— Александр Владимирович, вы тут сидите, молчите, будто вам совсем это неинтересно. Возможно, прибыли и в самом деле для вас невелики будут, если объявленная Артуправлением цена вами будет принята, но, как мы понимаем, она уже с вами как-то оговорена. И осталось узнать, как скоро вы сможете эти ваши орудия начать поставлять Армии и какие количества вы сможете произвести? Я знаю, что вы уже в другие страны пушек этих поставили несколько сотен, но нам все же нужно понимать, можем ли ты рассчитывать на хотя бы подобные количества для русской армии?
Да, то, что на заседание пришел Иванов, Артуправлению задачу облегчало. А мне — наоборот: все же очень трудно было сообразить, что он (пока) вообще не имеет понятия о моей артиллерии…
— Николай Иудович, Вы можете рассчитывать на десять тысяч пушек Рейнсдорфа начиная с сегодняшнего вечера — я столько просто со складов готовых отгрузить могу. Снарядов к ним вот немного, около пяти миллионов, все фугасные. У Алексеева в резерве должно быть с тысячу орудий и три миллиона снарядов к ним, тоже фугасные. Шрапнели, спасибо грекам, я теперь тоже выделывать могу, но общий объем выпуска трех миллионов шрапнельных снарядов в год вряд ли превысит. Но на первое время — хватит, а там посмотрим, что еще сделать можно. И вдобавок можно использовать и патроны к пушкам Барановского, их, если я верно помню, на складах два миллиона двести тысяч запасено…
— Однако! Вы что же, сами войну какую решили учинить, если такие запасы делали?
— Да нет… желающих с нами повоевать всегда в избытке было, а производство у нас на Руси небогатое, вот я и решил, что такой запас рано или поздно потребуется. Как оказалось, верно решил. Кстати, Вы, Николай Иудович, про немецкую мортирку "Миненверфер" слышали? Могу тоже предложить похожую, только получше да и подешевле. Пока — немного, с пару дюжин… но через месяц смогу уже дюжины по две каждый день выделывать…
Все-таки Иванов — в первую очередь генерал, а потом уже государственный деятель. И если уж он и государственник неплохой, то генерал уж точно отличный — поэтому после окончания заседания мы с ним некоторое время еще обсуждали технические параметры пушек-гаубиц, и особенно его заинтересовала (и очень удивила) возможность использования устаревших патронов к пресловутым пушкам Барановского:
— Александр Владимирович, зря вы тут про эти патроны упомянули. Мы-то, артиллеристы, все поняли, а шпаки могут подумать что их и впрямь можно сразу заряжать да стрелять.
— Можно, Николай Иудович, действительно можно.
— Так ведь в них порох-то черный, а у вас-то бездымный кордит!
— Ну, после стрельб пушку подольше почистить придется, а так вполне годятся против пехоты — и гранаты, и шрапнели. Вы потом пушку-то посмотрите, там на щите лафета даже таблица пересчета дальностей установлена. Испытания Артуправлением проводились — действительно старые патроны годятся. Хотя и сильно хуже, конечно. Но когда батарея за минуту полсотни гранат по врагу выпустит, тому будет всяко не сладко. Мы же пушку против Японии разрабатывали, а в Порт-Артуре на флотских складах таких патронов поболее сотни тысяч лежало — так чего же их не использовать?
— Надо же! Всё вы предусмотрели…
— Не всё. Пушки-то я дам, а вот кто из них стрелять будет? В артшколе генерала Юрьева с полсотни офицеров за месяц обучить можно будет, но это очень мало…
— Генерал Юрьев? Что-то не припоминаю…
— У нас он подполковник в отставке, генерала ему Гёнхо присвоил — там Вениамин Григорьевич всех корейских артиллеристов и обучал. Кстати, можно попробовать с корейцами договориться, у них инструктора, по словам Юрьева, неплохие подготовлены, но будут ли наши у корейцев учиться?
— Прикажем — будут хоть у папуасов! Но вы опять правы… я распоряжусь, чтобы в министерстве все обдумали. Как с вами связаться? Вы ведь скорее всего обратно в свой Сталинград отъедете?
— Проще всего просто телефонировать. Даже если меня на месте не будет, в секретариате все запишут и мне в точности все передадут. Ну, или договорятся о удобном для нас времени разговора…
— Телефонировать в Сталинград?
— Ах да… с городских телефонов не получится, но это можно будет пока сделать в одном особнячке на Восьмой линии. И опять вы мне напомнили о не сделанном вовремя: надо будет и ваше министерство к междугородней связи подключить. К сожалению, это займет довольно много времени, недели две-три…
"Межгород" у меня вообще буквально случайно получился. Степан, разрабатывая железнодорожную "автоматику", использовал тот самый "кордельно-бумажный" кабель, о котором я еще в детстве слышал. По нему и сигналы всякие передавались, на светофоры там, в диспетчерские — ну а заодно и связь между станциями по нему же пошла — все же "дитятко" экономику, несмотря на усилия сестры, учило плохо и кабель в проект был заложен "самый надежный" — то есть стопарник в бронеоплетке. Точнее, главным было "в бронеоплетке", а то, что в ней делался только кабель на сто пар — несчастное стечение обстоятельств.
