— Так и не скажешь?
— Очень нужны были, — неохотно промолвил Владимир. — А для чего — сказать не могу.
— Я скажу, — повысил голос Семен Семенович, — почему тебе стыдно отцу признаться. Гулять начал, кутить, по ресторанам шляться. Вот для чего тебе деньги нужны. В долги полез. Счет деньгам потерял, легко даются.
Владимир, испуганно отодвинувшийся к двери, облегченно вздохнул.
— Больше этого не будет, — примирительно пообещал он.
— Ишь, обрадовал — больше не будет.
Сын молча выслушал все, что говорил отец. Он и не пытался перед ним оправдываться. Однако так и не сказал, куда же истратил деньги.
Тяжелое чувство, недовольство сыном после этого разговора так и не изгладилось. Владимир после этого разговора стал от него как будто дальше.
Следующую получку Владимир принес всю до копейки, словно желая этим загладить свой проступок. Теперь как будто и не было повода сердиться на сына. Однако обида на Владимира у Семена Семеновича осталась.
Он не знал, что деньги те Владимир проиграл в карты. Сын и сам намучился своим проступком, и не проигрышем — острой нужды в деньгах дома не было, — а тем, что так много пришлось лгать, столько в семье было неприятностей. Отца он любил и уважал и понимал, какое горе причинил ему.
И тут же он совершил еще проступок.
6
Вернувшись как-то домой, Семен Семенович застал всех в непонятной для него тревоге. Жена ходила с заплаканными глазами. Зина хмурилась и отмалчивалась. Весь вечер в доме было нехорошо. Мать, заслышав стук в двери, торопилась первая пойти и отпереть. Похоже было, что кого-то ждали.
Владимир в этот день вернулся необыкновенно рано, тоже молчаливый, встревоженный, даже потемневший в лице, прошел в свою маленькую угловую комнату и не показывался из нее весь вечер.
Семен Семенович заглянул к сыну. Владимир сидел за книгой. Услышав шаги отца, он поднял голову и посмотрел на него так внимательно и настороженно, словно ждал каких-то вопросов.
Так и прошел весь вечер в непонятной тревоге и в ожидании кого-то.
Все разъяснилось на следующий день.
За две улицы от дома, где жили Клемёновы, в семье мастера листопрокатчика Корешкова тяжело заболела дочь Варя. Еще несколько дней назад все видели ее на улице, и вдруг разом слегла. И в этой болезни большинство обвиняло Владимира.
Это было похоже на правду. Владимир гулял с Варей на «Пятачке», в парке, видели их на лодке, в купальне, на водной станции. И тогда еще многие говорили, зная легкомысленный характер Владимира, надолго ли его эта привязанность? Все знали, каким девушкам он успел за лето вскружить головы. Однако с Варей было что-то другое. Уже третий месяц их видели вместе. Варя несколько раз заходила к Клемёновым, сдружилась с Зиной; Владимир тоже бывал у нее дома. Казалось, что вот и отгулял Владимир, нашел себе подружку по сердцу.
Но в один из вечеров его увидели на «Пятачке» с девушкой, приехавшей работать на новый металлургический завод. Весь вечер он не отходил от нее. На Варю он больше и не смотрел. Так было во второй и третий вечер. В этот последний вечер Варя долго просидела в парке в легком платье. А вечер был холодный, ветреный. Но она, казалось, и не чувствовала знобящего ветра.
Обо всем этом рассказывали подруги, когда Варя уже была в больнице.
Утром она почувствовала недомогание. Днем температура резко поднялась, а вечером она уже была без сознания. Приехавший врач определил тяжелую форму крупозного воспаления легких и немедленно отправил в больницу. Она была в очень тяжелом состоянии, и врачи не ручались за ее жизнь.
В доме Клемёновых об этой беде раньше всех узнал Владимир от товарищей. Он не решился отпроситься у отца и с трудом дождался конца смены. Не заходя домой, он побежал в больницу. К Варе его не пустили.
Владимир шел по улице, как слепой, никого не замечая, сознавая себя убийцей, которого еще только некоторое время оставляют на свободе. Да о себе он и не думал в эти минуты. Ему страшна была самая мысль, что он может стать виновником смерти человека дорогого и близкого ему. Казалось, что нет и кары, равноценной содеянному. А в смерти ее и своей виновности он не сомневался. Все, что угодно, отдал бы он, только бы вернуть назад тот первый вечер, когда он позабыл Варю.
Хотел Владимир зайти к Корешковым и узнать о состоянии Вари, но страх перед родителями остановил его, и он направился к дому.
Семен Семенович обо всем этом и о предполагаемой виновности Владимира узнал тоже на заводе. «Добегался, мерзавец», — грубо и со злостью подумал Клемёнов о сыне. Мастер жалел Варю и тоже, как и все, был убежден в виновности Владимира. Без него она не сидела бы до позднего часа на улице. Да и врачи говорили, что дело не только в простуде, но и в каком-то нервном потрясении.
Корешков, отец Вари, вздорный и крикливый человек, был хорошо знаком Клемёнову. Корешковым дорожили на заводе, хотя по пустякам он мог поднять несусветный шум, накричать, нагрубить. С ним остерегались связываться.
