Виктория Румянцева, поклонница «Кино»:
«Концерт длился ровно 45 минут. Я засекала время. Перед „Кино“ был разогрев еще минут на сорок. Кто там был – не помню».[243]
Андрей Клешнин, поклонник «Кино»:
«Был на концерте, его несколько раз останавливали из-за зажигалок, просили не жечь, грохот стоял ужасный. Концертом доволен, но ни фото, ни тем более видео не осталось. Был 1989 или 1990 год – уже не припомню».[244]
Наталья Дрычек, поклонница «Кино»:
«Была на этом концерте. Выпускной класс. Отец одну не отпустил, ходили вместе».[245]
Александр Зайцев, поклонник «Кино»:
«Я тоже был в „Юности“. Мне было 13–14 лет. Смотрел концерт с фальш-потолка зала, попав туда через окно. Когда нас засекла милиция, уходили через окошко, вылезая прямо на буквы „Юность“».[246]
21–22 сентября 1989 года. «Кино» в Харькове
21–22 сентября «Кино» выступает в Харькове на стадионе «Металлист». На стадион было тяжело попасть, а когда фаны начали размахивать зажигалками и поджигать плакаты, советские милиционеры растерялись, стали бегать по трибунам и просить прекратить. Николай Ковальчук почти тридцать лет работает фотографом. На концерт рок-звезды пошел по собственной инициативе. Вспоминает, что самое сложное было – уговорить Цоя на интервью и фотосессию.
Николай Ковальчук, фотограф:
«Мы пытались там и на сцену, и близко к сцене – нас не подпускали, и милиция руки выкручивала там, в конце концов как-то удавалось проскакивать. А потом каким-то образом, это ж было все-таки давно уже, не знаю как. Высоцкий меня напрямую выгнал из зала, и все, а этот так не работал. Ну, в принципе, он сам по себе спокойный парень, тут виноваты не столько, наверное, исполнители, сколько продюсеры».
Со временем фото с концерта разошлись по фан-клубам Цоя в Курске, Воронеже, Москве, Киеве. Семь лет назад 49 снимков с того концерта купили и лозовские ученики: деньги собирали всей школой, рассказывает фотограф. А Александр Девяткин в 89-м только вернулся из армии. Возле метро «Университет», вспоминает он, постоянно собирались тусовки: в то время даже гопники были тихие, а панки не спорили с хиппи, как было, например в Петербурге.
Александр Девяткин, программист:
«Был очень плохой звук, и на сцене вообще не было мониторов, и Цой там после каждой песни, он так, ну вообще образ такого мужественного, а тут он так: „Ребята, ну сделайте что-нибудь, ну играть же невозможно. Дайте мониторы, ну хоть что-нибудь сделайте“. Но ему так до конца концерта ничего и не сделали, то есть они вглухую и вслепую играли.
Через восемь лет Александр сам впервые сядет за звукорежиссерский пульт, но уже на концерте памяти Виктора Цоя. Увековечить своего кумира решил и Олег Калашник. Он говорит, что в 13 лет «подсел» на «Кино» после фильма «Игла». Когда же несколько лет назад Олег заканчивал Академию дизайна, свою дипломную работу тоже посвятил любимому певцу. Приблизительно месяц ушел на выполнение гипсовой скульптура Цоя в полный рост.
Олег Калашник, скульптор:
«Образ, он создавался не за два часа, он создавался годами. Непосредственно постоянное слушание группы „Кино“, ну то есть задолбать всех соседей и непосредственно родителей, которые говорили: „Ух е, мы просто не можем больше это слушать, потому что ну как же так, нельзя же постоянно одну и туже кассету крутить».[247]
Валентина Плотникова:
«Разок мы обидно лопухнулись, отправившись на „новое кино с В. Цоем“, в котором В. Цой оказался Вячеславом и ничего общего с нашим кумиром не имел. Страшные, совершенно незаслуженные проклятия в адрес подлых прокатчиков, киномехаников и самого Вячеслава прекратились, только когда мы узнали, что к нам едет настоящий Виктор Цой и группа „Кино“. А увидеть его вживую – это как посмотреть фильм „Игла“ стопицот раз. К встрече с кумиром в Харькове каждый фанат подготовился, как мог. Кто-то пришел с плакатом, кто-то с зажигалкой, кто-то крепко выпил. Подруга-единомышленница пришла с семилетним племянником, чтобы с детства привить ему наиболее правильные культурные ценности. Я пришла с гвоздичками, чтобы Витю порадовать. Давка на стадионе „Металлист“ была такая, что племянника надо было спасать, обороняясь гвоздичками, отчего последние приобрели вид донельзя задорный. Увидеть и порадовать Витю хотелось как можно скорее, поэтому было принято решение безотлагательно отправиться в „комментаторскую“, где гвозди программы традиционно дожидались, пока отработает разогрев. План с треском провалился, потому что Витя закрылся в своей кабинке и на внешние раздражители совершенно не реагировал. Оставался план „бэ“, совпадавший с милиционерскими рекомендациями: „Шли бы вы, девочки, во время концерта цветочки свои дарить“. Желающих вручить Цою цветов была тьма, которую милиция порционно впускала после каждой песни. Девочки без цветов за ограждения не допускались. Из девочек, желавших купить у меня цветочек, выстроилась большая очередь, так как даже после обороны подружкиного племянника у меня был довольно