Шап выпрямился, чтобы посмотреть, как стоит грузовик. Левые задние колеса были в полуметре от края дороги. Дальше шел кювет, с перепадом в метр начиналось поле. Покрышки взрыли снег, но не обнажили почвы. Шап забрался в кабину, запустил мотор, включил первую скорость и плавно отпустил сцепление. Как только сцепление захватило, колеса заскользили, грузовик едва заметно сдвинулся в сторону кювета… Он выключил сцепление, сделал еще одну попытку, задние колеса снова заскользили. Шап заглушил мотор и вышел.
Теперь внешнее колесо находилось в каких-нибудь десяти сантиметрах от края дороги. Светя себе фонарем, Шап быстро оценил обстановку. Он снял куртку, мгновение покопался в ящике с инструментами и вытащил старую лопату с обломанной ручкой. Стоя на коленях, он тщательно очистил от снега твердую бугристую почву, открыв тем самым перед задними колесами чистый плотный грунт. Он снова залез в кабину, включил мотор, осторожно отпустил сцепление, зад грузовика немного подрожал, потом вся масса двинулась вперед и проехала к середине дороги. Шап заглушил мотор, вышел из кабины, подобрал лопату и вытер ее, прежде чем положить на место; он стряхнул снег с шапки, нахлобучил ее на голову, затем вернулся к телу. Снег уже укутал его белым саваном.
Стоя у края канавы, Шап тупо смотрел перед собой. Он присел на корточки, попытался сосредоточиться, но безрезультатно. Он брал в ладонь комочки снега, скатывал из него шарики и бросал в канаву. Время шло, вдалеке тявкнула лисица, в вышине над Шапом зловеще ухнула сова.
— Ну и дела! — сказал Шап.
И тут же услышал справа от себя скрип снега. Он выпрямился и направил вправо луч фонаря, но ничего не различил. Скрип, впрочем, почти тотчас прекратился. Шап не знал, что и думать. Он светил во все стороны, потом выключил фонарь. Вскоре послышался тот же звук, совсем рядом, но Шап не стал включать свет, он только вслушивался, впрочем, без особого любопытства, в этот необычный звук. Снег валил все гуще и гуще, Шап отметил, что придется включать противотуманное освещение. Снег стоял стеной, уже за два метра ничего не было видно.
— Чем дальше в лес, тем больше дров, — уныло констатировал он. Шап отвернулся и зашагал в сторону грузовика. И тут он заметил, что проваливается в снег до щиколоток. Это не произвело на него никакого впечатления. Он был готов и к худшим испытаниям, он смирился.
Опустившись на сиденье, он стряхнул наружу снег с ботинок, удобно сел перед рулем, захлопнул дверцу и включил двигатель. Противотуманное освещение пробивало темноту на пять метров впереди грузовика. Шап включил первую, осторожно набрал скорость, не менее осторожно выжал сцепление. Грузовик, дрожа, заплясал на месте. Шап снизил обороты двигателя, работавшего с перегрузкой, выключил сцепление, попробовал дать задний ход, снова включил первую, начал раскачивать грузовик взад-вперед, пытаясь оттолкнуться от снежного сугроба, набросанного задними колесами, чтобы переехать снежный порог, набитый передними. Ему это не удалось, он спустился на землю, поработал несколько минут лопатой, чтобы расчистить полосу, снова поднялся в кабину.
Включив вторую, он сумел, наконец, сдвинуть грузовик с места. Вцепившись руками в руль, он мучительно пытался увезти грузовик с этой дороги кошмаров. Руль не хотел слушаться, Шап налегал на него всем своим весом, стремясь удерживать машину посредине дороги, борясь со снегом, от которого колеса норовили съехать на обочину. В нескольких метрах перед ним живое желтоватое скопище хлопьев снега создавало плотную движущуюся стену. Он угадывал и снова поминутно терял дорогу, вслушивался в шум мотора, следил за рулем, протирал быстрым движением то и дело запотевавшее стекло. Шап взмок, шапку он бросил на сиденье.
Через десяток километров, во все усиливающемся снегопаде он въехал на склон. Всеми силами ума, всем напряжением мышц Шап старался помочь своему грузовику, и тот ответил мощью всех шести цилиндров. Они въехали по склону метров на пятьдесят, потом заплясали на месте. Измученный Шап не настаивал.
Он вышел из кабины и глубоко провалился в снег; хлопья падали также густо, в двух метрах ничего видно не было. Шап понял, что пришло время ставить на колеса цепи. Для этого ему надо было поднять грузовик домкратом и снять наружный скат. На склоне, да еще по снегу, приподнятый грузовик наверняка скользнет назад. Операцию надо было предпринимать на ровном месте.
«Ехать задним ходом, чтобы спуститься на ровную дорогу, — думал Шап. — Нет, не удастся. Съеду в сторону и опрокину грузовик в кювет».
