очень не спешил.

— Готов поспорить на марку, что вы не сможете доехать до Унтер-ден-Линден быстрее чем за пятнадцать минут.

— Вы, британцы, очень любите спорить — философски отметил водитель.

— Не попали, уважаемый: Бисмарк, штат Северная Дакота.

— Ну американец, какая разница…

— Бисмарк — это немецкий город — с некоторым нажимом сообщил я.

— А хотя американцы и азартны, но не более чем мы, немцы. И я готов поспорить уже на две марки, что доеду меньше чем за десять минут.

— Деньги вот — я протянул водителю две монеты. И не зря протянул: за эту пару марок таксист, казалось, готов разнести мотор своей колымаги — хотя, должен отметить, что разнести майбаховский мотор было все же трудновато. Тем не менее моторчик-то тяжеловат был, такси доехало до места все же почти за двенадцать минут — но я назад деньги не забрал. Во-первых, у водителя часов все равно не было, а во-вторых спорить с ним — опять время терять, а я очень спешил, да и в любом случае имел ввиду воспользоваться той же машиной на обратной дороге.

— Мария Иннокентьевна, у вас пять минут на сборы. Очень хочется надеяться на то, что я ошибаюсь, но очень похоже что не сегодня — завтра начнется война России с Германией.

— Это ужасно! И, должна вас сказать, сегодня многие немецкие коллеги вели себя… вызывающе! Конечно, старались соблюдать вежливость, но я случайно слышала их разговоры… они всерьез намерены присвоить активы банка! Своими ушами слышала, как один говорил "А теперь, когда русских наконец выгонят, мы уже будем управлять банком", а другие — там стояло несколько человек — его слова одобряли! Что же делать?

— Ну я же сказал: немедленно уезжать. Возьмите паспорт, самые необходимые вещи… вы запасли второй паспорт, как я просил?

— Хорошо что напомнили, бумаги в личном сейфе, надо их забрать. Давайте сделаем так: мне потребуется около получаса, чтобы здесь все подготовить, а вы тогда может озаботитесь билетами на поезд?

— С поездом ничего не получится: на нем мы завтра утром окажемся только в Позене, а к тому времени границу для нас уже закроют. Мы на машине поедем, так что я лучше вас тут, в кабинете подожду.

Пока Мышка собирала бумаги, я вышел, дал таксисту еще марку "за ожидание". К трем часам, заехав по пути в гостиницу, где Мышка взяла небольшой саквояж, мы оказались на окраине города, где располагалась очень интересная компания. Официально она называлась "Людвиг Бах. Аренда автомобилей", и занималась именно тем, что сдавала в меру состоятельным господам автомобили в аренду — но о том, что хозяин компании когда-то носил другое имя и жил в другой стране, знали очень немногие. Ну я знал, Евгений Алексеевич Линоров знал…

— Добрый день, — поприветствовал я вышедшего на звонок не очень старого, но какого-то обрюзгшего мужчину. — Могу я поговорить с господином Людвигом Бахом?

— Я вас слушаю. Вам нужен автомобиль? У нас широкий выбор различных авто, как германских, так и зарубежных, на любой вкус.

— Вообще-то я ищу Гойко Митича, мне Евгений Алексеевич сказал, что вы знаете где его найти.

— Найти его будет не просто…

— Тогда я сам стану Гойко Митичем.

Мужчина запер дверь и повернулся ко мне:

— Итак, что вам требуется?

— Приличный автомобиль, паспорта… Один американский, и, пожалуй, если возможно, пару голландских. Американский вот на эту даму, на имя Марии Вольфенстейн, а голландские…

— Есть только австрийские.

— Ладно, годятся и такие, заполнять не надо.

— А машина приличная сегодня у меня одна, ее на свадьбы в основном заказывают.