объемный пучочек гвоздичек. Мне предлагались страшно большие деньги: и трешка, и даже пятерка (на трешку можно было сходить на фильм „Игла“ от 6 до 15 раз в зависимости от времени сеанса). Моя фанатская солидарность на неподготовленных девочек без гвоздик не распространилась. За что, признаюсь, сейчас мне весьма стыдно. Деньги были отвергнуты, и, дождавшись своей очереди, я помчалась к сцене. Увидеть его вблизи. Вблизи оказался кто-то, кто был совершенно не из кинофильмов „Асса“ и „Игла“. Вблизи был человек, которому было все равно. Я тогда не понимала, что это называется „устал“. Я растерялась. Милиционеры поторапливали с исполнением ритуала вручения цветочков, а я растерялась. Трагичнее всего было для меня то, что этот человек – кумир всей моей жизни – обвел глаза серо-синенькими тенями. Мама моя делала так каждое утро. Избавившись от цветов (по назначению), я бесцеремонно вытерла эти неуместные мамины тени с глаз Виктора Цоя. Нет! Такой Цой мне нужен. Такой никакой. Я ушла к „комментаторской“ и смотрела на море людей и на одного человека, которого я видела вблизи. На человека, с которым страна играла в игру „кому его сколько достанется“, на котором кто-то заработал много-много трешек и даже пятерок, которому так хотелось отдохнуть, что на его афише с августа 90-го значится бессменное синематографическое „The End“».[248]
Октябрь 1989 года. «Взгляд»
27 октября 1989 года вышел выпуск «Взгляда», в котором принимал участие Виктор Цой. Хоть и принято считать, что Цой был совершенно аполитичен, но Виктор, будучи весьма сильной личностью, был небезразличен к тому, что происходит в его стране, и, участвуя во «Взгляде» позволил себе «неслыханную дерзость» – возразил будущему главе ГКЧП Геннадию Янаеву. В ответ на слова Янаева, обвинявшего кооператоров в спекуляции, Цой заметил: «Я считаю, что у нас государство занимается спекуляцией в особо крупных масштабах».
Как будто в доказательство ненормальности социалистической системы сразу после клипа на песню «Кино» шел сюжет о спекуляции бензином на автозаправках, которые никак не были связаны с кооперацией, а относились к госсектору.
Владимир Мукусев, журналист:
«Ради исторической правды я расскажу эту историю. Цой появился во „Взгляде“ не в 1989 году. Виктор появился у нас в конце 1987 года, на третьем месяце существования программы „Взгляд“. И случилось это не потому что я знал тогда о существовании Цоя, хотя я к тому моменту уже что-то о нем слышал. А появился Цой оттого, что к нам в студию сначала позвонил, а затем пришел ленинградский кинорежиссер Алексей Учитель, который снял фильм „Рок“. Героями этого фильма были Борис Гребенщиков и его „Аквариум“, Виктор Цой и его „Кино“, был Шевчук с группой „ДДТ“. Там же был „АукцЫон“, ансамбль „АВИА“, который сегодня мало кто вообще помнит. Так вот, с чем пришел Алексей Учитель тогда? После очень громкой премьеры фильма в Ленинградском доме кино этого самого фильма „Рок“, где не только были песни рок-коллективов, но еще и разговоры и размышления героев, да еще и с постоянным употреблением словосочетания „Ленинградский рок-клуб“, для того времени вообще по сути запрещенного. Так вот, после выхода фильма кто-то постучал куда следует, и из Москвы сверху поступил приказ: привезти не только автора фильма, но и сам фильм, оригинал и все срезки с фильма, потому что он был запрещен и готовился к публичному уничтожению. Что тогда придумал Лигачев, я не знаю, но Учитель приехал ко мне с просьбой: „Спасите фильм!“ Посмотрев фильм, я понял, что единственный возможный вариант его спасения – это вытащить из него все музыкальные номера и насытить ими стандартную схему „Взгляда“. И я это сделал. Я фактически показал весь этот фильм, порезав его кусками, и Виктора Цоя в том числе. Это было первое появление Цоя на Центральном телевидении, по сути. Скандал был до небес, но главное мы сделали. Мы спасли фильм, потому что смешно было запрещать то, что было показано по Центральному каналу.
Что касается участия Цоя во „Взгляде“ и его слов о спекуляции, то это была одна из наших фирменных, как мы тогда это называли, „мулек“. При разговоре до эфира мы пытались вложить в головы наших гостей, если эти головы были не замутнены нашими проблемами, как это было в случае с Цоем. Мы говорили о том, что бы нам хотелось услышать. Например, если бы я заявил во всеуслышание, что пора похоронить Ленина, то я бы, наверное, прожил ровно столько, сколько нужно, чтобы выйти из студии. А вот когда это Захаров сказал – это совсем иное. Уважаемый человек, кинорежиссер. И никто не знает, сколько мы репетировали это все, дословно: что я скажу, что Захаров. Конечно, большинство людей в передаче говорили именно то, что они думали. Их не нужно было учить, что-то объяснять. Но мы в любом случае говорили им, о чем мы хотим сделать вот этот конкретный выпуск. На чем нужно зафиксировать внимание. И Цой сказал именно то, что нужно было. Сам, своими словами».