Надя стояла в вестибюле, смотрела через окно на прыгающих по снегу серых нахохлившихся ворон. Вороны тоже мёрзли, были голодны, искали пищу, но в отличие от неё находились тут добровольно, могли улететь отсюда, куда им заблагорассудится, в любую минуту. А с другой стороны — куда лететь?.. Было совсем непонятно, что происходит за пределами их посёлка. Взяли ли немцы Ленинград?.. А может быть, уже и Москву?!
Надя гнала от себя эти страшные мысли, даже с Верой, в их редкие встречи, говорили о войне осторожно, с опаской, словно боялись усугубить беду, произнося какие-то лишние опасные слова.
На другом конце вестибюля хлопнула ведущая в приёмный покой дверь, раздались поспешные шаги. Надя обернулась, с тревогой смотрела на приближавшуюся подругу, бессознательно отмечала круги под глазами, серое, измученное лицо, бескровные губы. Вера выглядела скверно, почти так же, как в тот день, когда пришла рассказать о насилии.
В тот раз у неё к тому же тряслись руки, она никак не могла унять этой дрожи. Наде стоило немалых усилий привести её в чувство. В какой-то момент она даже испугалась за рассудок Веры. Та словно ходила по кругу, снова и снова повторяла одни и те же подробности, описывая врезавшиеся ей в память звуки.
Надя мучилась вместе с ней, живо представляла себе, как, смешиваясь с музыкой «Рио-Риты», падали на пол оторванные пуговицы, с треском рвалась материя, медленно катился по пошатнувшемуся столу опрокинутый бокал и, докатившись наконец до края, летел вниз и разбивался вдребезги. И как потом наступала тишина, в которой раздавалось только прерывистое звериное дыхание да бесконечный душераздирающий шорох иглы по давно закончившейся пластинке.
Сейчас, наверное, следовало бы вести себя осторожно, поберечь Веру, подыскать какие-то правильные слова, чтобы не пугать её сразу. Но слова, как назло, не приходили, и времени на них уже не было.
— Веруша, у меня плохие новости, — приглушив голос, сказала Надя. — Анализы всё подтвердили. Сомнений никаких нет, ты беременна.
Вера в отчаянии опустилась на скамейку, прикрыла руками рот, чтобы не заголосить.
— Боже мой! Я так и знала… — бормотала она. — Так боялась этого… Беда! Какая беда! Что же делать, Надя?! Может, ты какую-нибудь отраву раздобудешь? Ну, чтобы выкинуть? Должно же быть какое-то средство?
Надя села рядом, ласково погладила подругу по голове.
— Не паникуй! Я говорила с Сергеем Петровичем. Всё ему объяснила. Нет такого средства. Никакая отрава не поможет. Есть только одно средство — аборт. Сергей Петрович вначале, конечно, упирался, а потом всё-таки сдался. Я уверена, он всё хорошо сделает. Руки у него золотые, беспокоиться не о чем!
Вера вдруг побледнела. Ужасная мысль пришла ей в голову.
— Господи, а если Генрих узнает?! По-моему, он и так уже о чём-то догадывается. Он ведь ни за что не позволит сделать аборт…
— Успокойся, никто ничего не узнает! — увещевала её Надя. — Но лучше поторопиться. Сергей Петрович сказал, что самое удобное время — пятница. Он в пятницу постарается пораньше освободиться. Так что вечером через три дня, у него дома. Ничего не бойся, я с тобой буду…
Вера крепко сжала руку подруги.
— Хорошо, спасибо тебе…
— Не говори ерунду, — участливо улыбнулась Надя.
— Я вчера деда Семёна встретила… — ни с того ни с сего вдруг заявила Вера. — Он плюнул в меня. Со мной теперь вообще почти никто не здоровается, не разговаривает…
Она судорожно вздохнула.
— Я знаю, — горько усмехнулась Надя. — Меня тоже не жалуют. Терпи, Верушка, ничего не сделаешь. Прости, мне надо бежать, у нас обход через десять минут. В общем, приходи в пятницу, часов в пять. Подождёшь, сколько надо, и вместе пойдём. Держись! Всё будет нормально!
Надя убежала.
Вера встала, на деревянных ногах побрела к выходу. Новое несчастье совсем добило её. От выдержки, которой она всегда подспудно гордилась, не осталось и следа. Ей казалось, что все вокруг видят, что с ней произошло, обсуждают это за её спиной.
Теперь у неё не будет ни секунды покоя.
До тех самых пор, пока она не избавится от зреющего в чреве плода, полностью не вытравит из себя следы позорного, чудовищного соития с врагом.
Надя поднялась на второй этаж и, проходя мимо окна, задержалась возле него, сжав губы, наблюдала за маленькой, двигающейся к воротам фигуркой.
Сгорбившаяся, словно старушка, Вера, тяжело ступая, уходила прочь по заснеженной дорожке.
Надя глубоко вздохнула и быстро пошла в палату. Вот-вот должен был прийти Вернер Штефнер. Главврач никогда не опаздывал на обход.
Глава 17НЕСЧАСТЬЕ
Наступил этот долгожданный день, пятница. Вера сидела на своём рабочем месте, каждую минуту нетерпеливо поглядывала на стенные часы. Она с утра нервничала, боялась, что Генрих может её задержать, дать какое-нибудь внезапное поручение, но по счастью, сейчас его не было на месте, к нему приехали двое офицеров в эсэсовской форме, и они вместе укатили куда-то.
