атки одежды и брони на жертвах обосновавшейся в депо твари говорили о том, что среди погибших не было ни долговцев, ни «фрименов», ни наемников. Похоже, все они были забредшие сюда в поисках хабара одиночки. Контролер убивал их и стаскивал в одно место, аккуратно складывая штабелем — совершенно непонятно зачем. Разглядывая то, что осталось миру в наследство от этих бедняг — поржавевшее недорогое оружие, вроде охотничьих ружей, обрезов дробовиков или пистолетов Макарова, всякую мелочь, типа навсегда остановившихся китайских часов, просроченных аптечек, зажигалок и прочего никчемного барахла, — я очень остро почувствовал, насколько жестока Зона к тем, кто пытается ухватить в ней свою удачу за хвост. И каким я был идиотом, когда решил стать сталкером.
— Ни одного наемника, — Шершень окончил осмотр, поднялся, стряхнул с колен пыль. — Значит, этот маршрут они не используют. Видимо, знают о контролере и обходят его логово стороной. Считают, что через депо пройти невозможно. Это хорошо, это нам на руку. Похоже, больше сюрпризов не предвидится.
— А зомбированные? Если был контролер, значит где-то рядом зомбаки тусуются.
— Не обязательно. Все зависит от контролера. Этот предпочитал просто убивать, а не зомбировать. Причем убивал просто так, ради удовольствия.
— Какая мерзость! — сказала Ксения. Они с Индусом уже успели вернуться и взглянуть на труп мутанта. — Да вы просто герои.
— Идем дальше, — предложил Шершень, забросил винтовку за спину, и мы двинулись вперед, к выходу из цеха.
Десантная операция
Час спустя, после короткого перехода через сосновый лес, начинавшийся за депо, мы вышли к группе сильно потрепанных выбросами строений, окруженных высоким железным забором. На столбе у ворот сохранилась табличка «Опытная станция НИИ растениеводства АН УССР». Двор станции был рассечен источающим жар «Разломом», поэтому войти с фасада не получилось. Пришлось обходить станцию и лезть через забор. Еще четверть часа ушло на то, чтобы обследовать станцию на предмет нежелательных квартирантов.
Мы устроились на отдых в самой дальней от «Разлома» части станции, в комнате, которая когда-то была чем-то вроде вычислительного центра. По всему было видно, что тут частенько останавливаются сталкеры — пустые консервные банки, обертки от пищевых концентратов, окурки и прочий оставленный ими житейский мусор встречались повсюду. Стены комнаты были исписаны фразами типа: «Здесь были Урюк, Вава, Мойдодыр и Гитлер» или «Ради хабара — вокруг земного шара!». На втором этаже, в одной из комнат мы нашли два старых матраца, а на столе рядышком лежала записка, оставленная каким-то Григом, который извещал, что первого марта с тремя корешами ушел в сторону Лиманска.
Ксения выглядела уставшей. А чего удивляться — бессонная ночь и почти десятикилометровый марш-бросок с оружием, в бронекомбинезоне и с тяжелым рюкзаком за плечами и крепкого мужика утомят по-любому. Да еще приключение в депо всем стоило нервов. Индус тут же организовал для девушки матрац, притащив его со второго этажа, а потом занялся приготовлением чая. Шершень между тем молился. Встал на колени у окна, склонил голову и ушел в общение со своим богом. Я видел, как шевелятся его губы, но слов молитвы не слышал.
— «Фанатики, — подумал я, глядя на него. — Но боец он знатный. Правильно говорит Батюк — херня это все про Меченого. Не прошел бы он ребят вроде Шершня на пути к Монолиту…»
В башке у меня временами начинало звенеть — видимо, пси-атака в депо напоминала о себе. Пара кружек крепкого сладкого чая взбодрили меня, но есть почему-то не хотелось. Я с трудом втолкнул в себя два бутерброда с колбасным фаршем, сел в углу и достал сигареты. Ксения между тем мирно заснула, положив под голову свой рюкзак. Глядя на нее, я вздохнул — уж очень красивая была девушка. Девушка из сказок о роскошной жизни. Настоящая картинка, простому серому колхознику навроде меня любовь такой крали не светит. Наверняка там, на Большой земле, у Ксении Дрозд есть жених, какой-нибудь генеральский сынок с большими башлями, красной мажорной «Феррари» и пентхаузом на Крещатике. Получит он свою ненаглядную и даже не вспомнит про тех бродяг, что вызволяли его невесту из гибельных дебрей Зоны. Да и сама Ксения — вспомнит ли она меня, Индуса, Шершня, когда все это приключение закончится, и окажется она дома, в уюте и безопасности?
Навряд ли.
Шершень закончил молиться, взял кружку с чаем и сел, глядя перед собой в одну точку. У меня появилось сильнейшее желание задать ему пару вопросов.
— Шершень, все хочу спросить, — начал я, — что такого особенного в этом артефакте, в «Звезде Полынь»?
— Все особенное, — ответил монолитовец. — Он часть Целого, того, что послано Высшим Существом. Они неразделимы.
— Значит, всякий, кто обладает этим артефактом, может пройти к самому Монолиту, потому что Монолит освобождает его путь от препятствий, так что ли?
— Зона порождена Монолитом, и он управляет ей, — сказал Шершень. — Он ее сердце. Он послан, чтобы испытать нашу веру. Если наша вера будет крепка, у человечества будет шанс.
— Мудрено говоришь, Шершень.
— Сердца людей не очищены истинным светом, — ответил монолитовец. — Чтобы понять истину, надо быть посвященным. Тебе этого не дано, радуйся этому.
