Единственным непросчитанным элементом оставался посланник Галы. Если бы по злосчастному стечению обстоятельств им оказался человек, знающий Вальдо лично, мой план сорвался бы. В этом случае мне пришлось бы сказать ему, что Вальдо сложил багаж и уехал, а я сменил его в квартире или что-нибудь в этом роде. Но вы-то его не знали. Назначенное Вальдо расписание облегчило мою задачу: я мог быть уверен, что теперь мне уже никто не помешает. Одного часа мне вполне хватило: более того, я испытывал чувство удовлетворения. Мне казалось, что я убил еще одного японца, ведь я выполнял свой долг на войне. Эта война закалила меня. Я настолько устал от Вальдо, что убил его без всяких угрызений совести. Потом я навел порядок и стал искать коллекцию фотографий, но без толку. Затем я открыл один из чемоданов и достал одежду для мизансцены. Остальное вы знаете…
— Не все, — уточнил я. — По-моему, наш друг Крад и его сообщники испортили вам игру, убрав труп. Думаю, что им было неудобно, чтобы кто-нибудь совал нос в дела Вальдо: они боялись, что полиция обнаружит фотографии, пленки и какие-нибудь документы, которые могут повредить на процессе Франкони. Так?
— Именно. Вальдо работал на Крада. Я обнаружил это давным-давно, когда он только начал меня шантажировать из-за этой моей дурацкой связи с Ригмер. Не один я был в этом виноват; считаю нужным сказать вам это, Крэг, поскольку вы без сомнения, знаете уже все обо мне и о Дот Ригмер. У нее сдвиг на сексуальной почве; впрочем, это свойственно всем членам их семьи. Ее племянница Элис Мэйо тоже была неизлечимой нимфоманкой. Единственная приличная женщина в семье — это Лили, жена полковника Мэйо. Как вы безусловно знаете, Элис посещала беспутную молодежь, которая кололась и участвовала в оргиях. Она лечилась в клинике много месяцев, но ее состояние все ухудшалось. Кстати, несмотря ни на что она была славной девушкой, и то, что с ней случилось, было ужасной трагедией. Кажется, доказать это невозможно, но говорят, что на самом деле ее убили молодчики из банды из-за того, что она пригрозила разгласить некоторые их секреты. Наркоманы, как правило, сидят тихо и не вылезают, чтобы не нарваться на неприятности, но Элис из-за своей невротичности даже не осознала, что подвергается опасности. Ее тело нашли на пляже. Полиция решила поначалу, что накануне вечером девушка пошла купаться в одиночестве и ей стало плохо. Однако потом выяснилось, что ее убили: тот, кто пытался изобразить несчастный случай, натянул на тело купальный костюм наизнанку. Может, он действовал в темноте после того как утопил ее. Как бы то ни было, он выбросил ее в океан, убежденный, что инсценировал несчастный случай.
Ну так вот, Дот Ригмер очень походит на Элис. Может, она и не настолько безумна, но настоящий вулкан. Она так часто провоцировала меня, что поставила просто в дурацкое положение. Фил Ригмер — прекрасный человек, и я виноват перед ним. Он куда старше жены, спокойный и сдержанный. Дот жаждала развлечений и уцепилась за меня. Слишком поздно я понял, что у нее навязчивая идея. Около двух лет тому назад наши отношения прекратились. Сейчас она, насколько я знаю, в состоянии тяжелой депрессии, хотя они и скрывают это. Если Ригмер узнает о нашей старой связи, он и сейчас устроит жуткий скандал. Мой отец этого не вынесет: ведь Ригмер — его старый друг. Фотографии, которые снял Вальдо, говорят сами за себя.
— Вы сообщили Краду, что убили Вальдо? Иначе как бы он мог об этом узнать?
— Безусловно. Когда я вышел из квартиры, то позвонил ему и объяснил, что Вальдо собирался улизнуть со всеми своими снимками. Крад был очень недоволен моим поступком. Тут я понял, что выбрал неудачный момент для своей мести. Но сделанного не воротишь. Крад посоветовал мне уехать и предоставить все ему. Так я и сделал: уехал на следующее утро в Сан-Франциско. В течение ночи кто-то из банды ликвидировал труп.
Я достал из кармана вечернюю газету и показал Корделлу заголовок на первой странице.
— Я купил ее перед тем, как ехать к вам. Думаю, что речь идет о Вальдо.
Он прочел статью без всяких эмоций. Тело до сих пор не опознанного человека нашли в рефрижераторе на железнодорожных путях в Окленде. У полиции сложилось впечатление, что он умер довольно давно, но она не может ничего утверждать, пока тело не оттаяло и личность не установлена. Единственное, что не вызывает сомнений — это характер травмы: голова сильно разбита. Началось расследование.
— Понимаю, — проговорил Корделл. — Дело движется к развязке.
— К сожалению, так.
— Я всегда безропотно принимаю неизбежное. Предполагаю, что вы хотите взять меня с собой.
— У вас есть смягчающие обстоятельства, — подбодрил его я. — С помощью хорошего адвоката, я надеюсь, вы сумеете выкарабкаться.
— Боюсь, что нет, — ответил он с горечью. — Ведь дело не только в Вальдо. Я не смогу смотреть в глаза Ригмеру, и моему отцу тоже. Финансовые компании в свою очередь набросятся на меня, хотя на те средства, которые мне удастся перевести им из исправительной тюрьмы, они не разживутся, и это еще если мне повезет и удастся избежать газовой камеры.
