Но все же не всегда — вдобавок и излечившиеся тоже частенько фактически становились инвалидами: ногу, скажем, спасли — вот только ходить она едва позволяет. Ну а так как "до Москвы" везли далеко не всех раненых, то большая часть Олиных пациентов были офицерами, то есть людьми образованными. Это ведь в Москве или Питере образованных пруд пруди, а в том же Александрове таких явная нехватка — вдобавок Оля умудрялась внушать своим пациентам такую веру в будущее и уверенность в своих силах! Эффект был тот же, что и в Технилище с Машкой: была голопузая девчонка из деревни, а выучилась — и стала сами смотрите кем…
"Выпускники госпиталя Ольги и Анатолия Надеждиных" учились как звери… ну, не в этом смысле — и в мае мне удалось, наконец, заняться другими делами: "Александровский радийный институт с техникумом" теперь был полностью укомплектован собственными преподавательскими кадрами, а то, что он был теперь "с опытным заводом", обеспечивало и приемлемый (хотя и явно недостаточный) поток "батальонных раций" в войска. Все же лучше чем ничего — а к осени, глядишь, и в самом деле в каждом батальоне рация будет. Ну, почти в каждом… полку хотя бы.
"Другое дело" мне подкинул Николай Егорович — с ним у меня отношения сложились очень хорошие. Очевидность "доктрины Дуэ" стала, наконец, очевидной всем воюющим сторонам — и к лету четырнадцатого года "война в воздухе" разгорелась с новой силой. Но не столько на фронтах, сколько на заводах и конструкторских бюро. КБ, в которых над одной машиной одновременно работало по нескольку инженеров, первыми появились — после моих, конечно — у немцев, и результат удалось с огромным трудом разбомбить. Но до немцев дошло, что солдат, накормленный мясом но без ружья воюет хуже солдата с ружьем накормленного одной картошкой, так что "германская" часть консервного бизнеса имени Хуана Гомеса практически приказала долго жить, тем более что поголовье свиней в Германии уже превзошло довоенный уровень, а пленные французы прекрасно справлялись с ролью свинопасов. А фрукты — которые германцы еще у Гомеса покупали — они сильно дешевле мяса…
Вдобавок немцы разом отозвали всех своих инженеров из Венесуэлы — хотя уехали все же не все. Лишь те, кто не успел или не сообразил семьи туда же перевезти — хотя и среди семейных нашлись патриоты Германии. Однако и пара сотен вернувшихся инженеров-станочников сильно укрепили германское производство.
К тому же "из источников, близких к осведомленным" дошла информация, что по результатам бомбежки в Берлине в Германии было принято решение производство авиатехники рассредоточить и многократно продублировать — а свои решения немцы исполняют четко. Так что военные ожидали скорого поступления на фронт большого числа германских самолетов — а в России и так из промышленности выжимался максимум возможного. Количеством германца взять не получалось — и Жуковский предложил брать качеством. Вот где бы его взять, качество это…
Да, "Шмели" качеством всех затмевали. Как, впрочем, и ценой: "Шмель-2" обходился казне чуть ли не в полмиллиона, да и первый теперь дороже ста пятидесяти тянул: сам-то самолет, даже с дорогущими новыми моторами, стоил тысяч девяносто, но только "секретная рация" стоила почти десять — тысяч, разумеется, две тысячи — "несекретная", четыре пулемета по пять тысяч, ну и сменный комплект моторов сорок тысяч. Конечно, "Шмель" — та еще вундервафля, собственно без них "расчистить небо" не вышло бы — но ведь если посчитать по "рокфеллеровскому курсу", то самолетик-то выйдет подороже какого-нибудь Су тридцать пятого. А ведь если мне не изменил окончательно склероз, богатая Россия моего "прошлого будущего" героически решала — хватит таких самолетов полста штук или все же семьдесят заказать? А у бедной России настоящего их уже почти сотня была — и час полета каждого обходился казне еще в пару тысяч рубликов, да и то если объемные бомбы не бросать…
Хорошо еще, что закупками самолетов теперь распоряжался Николай Иудович — ему я мог объяснить, как подорожание машины увеличит ее эффективность. Ну и результаты продемонстрировать: Иванов — в отличие от большинства прочих штабных генералов — на передовую съездить не опасался. И даже слетать на самолете в тыл врага — чтобы, например, лично оценить эффективность применения "вакуумных" бомб.
Кстати, "вакуумными" их все называли с моей подачи. И каждый солдат на фронте знал, что заправляют их ничем иным, как "жидким вакуумом". Вроде бы ерунда — но те же "близкие источники" узнали, что какой-то ловкий германский хмырь выцарапал из казны уже австрийской миллионов десять марок, причем золотом…. Пустячок, а приятно — в особенности, если учесть что хмырь вроде ссылался на настоящие германские исследования в области сжижения вакуума.