Семен Семенович ждал, что Корешков придет к нему и, наверное, учинит такой скандал, какого еще и не бывало на этой улице.
Клемёнов не ошибся. Корешков пришел к нему, но встреча произошла не такая, какой ожидал Семен Семенович.
Хриплый, низкий голос Корешкова послышался на кухне. Он разговаривал с женой. Семен Семенович вышел к ним.
— Вот ведь беда какая, Аграфена Игнатьевна, — говорил устало Корешков. — Места себе найти не могу ни дома, ни на людях. Ведь, как скелет она стала, а лицом снега белее.
Он сидел возле стола, сгорбив спину. Аграфена Игнатьевна молча слушала его, сочувственно кивая головой.
— За дочь сердце болит, никогда еще так не болело, — продолжал Корешков.
— Может, и обойдется, — промолвила утешительно Аграфена Игнатьевна. — Девушка она была крепкая, пересилит в ней жизнь.
— Вот и врачи только на это и надеются.
Не укорять и не обвинять пришел Корешков. Он искал сочувствия, как у людей, которые стали близки ему в этой нежданно свалившейся беде.
— Чего же тут сидеть, — сказал Семен Семенович. — Пойдем в комнаты.
Корешков вдруг заторопился домой.
— Ждут там, — со вздохом пояснил он.
Семен Семенович вышел проводить его.
— Твой-то дома? — спросил Корешков.
— Сидит, — сердито ответил Семен Семенович, — который уж вечер истуканом сидит.
Они попрощались. Клемёнов постоял на улице. Корешков шел медленно и трудно. «Как горе подламывает», — с жалостью подумал о нем мастер.
Он вернулся в дом и прошел в комнату сына. У Владимира сидела Зина. Они о чем-то тихо разговаривали, но при появлении отца оба замолчали.
— Отец Вари приходил.
Владимир встал.
— Ну? — испуганно спросил он и провел рукой по шее, словно намятой узким воротничком.
— Что «ну», — раздражился Семен Семенович. — Довел девчонку до болезни, паскудец. Ведь мальчишка еще, а вот до чего людей доводишь.
— Варя что? — нетерпеливо спросил Владимир.
— Все в больнице, будет ли жива — неизвестно. Всего от тебя ждал, но такого… — Отец горестно развел руками. — Стыдно мне перед Корешковыми. Ведь не бывало у нас такого среди заводских.
— Не трогай ты меня, папа, — произнес глухо Владимир. — Сам все знаю… Моя вина — мой и ответ будет перед ней.
Зина взяла под руку отца.
— Пойдем, папа.
Она вывела его из комнаты Владимира и сказала:
— Владимир и сам понимает, как нехорошо все получилось. Может, он и не виноват в ее болезни, но уж так сложилось. Оставьте его в покое. Ведь теперь уж ничем не помочь. Трудно сейчас Володе.
— Думаешь, мне легко?
— Знаю, знаю — трудно. Но пусть Володя успокоится. Ему сейчас труднее.
Варя поправлялась медленно. Только через полтора месяца она вернулась домой. История эта стала постепенно забываться, но убеждение, что заболела она из-за Владимира, осталось.
У Клемёновых, когда все собирались вместе, о Варе избегали говорить, но все эти полтора месяца думали о ней. Владимир свободное время проводил дома, забыв дорогу в парк и на танцплощадку. Даже в воскресные дни он не показывался на улицу.
Отец с сыном говорили мало. Мастер, глядя на осунувшееся лицо Владимира, чем-то неуловимо изменившееся, недоверчиво рассуждал: «Забудет все и опять за свое возьмется».
Недели две спустя после того, как Варя Корешкова вышла из больницы, Владимир пошел к ней. Он знал, что Варя нигде не бывает, с подругами не встречается и дома. Открыл дверь ему сам Корешков и встал так, чтобы Владимир не мог пройти в дом, и сказал, недовольно оглядывая его:
— Не хочет тебя Варя видеть. И не заходи больше.
Как-то, возвращаясь с работы, Владимир встретил Варю на улице и с решительным видом подошел к ней. Девушка смотрела на него испуганными глазами. Она похудела и побледнела за время болезни. И Владимиру стало до слез ее жалко и стыдно за себя, что все так произошло.
— Варя, — просительно, но вместе с тем и настойчиво произнес он, — можно с тобой поговорить?
— Не хочу, — тихо ответила Варя, и вдруг лицо ее вспыхнуло. — Видеть и слышать тебя не хочу, — с силой произнесла девушка и при этом окинула Владимира таким презрительным и уничтожающим взглядом, что он не решился пойти за ней.
…Всю зиму Семен Семенович часто хворал, все сильнее беспокоило его сердце, начались отеки лица и ног. Врачи решительно настояли, чтобы Клемёнов уходил на пенсию.
На заводе старому доменному мастеру устроили торжественные проводы. На обеде в честь его собралось все заводское начальство, мастера-ветераны. Семен Семенович сидел грустный. Тяжело было думать, что с заводом все покончено.
Ведь ему было отдано почти пятьдесят лет жизни.
7
С весны сорок первого года Семен Семенович начал собираться навестить сына.
22 июня началась война.
С первых же дней войны вся жизнь круто изменилась. Город теперь работал для фронта, и мысли всех жителей были неотрывно связаны с военными событиями.