фессионалам из ОМОНа за это время пришлось эвакуировать около 300 человек, попросивших помощи. Но серьезных эксцессов не было.
Надо отдать должное другим музыкантам, выступавшим в программе. Они проявили гражданское мужество, каждый раз встречаемые бурным скандированием „Кино! Кино!“. Они стойко отыгрывали программу и покидали сцену под аплодисменты, но уже адресованные непосредственно им».
Юрий Айзеншпис:
«Последний концерт Виктора Цоя и группы „Кино“ состоялся на фестивале „Звуковой дорожки“ 24 июня 1990 года в „Лужниках“. К этому ответственному выступлению Цой долго готовился и очень сильно волновался. Его и меня, конечно, расстраивало то, что накануне Москву просто залило водой. Шли непрекращающиеся дожди, и поэтому билеты продавались очень плохо. А для Вити было очень важно, сколько людей будет на его концерте. Накануне я связывался с главным кассиром, мне сказали, что билетов продано очень мало, потому что купить их можно только в кассах стадиона и из-за погоды никто не приезжает. Оставалось надеяться на последний день. И вот 24 июня выглянуло солнце, и к 11 часам утра в кассы „Лужников“ уже стояла чуть ли не километровая очередь. Оставалось только послать за Витей машину. Цой в плане транспорта был неприхотлив. Если за ним приезжала “Волга“ – садился в „Волгу“, приезжала „шестерка“ – садился в нее, однако на этот раз я заказал „Чайку“. Он был вторым человеком в этой стране из артистов после Пугачевой, за кем посылали „Чайку“. Я ее заказывал тогда со страшными сложностями. Пришлось написать много писем, прежде чем машина нашлась на базе Совета министров».[386]
Дмитрий Шавырин, журналист:
«Концерт „Кино“ на празднике „Московского Комсомольца“ на БСА 24 июня, который я делал с Айзеншписом и Лисовским, тоже был полностью отснят, и его иногда показывают по ТВ. Он не в очень хорошем качестве, но у того концерта есть одна изюминка. В финале Айзеншпис уговорил генерального директора „Лужников“ Алешина зажечь огонь в чаше, и это было впервые в истории стадиона после московской Олимпиады. Так что вот так-то».[387]
Виктор Цой:
«Ох, зря я подписался на эту авантюру. Если бы не авторитет газеты, думаю, не рискнул бы выйти на столь ответственную, а главное, слишком уж громадную площадку. Хотя, если серьезно, выступать на БСА – огромнейшая честь каждой группе».[388]
Юрий Каспарян:
«В принципе, неплохой концерт был. Гурьянову, правда, не понравилось. Ну еще бы ему понравилось. Он там темпы все занизил просто. „Н-о-о-о е-с-л-и е-есть в к-а-а-а-рман-е-е-е пачк-а-а-а-а сигар-е-е-е-е-т“. Медленно так. Лучше было бы, если бы еще мы побыстрее играли. Ну ведь тогда же без метронома играли. Это сейчас не забалуешь, все четко».[389]
Георгий Гурьянов:
«„Лужники“… В тот момент на параллельном стадионе (где-то рядом, в шаговой доступности) проходил концерт группы „Ласковый май“. Это как во сне все происходило. Я, как самый любопытный, туда пошел. Нам нравилась группа „Ласковый май“, разумеется, как конкурирующая организация. Я побежал посмотреть на их концерт, но там уже был полный разврат, тиражирование так называемое, Андрей Разин этот. Зал был полупустой. Я посмотрел, убедился в их провале и побежал на свой стадион. Да, услышал „Белые розы“ и побежал обратно. Мы же вообще часто пели в гримерке „Ласковый май“. Я хорошо помню, как для разгона перед выходом на стадион исполнялась песня „Перемен!“ в стилистике сиротской песни „Ласкового мая“. Совершенно не издевательски, это просто шутка была. В стиле диско, скорее.
В „Лужниках“ тогда фурор был. У нас там было все в порядке. Толпа, салют… Конечно, была усталость, изношенность. Восторг зала никак не компенсировал все это. Ко всему же привыкаешь. Это воспринималось как должное. Естественно, что с аудиторией всегда идет обмен энергией, и ничего не получится, если в тебя кидают тухлыми помидорами. Но фурор был, хотя мне не нравится этот концерт. Ужасно. Мне стыдно до сих пор за то, что он зафиксирован. Полгода гастролей, вымотанные, уставшие все, Виктор тоже, никто играть уже не может. Все пафосно очень, так медленно все сыграно. На концертах все было гораздо импульсивнее, а тут как похоронные марши какие-то. Последний концерт группы „Кино“. Были ли какие-то предчувствия? Нет. Никакого фатализма не было. Никогда. Никто не знал, что случится. Можно было только мечтать и представлять, что произойдет дальше. И выбирать направления. Была свобода выбора. А что касается фатализма… Это черта характера. Или ты фаталист, или нет. Оптимист или предприниматель. Это философский вопрос абсолютно. Но я помню, что даже кого-то приглашал на этот концерт как на последний, хотя никаких, подчеркну, никаких предпосылок к этому не было».[390]
Олег Толмачев:
«Все время, когда мы ездили куда-то, были какие-то гастрольные истории. И вот самой фишкой была пропажа Каспаряна куда-нибудь. То есть все, время выходить на сцену, Каспаряна нет. Все друг у друга спрашивают: „Каспарян где?“ Рядом Каспарян или нет его – неважно. Кричат: „Каспарян где?“ – „Да тут я“. Начинал Цой: „Где Каспарян?“ И вся группа, начиная с Тихомирова и заканчивая „зайчиками“, начинала орать: „Где Каспарян?“ Каспарян, бедный, стоит: „Да здесь я, здесь“. Начало каждого концерта начиналось так. И в „Лужниках“ тоже это было. На видеозаписи отчетливо слышно. И это была легендарная фраза, это просто так говорилось от балды, не факт, что его не было рядом, он был, просто потом это уже стало привычкой.