В гараже у хозяина стояло разных автомобилей с дюжину, но я сразу понял, что он имел в виду: "буханка" цвета весенней травы действительно среди всего остального смотрелась как… ну, как круизный лайнер в окружении ржавых рыболовецких баркасов. Выделяться из толпы не очень хотелось, но на остальных колеса были явно не для дальних путешествий: все же немцы предпочитали "похуже, но свое" — хотя бы потому что "свое" заметно дешевле.

Когда я повернул на знакомую мне трассу, Мышка наконец очнулась от каких-то глубоких внутренних размышлений:

— Александр Владимирович, но ведь Россия, если я не ошибаюсь, находится в противоположном направлении.

— Вы не ошибаетесь, но если я верно помню, то немцы за день до объявления войны уже перекрыли все дороги и задержали все русские суда в портах. А на следующий день всех русских интернировали, и, поверьте, жизнь у них была не самая счастливая… будет. Вы же сами понимаете, что войны объявляются не просто так, к ним готовятся заранее, и при известных усилиях об этой подготовке можно узнать — попытался вывернуться я. Впрочем, Мышка на мою оговорку внимания не обратила:

— И что мы будем делать?

— Мы — мы поедем домой. В город Бисмарк, штат Северная Дакота. Мы — это я, Алекс Вольфенстейн и вы, моя жена Мария, урожденные американцы. Вот наши паспорта, тут даже отмечено, что прибыли мы через Францию, а теперь едем обратно через Антверпен.

— Но я же почти не говорю по-английски!

— Бисмарк — это немецкий город…

— И немецкий у меня с сильным акцентом, любой поймет, что я не немка.

— Немка, которая родилась и выросла в Америке. Говорите с американским акцентом, что естественно. Впрочем, американцев здесь хотя и не любят, но к ним особо не пристают: считают деревенщиной, но с толстым кошельком. Так что не волнуйтесь, а лучше вообще поспите: нам сегодня надо доехать до Дюссельдорфа.

— Честно говоря, мне совсем не до сна.

— Тогда расскажите мне что-нибудь, чтобы уже я не уснул за рулем…

— И что вам рассказать?

— А давайте вы мне снова про банк расскажете — я, признаться, все же не очень понял, каким образом в банке денег меньше сорока миллионов — ведь только в капитал было переведено пятьдесят. Да еще, вы говорите, только на счетах клиентов больше двухсот миллионов…

— Пятьдесят миллионов рублей, а наличных денег сорок миллионов, но марок. Ведь банк не хранит деньги в сейфах, а пускает их в оборот, и для банка главное чтобы деньги вовремя возвращались…

Все же не разучился я машину водить! Мы только Потсдам проехали, а у меня уже включился "автопилот" и управление не мешало внимательно вдумываться в слова Мышки. Очень интересные, между прочим, слова. Однако современные шоссе — это вовсе не автобаны, так что до ночи удалось доехать лишь до Билефельда. Наверное, среди местных отельеров еще долго будут ходить легенды о сумасшедших американцах, снявших в десять вечера роскошный трехкомнатный номер за двести пятьдесят марок и уехавших в шесть утра даже не позавтракав. А все нервы!

На завтрак мы остановились в Дюссельдорфе. Не то, чтобы было невозможно потерпеть до Лимбурга, где немецкие опасности оказались бы в прошлом — но у меня как раз при въезде в город окончательно сформировалась одна идея, навеянная Мышкиными рассказами. Так что, остановившись у какого-то ресторанчика, мы заказали обильный завтрак — а я еще и несколько листов бумаги и пяток конвертов.

Писанины было много. Мышка давно уже закончила с едой и, нервничая, постоянно тихонечко меня дергала. Я даже пару раз огрызнулся, сообщив что "лишние пятнадцать минут не спасут отца русской демократии" — но огрызнулся именно по-русски, и только после этого обратил внимание на то, как на меня посмотрел мужчина, сидящий за соседним столиком. Взгляд был какой-то… напряженный, что ли. И — оценивающий. И зачем я так тщательно маскировался под американца? Рядом с мужчиной сидела женщина и двое детей лет восьми — десяти, и у них, в отличие от отца семейства, вид был весьма унылый.