— Начинаю понимать, — медленно проговорил Шап.
Он поднялся, прошелся по комнате и вернулся на диван.
— Вот почему вы ходите за мной по пятам целый месяц?
— А из-за чего другого?
— Черт, а мне это и в голову не пришло.
Элен резко подняла голову. Швоб недоверчиво посмотрел на Шапа.
— Все-таки я не понимаю, — спросил он озабоченно, — как вы узнали, что именно я переехал вашего Скополотрони?
Швоб хранил молчание.
— Вас просветил кто-нибудь из ваших дружков?
— Выходит, что так, — сказал Швоб.
— Значит, это тот тип, — рассуждал Шап, — который следил за мной ночью; я так и чувствовал.
Он подумал еще несколько мгновений. Швоб и Элен внимательно смотрели на него.
— А ваш приятель сказал вам, что под мои колеса попало уже только тело Скополотрони?
— Что это вы плетете?
— И что ему расплющили лицо ударами молотка?
— Вы издеваетесь над нами? — осведомился Швоб.
— Нет! Вовсе нет!
Они замолчали, Шап, казалось, забыл об их существовании, первым заговорил Швоб.
— Виктор предупреждал нас, что вы упрямы. Только я думаю, что он был прав, и еще я думаю, что вы зря упорствуете, и вообще упрямство ни к чему не ведет.
— Я тоже так считаю! — сказал Шап. — Впрочем, я никогда не упрямлюсь.
— Нет, да вы подумайте только. Он считает, что мы провели здесь целый месяц ради его прекрасных глаз и уедем, оставив ему весь пирог.
— Вы мне ровным счетом ничего не оставляете, — отозвался Шап. — Ваш коллега ничего кроме неприятностей мне не доставил; и я не думаю, что у вас есть желание разделить их со мной.
— А куда же, по-вашему, делись деньги?
— Вот этого я не знаю. Могу сообщить вам только, что в ночь на восемнадцатое января в условиях снега и низкой видимости я въехал на поворот в Бом. Посреди дороги лежал человек, а грузовик переехал его.
— И что вы сделали?
— Я свалял дурака. Или поступил, не подумав, я знал, что я тут ни при чем. Короче, я вытащил тело из-под грузовика и уложил его в кювет.
— И спокойно уехали.
— Не скажу, чтобы спокойно. Ну да ладно, дело не в этом. Короче, да, уехал.
— Значит, если вы переезжаете прохожего, вы обычно укладываете его в кювет и едете дальше?
— Не могу сказать вам, чтобы это случалось со мной каждый день.
— Мне думается, что вы должны были сообщить о происшествии в ближайший участок.
— Да, это избавило бы меня от массы неприятностей.
Они снова помолчали.
— Ваша история не кажется правдоподобной, — сказал Швоб. — Зря вы принимаете нас за простофиль. Как бы то ни было, без денег мы отсюда не уедем.
— Значит, вы долго здесь пробудете. Послушайте, я сказал вам главное. К моему приезду ваш товарищ был уже убит. А относительно денег ничего не могу сказать, я не обыскивал его. Хотите — верьте, не хотите — не верьте, это ничего не изменит.
— Вы еще не знаете нас, — с усмешкой проговорил Швоб.
Шап поднял на него тяжелый взгляд.
— И что в вас такого необыкновенного?
— А вот что, — ответил Швоб, глядя ему в глаза. — Тот, кто издевается над нами, делает это очень не долго. Мы не любим шуток, и если в этом есть необходимость, применяем крутые меры.
— Вы сказали все, что хотели?
— Да будьте вы благоразумны, — устало проговорил Швоб. — Мы оставим вам два миллиона, которые свалились вам с неба, и вы больше не услышите о нас. Я иду вам навстречу. Если же вы предпочитаете оставить все для себя, у вас не будет времени этим воспользоваться, так как очень скоро окажетесь в ящике под полутораметровым слоем земли. Вы еще молоды, вас ждет долгая жизнь. Подумайте хорошенько!
— Вы мне не мешаете, — сказал Шап, вставая, но когда вам заблагорассудится удалиться, я не стану вас удерживать.
Швоб казался раздосадованным. Он тоже поднялся, застегнул пиджак.
— Будьте любезны продумать все обстоятельства и принять разумное решение до завтрашнего вечера. В противном случае по истечении этого срока, вас ожидают неприятности.
Пьеро Рагонден покашлял прежде чем войти в кухню, он улыбался и протирал руки замасленной ветошью.
— Чего тебе? — спросил старый Рагонден с вызовом.
— Чего мне? Я тебе мешаю? Я пришел выпить перно, надеюсь, я в своем праве. Я хотел сказать Жану, что с завтрашнего дня я буду ночевать вместе с ним.
— Ты хочешь спать здесь?
— Да, здесь, и ты мне это не запретишь. (Он смягчил тон.) Иногда вы разговариваете слишком громко, я все слышал (он повернулся к Шапу). Лучше мне ночевать у тебя. Извини за то, что я наговорил тогда за ужином, я ведь не знал.
— Я не сержусь, — отвечал уныло Шап.
— Ты смазал грузовик?
— Да, я смазал грузовик! Ты думаешь, что можешь разговаривать со мной как с маленьким? И нечего переводить разговор на другую тему!
— Садитесь наконец, — пригласил Шап. — Сейчас я принесу бутылку.