— Почему это я должен радоваться?
— Потому что бремя посвященных тяжелее, чем можно себе даже представить.
— И что будет, если мы найдем артефакт?
— Ничего. Я заберу его и верну туда, где ему полагается быть.
— И путь в центр Зоны будет закрыт, верно?
— Тот, кто ищет путь, всегда может его найти, — загадочно ответил монолитовец, — но не всякому дано пройти его до конца. Тот, кто в свое время первым нашел его, стал частью Зоны, ее ангелом-хранителем. Если мы найдем артефакт, его темная сила будет подорвана, и Зона отступит.
— Ты о Черном сталкере говоришь?
— Черный сталкер — это легенда. Но в каждой легенде есть зерно истины.
— Он существует, — сказал я. — Хочешь верь, хочешь нет, а я видел его. Там, у Янова, когда мертвецы напали.
— Конечно, видел. Ведь при тебе был артефакт. Черный сталкер охотится за ним — за последним из существовавших в Зоне.
— Хочешь сказать, этих артефактов так мало?
— Первый Взрыв застал человечество врасплох. Ко Второму мы были готовы, мы знали, что Заключенный рано или поздно попытается освободиться. Нас было мало, но наша решимость остановить Тьму была велика. Мы сделали центр Зоны недоступным для глупцов, считавших, что Монолит исполнит их жалкие желания. И одновременно мы искали части Монолита, разбросанные по Зоне. И мы находили их.
— Все части? — Я недоверчиво посмотрел на Шершня. — Даже самые мелкие? И как же вы определили, все вы собрали или нет?
— Это забота наших ученых. А дело солдата — выполнять приказы. Мы должны вернуть артефакт, и мы вернем его, — тут Шершень посмотрел на меня своими ледяными глазами. — Остальное неважно.
— Дьякон говорил мне, что вы считаете «Звезду Полынь» святыней.
— Это воля Господа — давать смертным право отыскать осколки Монолита. Тот, кто создал наш мир, искушает нас, чтобы испытать нашу веру. Чтобы мы могли доказать Творцу, что достойны мира, в котором живем. Значит, «Звезда Полынь» священна для всякого, кто знает истину.
— Но ведь в Монолите дьявол заключен, так мне ваш Дьякон сказал.
— Это который с рогами, копытами и крыльями? — В льдистых глазах Шершня сверкнули неожиданные веселые искорки. — Сидит себе в Монолите и ждет, когда храбрые сталкеры перестреляют, наконец, фанатиков-монолитовцев и выпустят его на свободу, чтобы он мог полетать, а заодно и ваши желания выполнить? Девочек вам устроить покрасивее, много-много зеленых денег, особняки на Канарах и тачки ручной сборки? Хорошая картинка, Малой. Только о природе силы, заключенной в Монолите, никто из вас даже представления не имеет. А сила эта так велика, что может весь это мир превратить в одну сплошную Зону. И это случится, если мы не остановим того, кто сейчас идет на зов Монолита.
— Черного сталкера?
— Эй, мужики, смените тему, — попросил Индус. — Тоска вас слушать.
— Нет, Индус, я серьезно, — возразил я. — Я просто понять хочу. А то одни недомолвки и намеки. Я себе уже всю башку вывихнул, пытаясь понять правду.
— Так ли ты хочешь знать эту правду? — спросил Шершень.
— Хочу. Мне непонятно, как простой сталкер может освободить эту силу и вызвать катастрофу, о которой ты говоришь.
— Люди, которые стремятся к Монолиту, чтобы исполнить свое желание, не понимают одной простой вещи — то желание, которое они считают своим, внушено им именно Монолитом. И всякий раз, когда Монолит исполняет чье-то желание, сила заключенной в нем сущности возрастает многократно. А тот, чье желание исполнил Монолит, становится частью заключенной в нем темной сущности, ее орудием. Все, что он совершает с той секунды, как Монолит исполнил его желание, неизбежно ведет к расползанию Зоны и усилению в ней темных энергий. Тех самых, что провоцируют разрушительные выбросы, поднимают мертвецов и порождают чудовищ и аномалии. Есть лишь один способ не допустить этого — остановить всех тех, кто не ведая истины, приближает Третий Взрыв.
— А почему бы просто не уничтожить этот Монолит?
— Человек не в силах разрушить то, что создано Богом.
— Шершень, а про Меченого правда?
— Лучше отдохни, Малой, — ответил монолитовец. — Довольно вопросов.
— И все равно, я хочу понять, — упрямо повторил я. — Почему вы не сразу сообщили долговцам, что Ксения у вас в заложницах? Как этот чертов Черный сталкер, Меченый он, или не Меченый, вообще узнал, что артефакт у Бандуры? И почему вы так вцепились в меня? Не понимаю. А если я чего-то не понимаю, я начинаю злиться.
— Есть вещи, которые лучше не знать. Не надо стремиться знать все, — ответил Шершень, как мне показалось, снисходительным тоном. — Вот ты просто родился и живешь. Ты же не задавал себе вопрос, почему ты стал именно тем, кто ты есть? Почему некоторые люди тянулись к тебе, а другие наоборот, не любили тебя. Вот и не старайся понять, почему «Монолит» поверил тебе. Что же до Ксении — у «Монолита» нет заложников. Мы не террористы. У нас есть враги и друзья. Врагов мы уничтожаем, а друзьям помогаем. Нам нужно было точно знать, что артефакт у «Долга», а не у тех, кто охо