Он подумал, сошел вниз метров на десять, поставил зажженный фонарь в снег и вернулся к машине. Он ехал тихо-тихо, ориентируясь на слабый свет фонаря. Он проделывал маневр раз за разом, переставляя фонарь вниз метров на десять. С четвертой попытки грузовик заскользил и раздавил фонарь. Шап, готовый к любой новой неприятности, поискал в снегу, нащупал обломки лампы и бросил их в кабину. Ему оставалось спуститься метров на пять-шесть. Он долго примеривался, поехал вслепую и съехал. Здорово сработано…
Шап заблокировал колеса, включил скорость и потянул ручной тормоз. Он снял куртку, и, оставшись в одном свитере, начал отворачивать болты колес. Сделав это, он залез под грузовик, нащупал место щитка рессор, разгреб руками снег, чтобы домкрат стоял на твердой земле. Снег забился между брюками и рубашкой, холодил живот и ноги. Он приподнял грузовик с одной стороны, снял колесо, поставил его перед фарой и надел на шину снеговую цепь. У Шапа заледенели руки. Непослушными пальцами он старался натянуть поперечные звенья, отвоевывая сантиметр за сантиметром. Путем бесконечных усилий ему удалось надеть цепь на колесо, и тут отказал рычаг затвора… Мокрый от пота Шап бросил шапку на землю и отправился за клещами и пробойником. Когда колесо встало наконец на место, он повторил ту же операцию с другой стороны. Стоя на коленях в снегу он не менее четверти часа отыскивал две отскочивших гайки, потом закрепил второе колесо. Было уже четыре часа ночи, Шап на ногах не стоял от усталости, талая вода текла у него по шее и по спине, мокрый живот заледенел. Шап опустился на подножку грузовика, закрыл глаза, и его начало трясти. Неимоверным усилием воли он заставил себя встать и на ощупь собрал инструмент. Усталость и растерянность привели его в странное состояние. Он стащил с себя мокрые свитер и рубашку, надел «аляску» прямо на голое тело, завел мотор, выжал сцепление, включил первую скорость и отпустил сцепление. Цепи вгрызлись в снег, вошли в него, уплотнили, и грузовик поехал.
Остальную часть дороги Шап проехал как бы в прострации. Его бросало то в жар, то в холод, острая боль пронизывала спину между лопатками, поднималась к затылку, голова была в жару.
К половине шестого утра он добрался до гаража, волоча ноги поднялся к себе, схватил бутылку коньяка, выпил стакан. Затем разделся, завернулся в шерстяное одеяло, вытянулся на постели и отключился.
V
Весь следующий день в Косе шел снег. Ветер свистел, сдувал его, наметал сугробы.
Дороги на юг, однако, оставались свободными, поскольку там снегу выпало всего ничего. Пье взял «сорер» и отвез в Монпелье груз для виноделов, Санш, второй шофер, застрял где-то с «берлье». Шап с утра отгрузил хлопок и быстро вернулся домой. Он пытался бодриться, но у него ничего не получалось. Мысль о бедняге, захороненном в снегу, не давала ему покоя. «Ну и дурака я свалял, — повторял он себе. — Я обязан был сообщить в полицию. Тогда мне не было бы так тошно». Он не считал себя по-настоящему виноватым, хотя и не совсем понимал, почему.
Рафаелла возилась на кухне. Шап перекинулся с ней несколько словами, потом спустился в погреб под террасой, включить отопление. Оно ни разу не работало с прошлой зимы; Шап почистил его, наполнил бак водой, наколол дров. Хозяйственные хлопоты успокоили его, но тревога не исчезла, она только стала переносимой.
— Включаете отопление? — спросила Рафаелла. Она стояла за его спиной. Шап вздрогнул.
— Как видите, — улыбнулся он.
— Ну что ж, это целое событие.
— Дом простыл, — сказал Шап и засыпал в топку ведро угля.
— Уж кому об этом знать как не мне… Я разожгла плиту на кухне, приготовила вам кофе, больше ничего не надо?
— Да нет, как будто.
— Отлично, тогда я ухожу.
Шап заполнил топку, проверил тягу, потом задумчиво почесал себе нос.
— Пойду-ка смажу машину, — подумал он вслух.
В гараже он бессмысленно уставился на грузовик, потом встряхнулся и принялся за работу. Он начал с самых доступных масленок — мотора, колес и рессор. Затем лег под машину, чтобы наполнить масленки карданного вала.
Когда он оказался под правой подножкой примерно в том положении, в каком был вчерашний бедолага, в голове его мелькнула мысль, так что он даже выронил шприц. Минуту он пребывал в неподвижности и, закрыв глаза, напряженно думал. Потом пополз к передним колесам, подлез левой частью груди под колеса, при этом глаза его изучали подвеску и кожух.
— Если я действительно раздавил грудную клетку тому парню колесом, — пробормотал он, — я никак не мог уделать ему таким образом физиономию.
Он подумал еще минутку, выбрался из-под машины, отложил шприц и поднялся к себе. Его мозг усиленно работал. Шап запер на ключ входную дверь и прошел в кабинет. И там, стоя посреди комнаты с бутылкой коньяка в правой руке и пустым стаканом в левой, он подвел итог своим размышлениям.
— Ну и в переплет я попал! — Он помолчал. — Этого парня убили. А я оказался замешан в странные дела.
Он отставил бутылку и стакан, улегся на диван и закрыл глаза, чтобы лучше думать.
Теперь, когда Шап понял, что не имеет никакого отношения к гибели незнакомца, его мысли стали ясными и четкими. Лицо, по всей вероятности, изуродовали молотком, причем били яростно и упорно, так чтобы жертву нельзя было опознать. Кому-то это было очень важно.
Положили его на дорогу совсем недавно, потому что несмотря на снегопад он был только припорошен. Преступник, наверное, даже никуда не отошел.