— Их род деятельности неминуемо связан с риском, — ответил я. — Ничего не поделаешь. Очень жаль, но у меня нет выбора. Я зарабатываю на жизнь своим трудом, и мне нужно сохранить мой патент. В противном случае я довез бы вас до границы и закрыл бы на все глаза. Поверьте, я хотел бы иметь возможность это сделать.
Он хлопнул меня по плечу.
— Я верю вам и хочу упростить вам дело. Подождите меня, я соберу все, что мне может пригодиться в каталажке.
— Возьмите с собой и те двадцать тысяч, Берни, — сказал я. — Я верну их от вашего имени Гале.
— Обязательно, — заверил он меня. — А тем временем налейте себе, я вас не задержу.
Он ушел в спальню. Я слышал, как он открыл ящик, потом другой. Теперь я испытывал к себе отвращение за то, что собирался передать Корделла в руки правосудия. В самом скверном настроении я плеснул себе в стакан и жадно выпил.
Из окна я наблюдал за изгибом берега и игрой огней. Вечер был великолепным: легкий ветерок освежал воздух, и небо было усеяно звездами. Только луна выглядела зловеще: казалось, ей доставляет удовольствие, что одинокое облако затеняет ей свет. Ярко освещенные яхты качались на волнах, как бы в такт доносившейся с них музыке.
Пройдет немало времени прежде чем Корделл сможет вновь любоваться всем прекрасным миром, даже если адвокатам и удастся избавить его от газовой камеры. Старый Корделл, в случае необходимости, должен быть готов истратить все свои богатства на то, чтобы спасти сына. Некоторые отцы готовы в этом случае на любые жертвы. Эх, если бы мой был еще со мной! Корделл не возвращался. Я решил поторопить его и направился в спальню.
Внезапно с балкона, соединяющего спальню с гостиной, послышался шум. Я выбежал туда как раз в тот момент, когда Корделл бросился головой вниз. Я неподвижно следил взглядом, как он падает, расставив руки.
Стакан выскользнул у меня из пальцев и упал на ковер.
Я подошел к перилам и посмотрел вниз. На острых скалах, пятьюдесятью метрами ниже, виднелось темное пятно. Да, спускаться и проверять, жив ли он еще, не имело смысла.
Спазмы сжали мне живот, рот наполнился горечью. Я все еще сдерживал дыхание и с такой силой сжимал перила, что ногти вонзились в кожу. Я отвернулся и закрыл глаза. Потом оперся о стеклянную дверь балкона и закурил. Я старался глубже вдыхать дым, чтобы унять тошноту, но чувствовал, что теряю сознание. Я бросил в пустоту сигарету, проклиная себя за то, что оставил его одного.
Потом вошел в спальню. Все было неподвижно, лишь балконная занавесь то надувалась ветром, то опадала.
На кровати лежал открытый чемодан, были разбросаны вещи.
Видно, свое решение Корделл принял внезапно.
Сейф был открыт: я увидел в нем две стопки банкнот, и рядом в спешке написанную записку с подписью Корделла. Она гласила: «Я убил Дэнни Вальдо вечером 22 июля в понедельник».
Я подошел к телефону и вызвал полицию.
Д. ГудисТревожная красота
© Перевод с английского Е. Л. Лившиц
Глава первая
Сколько хватало глаз, одни волны.
Над морем, в двух десятках метров от его поверхности, медленно кружила голодная чайка. Она заметила какое-то существо на поверхности воды, слишком усталое, чтобы отразить атаку. Оно очень походило на мясо, и голодный живот птицы послал сигнал ее белым крыльям: чайка снизилась и парила теперь над водой. Она всматривалась, рассчитывая силы. Потом разочарованно крикнула: живое существо, державшееся на поверхности воды, было явно велико для нее, к тому же у него, по всей вероятности, были зубы.
Чайка вновь набрала высоту, часто замахала крыльями и улетела искать обед в других водах.
Человек неловко плыл брассом. Вообще-то он был неплохим пловцом, но после трех часов в воде чувствовал себя неважно. Ноги начинало сводить, боль поднималась выше, к груди, раздирала ему легкие.
Он понимал, что долго ему не выдержать.
Он поднял голову: вода, одна вода.
Спокойная, серая, с зеленоватыми отливами — там, где на нее падали пробивавшиеся сквозь облака солнечные лучи. Человек сощурился и поднял глаза к враждебному небу. Огромная темная туча стояла высоко над головой, только свет ее отливал золотом. Он подумал с надеждой, что небо может еще очиститься, потом его голова исчезла под водой, и он стал тонуть.
Он тонул, не понимая, что с ним происходит. Мозг человека был настолько утомлен, что не в силах был осознать, почему же он идет ко дну. Потом его легкие властно потребовали воздуха, и он ощутил, что у него больше нет желания двигать руками и ногами.
«Эй! Нечего дурака валять!» — сказал он себе, сильно дернул ногой и, зажмурив глаза и сжав губы, забил по воде руками, повторяя себе, что надо выжить.
Он боролся за то, чтобы удержать голову над поверхностью, казалось, ему это никогда не удастся. «Ну-ну, — подбодрил он себя. — Взгляни еще разок на этот мир». Он разлепил веки, но ничего, кроме сероватой воды не увидел. Вода, одна вода. Гигантское кладбище соленой воды. И он перестал бороться.