Зато связь между станциями получилась просто отличная! Всеми станциями всех железных дорог, к которым я (точнее, именно Степан) приложил руку. И на все его хозяйство было задействовано аж шестнадцать пар проводов. Ну а остальные я и решил задействовать в "народно-хозяйственных целях". Тем более, что у меня и АТС делались уже лет десять как — так что после установки дополнительных подстанций с магистральными усилителями удалось подключить к общей телефонной сети практически все мои основные заводы. Причем связь была — по нынешнем временам — еще и суперзащищенной: кабель пропускал до полумегагерца, сигнал по нему передавался через полосовые фильтры в частотных сегментах по шестнадцать килогерц, причем сегменты назначались с верхних диапазонов. А так как народ телефонией не злоупотреблял, а сеть работала исключительно "для своих", то обычно по проводам ничего ниже четырехсот килогерц и не шло. Так что если даже вражеский шпион к кабелю как-то подключится, он будет долго терзаться в догадках "а зачем вообще эту штуку так глубоко закапывали?".
Хотя Иванову я слегка наврал: на любой городской АТС (тоже моей, естественно) имелась возможность подключить абонента к "специальной линии". Но делалось это все же вручную, да и городские линии можно было слушать без проблем. А немцы — народ слишком сообразительный…
После совещания Иванов утащил меня из Генштаба, где проходило "совещание", в Артуправление, но не для продолжения разговоров о пушках, а вовсе даже в связи с моим предложением по поставке армии самолетов. И там познакомил с полковником Ульяниным, курирующим от Артуправления всю военную авиацию. Артуправление — интересная контора, она занималась вообще любыми механизмами, которые предполагалось использовать в армии на суше. И авиация пока тоже была лишь "вспомогательными частями" для артиллерии. То есть еще не "была", а лишь формировалась, однако решение о закупке самолетов было принято лишь несколько месяцев назад и пока почти весь наличный авиапарк находился где-то на территории дружественной Франции.
— Александр Владимирович, — начал разговор Ульянин, — мне сообщили, что у вас большой опыт в выделывании аэропланов, и вам назначено провести обучение авиаторов управлению вашими машинами. Я, безусловно, уважаю мнение тех, кто прислал это сообщение, но возможно ли ваши машины вообще хоть как-то использовать в армии? Боюсь, лицо, составлявшее письмо, было несколько неверно информировано о возможностях вашего аэроплана…
— Не иначе, сам Линоров руку приложил. Напрасно боитесь, Евгений Алексеевич возможности эти знает превосходно, поскольку сам состоял в летном отряде и провел за штурвалом самолета более двухсот часов. Конечно, сейчас машины немного дорабатываются: на них ставятся более мощные моторы, устанавливаются пулеметы — но в целом машины те же самые.
— Но генерал Линоров написал, что этот ваш аэроплан переводит до пятидесяти пудов груза на двести верст за полтора часа!
— Да, тут он немного ошибся. Тогда на самолетах стояли довольно тяжелые вспомогательные механизмы, в армии ненужные, а без них машина поднимает до тонны груза, то есть больше шестидесяти пяти пудов. К тому же мотор сейчас более мощный, и скорость сейчас даже превышает сто пятьдесят километров. Но это незначительная ошибка, в любом случае машины превосходят все, что сейчас есть в других странах.
— Мне сообщили, что таких машин у вас готовы две дюжины…
— Не совсем. То есть да, в принципе готовы, но ведь они пролежали на складах больше десяти лет, так что некоторое время потребуется чтобы все проверить. Думаю, недели через две их можно будет забирать — вот только сначала летчиков подготовить потребуется.
— Вы говорите десять лет на складе. То есть у вас были двадцать четыре машины много лучше любых нынешних еще десять лет назад? Так почему же про них никто не знает-то?
— Сергей Алексеевич, те, кому надо было, знают. А ещё они знают — и тогда еще знали, что если бы о моих самолетах иностранцы узнали тогда, то сейчас против нас были такие самолеты, с которыми бороться Россия не сможет вообще.
— Но и в России бы воздухоплаванье двигалось бы вперед, почему вы считаете, что иностранцы оказались бы впереди?
— Двенадцать лет назад мои автомобили завоевали Америку и Европу. Пять лет назад две трети американских авто выпускались с моими моторами, моими колесами, моими трансмиссиями. В этом году половина американских автомобилей сделаны из американских деталей с американскими моторами, колесами и всеми прочими частями — и треть из них во многом уже лучше моих автомобилей. Но гораздо важнее то, что американцы в этом году изготовили почти полтора миллиона автомобилей, а все мои заводы могут их сделать тысяч пятьдесят-шестьдесят максимум. Я знаю, как сделать новый автомобиль лучше любого американского, но такие автомобили просто выделывать негде: мои заводы уже перегружены изготовлением того, без чего обойтись нельзя. А других заводов в России просто нет, и вообще нет в России мощной промышленности.