Он сходил за бутылкой перно и графином воды, поставил на стол три больших стакана, и каждый налил себе, сколько хотел.
— Ну, — обратился Шап к Пьеро, — что тебя волнует?
— Лучше тебе не оставаться одному в доме. Они на все способны. И их трое, а ты один, не считая девицы. С тобой одним они могут справиться, но вдвоем мы их живо отвадим.
Шап молча покачал головой. Не зная, что ответить, старый Рагонден достал кисет.
— Я прав, — убеждал Пьеро, — подумайте хорошенько и увидите, что я прав.
— Может, ты и прав, но я не допущу, чтобы ты подвергался опасности, это было бы слишком подло, поставь себя на мое место.
— Что скажет старшее поколение?
— Что я скажу? Это я приду с ним ночевать, вот что я скажу.
— Нет, если ты это сделаешь, мама сразу заметит. Не стоит посвящать в это дело все семейство. А так она ничего не заподозрит. Я справлюсь не хуже тебя.
— Не смеши меня, — саркастически уронил отец. Сын пожал плечами.
— Он силен, — обратился Пьеро к Шапу, — силен. Таких уже теперь не делают.
— Я и сейчас мог бы проучить тебя, молодой человек, — напыжился Рагонден.
— Ох! Да перестаньте вы беспрерывно ссориться! Вы оба силачи. Пожалуй, я предпочту остаться в одиночестве.
— Ты нам не доверяешь.
Шап сделал протестующий жест.
— С завтрашнего вечера Пьеро будет ночевать у тебя. Я предпочел бы сам прийти, у мальчика маловато рассудительности, но это лучше, чем ничего.
Шап переводил взгляд с одного на другого, качая головой. Они смеялись и через стол гулко хлопали его по спине.
IX
Чтобы завоевать симпатию и уважение хозяйки пансиона, Жерому Шевиньо потребовался месяц. Как и многие пожилые люди, мадам Блан была недоверчива и в то же время по-детски наивна. Жером был единственным жильцом, и все заботы доставались ему. Завтракал он дома, а обедал и ужинал, как правило, в ресторане на улице Галанд. Однако, желая завязать дружеские отношения со своим жильцом, по воскресеньям мадам Блан приглашала его пообедать с ней и с ее племянницей.
Этот достойный пятидесятилетний господин, тихий и скромный, склонный к семейным радостям, весьма ценил воскресные встречи. По утрам он читал газету в Люксембургском саду. Затем заходил в кондитерскую и к цветочнику. Его любезность создавала особую атмосферу сердечности. Беседа Жерома разнообразила обед. Чувствовалось, что перед вами человек образованный, много повидавший, по всей вероятности переживший разочарования, но безусловно добрый.
— Нам досталась жемчужина, — отзывалась о нем мадам Блан.
Он сконфуженно улыбался и отводил рукой комплимент. Однако он наслаждался обретенным счастьем как человек, долго лишенный тихих радостей. И действительно, никогда он не знал такой радости, пока не перебрался в дом 30-с по улице Жан-де-Бовэ.
— Как немного надо, чтобы изменить судьбу человека, — нежно говорил он.
Вполне достаточно оказалось смены имени. Жером Шевиньо с удовлетворением произносил свое простое и честное имя. Пока он был Скополотрони, тысячи превратностей отравляли его существование; будучи Шевиньо, он видел перед собой лишь ясный и простой жизненный путь, почетное и безбедное существование. Иногда, нежась в своей постели в лучах бледного февральского солнца, он вспоминал о Шапе.
«У бедняги, должно быть, куча неприятностей», — лениво думал он.
И тотчас отгонял от себя мрачные мысли. Он видел лишь силуэт высокого крепкого парня, скорее даже угадывал его во мраке, и мысленно называл его: 7181ВХЗ. По номеру его машины, который ярко виднелся в белом свете фары. Этот номер он ловко подсунул Швобу вместе с пенсне, разбитым в ходе некоего довольно зловещего предприятия. И несмотря на всю свою осторожность и осмотрительность, Швоб покорно принял его правила игры, словно наивная послушница.
«Они перебьют друг друга и попадут в руки полиции».
От одной мысли о подобной перспективе он начинал радостно кудахтать, так как давно собирался свести счеты со Швобом. Тем же ходом он рассчитывал избавиться от Виктора, невероятное терпение которого вызывало у него опасения. Респланди не представлял серьезной угрозы. Пока все шло по плану. Скополотрони верил, что уже не за горами тот день, когда ему нечего будет опасаться нежелательной встречи и он сможет без оглядки распоряжаться своим состоянием и вступить в спокойную, достойную старость. Но на улице Жан-де-Бовэ никто не мог бы догадаться о его расчетах, этот умный человек умело носил свою маску.
Два-три раза в неделю, достаточно далеко от своего квартала, он брал такси и, меняя несколько раз машины и неизменно заканчивая путь пешком, наносил визит Тонтону.
— Привет! — говорил Тонтон. — А вот и Виталино, как дела?
— Зови меня Жеромом, черт побери, возьми это себе за правило!
Они поднимались в квартиру Тонтона, садились за стол в кухне и открывали бутылку славного итальянского вина.
— Что нового? — спрашивал Скополотрони.
— Ничего.
— А!
— Но Ньокви утверждает, что машина твоих приятелей все еще в районе.
Ньокви был бродячим торговцем.
— Ты виделся с ним?