Время сегодня, как назло, тянулось невероятно медленно, иногда казалось, что оно вообще застывало, стрелки на часах словно замирали…
Вера расправила плечи, подняла голову. Надо взять себя в руки, иначе не выдержать всего того, что ей предстоит.
Наконец длинная стрелка, измотавшая её до предела, с черепашьей скоростью подползла к шести, а короткая зависла между четырьмя и пятью — полпятого. Пора!
Она неторопливо, всячески сдерживая себя, встала, начала собираться. Сидящий за соседним столом Клаус поднял голову, удивлённо посмотрел на неё.
— Герр комендант разрешил мне сегодня уйти немного раньше, — пояснила Вера в ответ на его вопросительный взгляд. — Мне нужно кое-что приготовить дома.
Переводчик криво ухмыльнулся, пожал плечами.
— Мне-то что. Разрешил, так иди. Готовься!
Вера никак не отреагировала на эту ехидную реплику, вежливо попрощалась, взяла сумку и, легко помахивая ею, вышла на улицу. В небольшой с виду сумке находились тесно скрученные и плотно уложенные вещи, которые скоро ей понадобятся — две простыни, халатик, полотенце.
Подходя к больнице, Вера замедлила шаг. У входа в госпиталь творилось что-то необычное. Там стояли два автомобиля, грузовик. Она узнала машину Генриха, тут же увидела и его самого. Комендант Штольц нервно курил, с нахмуренным лицом слушал главврача Вернера Штефнера, что-то озабоченно говорившего ему.
Вера быстро спряталась за ближайшее дерево, перевела дух, потом осторожно выглянула. В сгущавшихся сумерках её, по счастью, никто не заметил.
Из дверей больницы вышли двое эсэсовцев в чёрной форме, те самые, которых Вера уже видела в комендатуре. Вслед за ними солдаты выволокли человека в белом халате. Человек этот был явно избит, причём так, что не держался на ногах, буквально висел на солдатах с опущенной, болтающейся головой.
Только когда его развернули, чтобы зашвырнуть в кузов грузовика, Вера в ужасе узнала доктора Астахова.
Другая пара солдат вынесла сильно забинтованного раненого, которого вместе с носилками небрежно засунули туда же, в кузов. После чего Генрих Штольц попрощался со Штефнером, все расселись по машинам и уехали, а главврач вернулся обратно в здание.
Вера подождала ещё немного на всякий случай, затем вышла из-за дерева и на негнущихся ногах направилась к входу в госпиталь.
Случилось что-то страшное, непредвиденное. Она жалела доктора, жалела себя, но главное — было совершенно непонятно, что делать дальше. Внезапно свалившаяся на неё, но казавшаяся временной беда обернулась безнадёжным неисправимым несчастьем.
Впереди был полнейший беспросветный тупик.
Хоть в чём-то Вере повезло. В больничном коридоре она почти сразу наткнулась на Надю, выносящую судно. Увидев подругу, та коротко кивнула в сторону лестничной площадки и побежала дальше.
Вера послушно поплелась в конец коридора.
Прижалась носом к холодному стеклу окна, невидящим взглядом смотрела на чернеющую в снегу дорогу.
Зачем она пришла сюда, чего хочет от Нади?!
Совершенно ясно, что никто уже не сможет ей помочь…
Через несколько минут за спиной послышались шаги. Вытирая покрасневшие от слёз глаза, подошла Надя.
— Что произошло? — коротко спросила Вера.
Надя ответила не сразу, сначала достала сигарету, закурила и несколько раз глубоко затянулась.
Вера терпеливо ждала.
— Партизана нашли среди раненых, — наконец заговорила Надя. — Сергей Петрович лечил. Он и говорить-то, бедный, не мог, был без сознания, его в голову ранило. А вон тот, рыжий, всё равно пронюхал!
Она кивнула на проходившего мимо и окинувшего их подозрительным взглядом рыжего немецкого фельдшера.
— Ты знала? — спросила Вера, когда немец скрылся в конце коридора.
Надя печально покачала головой.
— Далеко не всё. Я даже поначалу не знала, что он наш, знала только, что его вчера привезли и сегодня ночью должны были забрать. Такой риск сумасшедший, потому что какой-то важный человек, командир… Видимо, выхода другого не было. Уж в очень тяжёлом состоянии он… Я толком ничего не знаю, Вера, но как-то всё продумали, организовали. Мне ведь никаких подробностей Сергей Петрович не рассказывал. Он, конечно, рисковый мужик, но, как правило, всегда хорошо понимал, что делает, зря бы себя подставлять не стал. Но вот, видишь, всё сорвалось… Из-за этой рыжей сволочи! Что с ними будет, как ты думаешь?
— Боюсь, ничего хорошего, — пожала плечами Вера. — По идее, должны в СД передать. Но, может, какое-то новое распоряжение получили… Не зря же эсэсовцы приехали.
Надя безнадёжно кивнула, затушила сигарету. Живыми они их скорее всего никогда больше не увидят, куда бы, в какие фашистские руки ни передали этого раненого партизанского командира и доктора Астахова.
— Тебе сейчас лучше уйти, — попросила она. — Штефнер и так рвёт и мечет. Я сама к тебе забегу, как смогу.
Надя убежала.
Вера посмотрела ей вслед и уныло побрела обратно, в морозную тьму.