И вот история… Через 20 лет я тусуюсь в “Б2“ в Москве, работает “Ю-Питер“. Я туда прихожу, тусуюсь со знакомыми, остается минут пять до концерта, и вдруг выбегает в холл какая-то баба – четко ясно, что это какой-то администратор, – и истошно кричит: „Где Каспарян?“ Я просто падаю. Думаю, значит, Юрик действительно где-то здесь. Работает в своем репертуаре.
А о значимости концерта в „Лужниках“ я вот что скажу. Знаковый был, да. Но все были очень уставшие. Хотели скорее все закончить и ехать отдыхать. Вот даже я, молодой и здоровый спортсмен, тогда очень устал и даже не остался на тот концерт, потому что нашел билеты в Баку. Все устали, хотя с перелетами и бытом, в принципе, проблем не было никогда. На гастролях мы собирались в одном номере, Цой жил в люксе, который обычно отдавал мне, а сам жил в моем, почти всегда так было. Летали в основном через Москву всегда. А когда началась Украина, то в Москву уже совсем не заезжали, сразу из города в город перелеты. На Украине похуже было, конечно, потому что отдали все на откуп филармониям: Херсон, Луганск, Симферополь. В общем, летний вот этот тур.
Я жалею, что не был в „Лужниках“. Это было последнее запланированное выступление, а я отпросился и у Вити, и у Юрика на поездку в Баку, последние советские дни в Азербайджане – но кто знал, что все так будет».[391]
Виктор Цой:
«Ну что ж, спасибо большое, на этом мы все это заканчиваем. Всего вам доброго. Я думаю, летом мы запишем новый альбом, а осенью появимся. В смысле, начнем снимать новый фильм, а зимой, я думаю, вы все это увидите. Спасибо большое, что вы все сюда пришли. До свидания. Спасибо».[392]
Тогда поклонники еще не знали, что видят своего кумира в последний раз. Никто из них – да и, собственно, сам Цой тоже – не думал о будущем и не знал, что случится чуть меньше чем через два месяца.
Виктор Цой:
«Я вообще не думаю о будущем „Кино“, потому что жизнь полна случайностей».[393]
Джоанна Стингрей:
«24 июня 1990 года состоялся последний концерт группы „Кино“ на стадионе „Лужники“ в Москве. Я тоже принимала в нем участие, и после своего выступления я сказала Виктору, что устала и поеду домой, но он попросил меня остаться, сказав, что сегодняшнее выступление „Кино“ будет особенным. Вспоминая об этом, я ему очень благодарна, так как их выступление было действительно особенным: 62 тысячи человек приветствовали „Кино“ и стоя пели вместе с ним. Был устроен специальный салют и зажжен Олимпийский факел. Это был волшебный вечер, который нельзя описать словами. После концерта я попрощалась с Виктором, потому что на следующий день я улетала в Штаты. Мы пожали друг другу руки, чтобы скрепить наш договор поехать всем вместе следующей зимой в Диснейуорлд во Флориде. Он сказал мне, что собирается провести лето под Ригой и добавил, что если мне нужно будет срочно его найти, то я могу позвонить Наташиной маме в Москву, и она ему все передаст. А если ничего не нужно, то увидимся в сентябре. Он обнял меня, поцеловал и сказал: „До встречи в сентябре“. В тот день, 24 июня 1990 года, я видела Виктора в последний раз».[394]
Август 1990 года
Выступлениями в Лужниках завершился большой гастрольный тур, начавшийся в конце февраля 1990 года концертами в Новосибирске. После этого группа берет тайм-аут на лето, и музыканты уезжают на отдых, запланировав на осень запись нового альбома (по словам Цоя, песни для него уже были почти готовы).
Юлия Данилова, поклонница «Кино»:
«Вот и наступил этот злосчастный 1990 год. Видимо, Витин „Москвич“, пролетев по Тукумской трассе, разбил на две неравные половинки мою жизнь (да и не только мою). На то, что было до и стало после. В июне я работаю, периодически наведываюсь в Москву. В один из приездов даже собираюсь сходить на концерт „Кино“ в Лужники, но что-то там не получается. Ерунда, думаю, еще раз сто успею, чай, это не последний концерт. Бог ты мой! Если бы я тогда могла знать. До сих пор не могу себе простить, что могла, но не побывала на том концерте. В июле еду в отпуск на Черное море в поселок Джубга. Среди прочего там смотрю концерт по ТВ, посвященный десятилетию смерти Владимира Семеновича Высоцкого. После концерта курю на балконе, какая-то смутная мысль беспокоит меня – видимо, эта мысль была связана с Цоем, а, может, это я потом уже додумала. Наши окна и балкончик выходят прямо на площадку, там народ ломается – танцует под „Желтые тюльпаны“ Наташи Королевой и „Есаула“ Газманова. А у меня просто кошки на душе скребутся. Хочу пойти на море, беру зеркальце, и оно разбивается прямо в руках. А больше вроде никаких мрачных мыслей и не было.