Хотя у меня самого таких бомб было отнюдь не изобилие. Для бомбардировки Сименса бомбы делались почти месяц — так что всерьез на них рассчитывать было невозможно. И оставались только дешевые но практичные самолеты с пулеметами и пушками. Которых пока почти и не было…
Николай Егорович пригласил меня на "Всероссийское совещания по вопросам строительства самолетов" — "моё" название аэроплана на волне военного патриотизма стало уже официальным. Пользы от меня на совещании было… скажем, немного — мои инженеры, доводившие до ума не то что "Шмели", но даже хотя бы "По-2", и то в самолетостроении разбирались наверняка лучше. Однако в России по прежнему "авиаконструктором номер один" считался Александр Волков — и пришлось ехать совещаться. Впрочем, скучно на этом "совещании" точно не было, да и мои невеликие знания пригодились.
Казалось бы — ну чего я, ни разу не специалист, могу полезного рассказать инженерам, которые уже самостоятельно спроектировали несколько вполне современных (сейчас современных) самолетов, каждый из которых был в разы технологичнее и дешевле моих "аналогов". Ведь одно дело — выточить алюминиевую нервюру на фрезерном станке — и совсем другое выстрогать ее из куска бальсы на столярном верстаке. Или даже из простой сосновой доски. Ну да, моторы сейчас лучше меня никто в мире не делал — но я-то эти моторы делал уже лет так шестьдесят, если все вместе посчитать.
Однако не только я, но и какое-нибудь гламурное кисо из моей "изначальной истории" на этом совещании могло принести пользу. Потому что даже тупая блондинка из анекдотов наверняка слышала, что самолеты бывают истребители, а бывают, наоборот, банбардировщики. Чуть менее тупая, уже из жизни, могла и про штурмовики слышать — а сейчас даже концепции разделения самолетов по функциональному назначению не было! Ну не было, так будет: назначенный "наблюдателем от штаба Технических Войск" уже генерал-майор Ульянин мое выступление оценил. Учитывая же, что оно было первым — как "первому авиатору" честь открыть совещание мне и предоставили — все дальнейшее обсуждение шло исключительно продуктивно.
Кроме чести мне досталась и обязанность: компании Волкова предоставили "право" всемерно помогать в производстве самолета-штурмовика. А вот нефига выпендриваться было! Выпендреж же у меня получился почти случайный: я — не иначе, как по дурости — обратил особое внимание на безопасность полетов. Для летчиков, в условиях стрельбы по ним из всякого оружия. Причем отметил важность вопроса исключительно по экономическим параметрам: летчика долго и дорого готовить. Ну и понеслось!
— Вот что мне, господа, в Александре Владимировиче всегда нравилось — так то, что он любую свою идею обоснует личной жадностью. Я не сомневаюсь, что и сиротские дома свои он из корысти строит — откровенно ухмыляясь, заявил Ульянин. — Но тем не менее проблема, им изложенная, действительно важна: людей беречь безусловно надо. И тут уже дело за вами: штурмовой самолет броней прикрыть очень неплохо, но сможет ли бронированный самолет взлететь от такой тяжести? Так что я вижу тут задачу именно инженерную.
— Легкую броню ставить надо. Титановую, например, или вот у меня алюминиевый сплав появился. Дорогой, но иной броневой стали не уступит.
Выпендрился называется. Ладно с титаном — я еще "в прошлой жизни" узнал, что прочный он только когда чистый — и нынешние химики задачу по очистке металла от примесей теоретически уже решили. А вот с алюминием получилось случайно — и получилось, когда мы со Степаном разрабатывали "секретную рацию". Там же магнит нужен для геркона, желательно размером поменьше — вот я и извлек из глубин памяти словосочетание "гафниевый магнит". Вот только самого гафния пока "не было" — но ведь и рения "не существовало"! Где "живет" гафний в таблице Менделеева, я примерно помнил: где-то среди редкоземельных металлов. Ну, или неподалеку от них — но так как "неподалеку" свободных клеточек в таблице тоже был не избыток, химики мне этот самый гафний нашли. В цирконе нашли, правда очень мало — зато очень дорого. Насчет магнитов память меня не сильно подвела — и очень удачно получилось, что про неодимовые магниты я вспомнил сильно позднее. На самолеты все равно стали ставить магниты из кобальтовой стали — но раз уж металл получили, то его же поисследовать нужно. Не забыли, видать, мои "металлурги" как медь с церием сопротивление уменьшает…
В результате у них получился сплав алюминия с примерно одним процентом гафния. Дорогущий, как крыло от "Боинга", но по прочности не уступающий лучшим инструментальным сталям. Пятимиллиметровую пластину из этого сплава винтовочная пуля не то что в упор не пробивала, а даже вмятину почти не оставляла — сплав еще и пружинил неплохо. Хороший сплав — вот только пока грамм этого гафния обходился мне рублей в пятьсот. Для моего личного бронежилета — штука хорошая, а вот одеть в такую броню самолет — золотой дешевле окажется. Но летчиков все же защитить нужно — так что придется поплотнее к титану приглядеться.
После совещания меня пригласил Николай Егорович — пообщаться "неформально". Я уже бывал пару раз на таких встречах у него дома — и всегда там было очень интересно. Николай Егорович просто притягивал к себе именно интересных людей — я уже не говорю о нем самом, причем не обязательно его гостями были инженеры. Но неформальные разговоры там всегда оставляли какое-то