— Вы немного торопитесь, — сказала она тихо. И чуть улыбнулась. — Но я не говорю «нет».
Шап поблагодарил ее взглядом.
— Слушайте, если с вами случится беда, не жалейте о мускате, которым вы меня угостили, я тут ни при чем. Вы мне верите?
— Да. Во всяком случае, я о нем не пожалею.
— Постарайтесь выпутаться. Через пять минут после того как я уйду, будьте настороже.
Стало темно. Перед тем, как открыть дверь, Шап включил лампу на террасе и посмотрел на улицу через маленькое зарешеченное окошко.
— Я становлюсь осторожным, — сказал он с улыбкой.
— Я тоже вам это советую. До свидания.
— До свидания, — сказал Шап, открывая дверь. Холодный ветер тут же ворвался в коридор. Они взглянули друг на друга со странным выражением, и Элен ушла. Буря взлохматила светлые волосы девушки, и Шап на мгновение увидел ее белый затылок и мысленно запечатлел поцелуй на нежной коже.
— Пригласишь меня на ужин? — спросил Пьеро.
Его приветливая физиономия возникла из мрака; Шап взглянул на него.
— Теперь все осложняется, ты хорошо подумал?
— У меня голова болит, если я долго думаю. Пригласишь?
— Заходи.
Пьеро вошел. Шап закрыл дверь, повернул ключ и задвинул два тяжелых засова, потом присоединился к приятелю.
— Мой отец не в духе, — сказал Пьеро со смехом.
— Не в духе?
— Ему бы хотелось повыпендриваться, но это невозможно, нет оснований. Увидишь, он не станет спать нынешней ночью. Сидит там у себя и злится.
Шап рассеянно улыбнулся.
— А девица?
Шап вздохнул.
— Ты не находишь ее красивой?
— Особенно если учитывать ее намерения!
— Никогда не знаешь, — сказал Шап, — чего можно ждать от женщины.
Он задумался. Пьеро фыркнул.
— Ты чего ржешь?
— У тебя есть пробный камень? — спросил Пьеро.
Лицо Шапа прояснилось, он посмотрел своему молодому собеседнику прямо в глаза, хлопнул его по спине и прошелся по кухне, покачивая головой с удовлетворенным видом.
— Не будем говорить непристойности, — заключил он, — но смею думать, что от девушки можно не ждать неприятностей.
Пьеро не настаивал. Он осмотрел плиту и занялся тем, чтобы оживить огонь.
— Что у тебя вкусненького?
— Холодный цыпленок и… посмотри в том красном блюде!
— Фаршированные каннеллони, полная тарелка.
— Отлично, — кивнул Шап. — Значит, от голода мы не умрем. Хочешь стакан старого муската? Он недурен.
Плита вовсю гудела. Кухня согрелась и стала уютной. На террасе свирепствовал ветер, он бился о фасад дома, тряс железные ставни кухни, подлезал под входную дверь и гулял в коридоре, гудя как в пещере.
Шап спустился в погреб и принес три бутылки. Две бутылки вина «Эро», честного и простого, но бархатистого, одиннадцати с половиной градусов, и бутылку нежного красного «Нюи» для цыпленка.
— У тебя всегда хорошее вино, — заметил Пьеро.
— Доброе вино радует сердце человека, — провозгласил Шап. Я прочел это на бутылке рейнского. И это правда!
Пьеро с улыбкой взглянул на него. Шап вдыхал аромат «Нюи».
— С возрастом начинаешь ценить некоторые вещи, — сообщил он. — Я как раз вступил в этот период и отнюдь не жалуюсь. Возьми кусок нежного мяса в соусе, положи в рот с ломтиком свежего хлеба с хрустящей корочкой и залей, скажем, полстаканом душистого «Нюи», которое чуть-чуть ударяет в голову. Да, вот это жизнь, — проговорил он проникновенно.
Они съели немного супа, половинку колбаски с оливками, с полдюжины фаршированных каннеллони, поровну разделили цыпленка и ничего от него не оставили. Потом посмотрели на три пустые бутылки и начали смеяться.
— Неплохо закусили, — с удовлетворением проговорил Пьеро.
Они были полны доброжелательности, испытывали блаженное чувство сытости и непринужденно болтали. Мало ли о чем могут говорить двое друзей, да еще коллег.
Около одиннадцати Шап плеснул в свою чашку коньяку и выпил его маленькими глотками, размышляя о своих делах. В половине двенадцатого на пол вестибюля что-то со звоном упало; мужчины переглянулись.
— Это ключ, — прошептал Шап, — они выбили ключ. На столе в столовой, — сказал он быстро, — ты найдешь мое ружье и патроны; в случае чего сможешь их попугать. Если дело обернется плохо, прыгай в окно кабинета.
Он встал, взял большой револьвер старшего Рагондена, положил в карман брюк обойму и пошел по темному коридору. Язычок замка несколько секунд поскрипел, потом с сухим стуком подался. Шап проверил засовы, немного отошел от двери и стал ждать. Щеколда запора много раз поднималась, каждый раз снаружи кто-то толкал, с той стороны негромко совещались, потом раздраженный голос Швоба приказал:
— Клещи!
Виктор действовал рычагом на уровне замочной скважины. Дерево скрипело, но старая массивная дверь едва шелохнулась. Виктор предпринял еще несколько неудачных попыток, он изо всех сил налег на клещи.
— Не получается? — спросил Швоб.
— Она не здесь держится, — ответил Виктор.
Он внимательно осмотрел дверь, нагнулся и переставил клещи вниз, на высоту задвижки.
— Вот здесь, — сказал он после первой попытки. — Только помогите мне. Иди сюда, Респланди.
Они усилили рычаг куском трубы. Дверь начала угрожающе скрипеть: Шап положил на засов руку, чтобы лучше следить за ходом событий. После нескольких энергичных нажимов засов подался. Шап понял, что болты начали сдавать, и между металлом и деревом образовалась едва заметная щель. Он выпрямился, зарядил револьвер и через зарешеченное окошко глазка дважды выстрелил. Раздалось два вибрирующих звука. Шап отошел за выступ стены.
По другую сторону двери Респланди бросил трубу и, одобрительно присвистнув, отпрянул в сторону; Виктор, у которого реакция была не такая быстрая, сначала медленно убрал рычаг, а потом отошел на несколько шагов.
— Не двигайтесь! — крикнул Швоб.
Он трижды выстрелил в окошко глазка. Портрет дедушки, висевший долгие годы над дверью в кабинет, упал в звоне разбитого стекла. Коридор и лестничная клетка наполнились шумом. Четвертая пуля попала в шестисантиметровое дерево и застряла в нем.
— Продолжайте, — скомандовал Швоб. — Вы ничем не рискуете.
Виктор вновь занялся рычагом. Шап торопливо вбежал по лестнице в комнату дяди Жюля: только это окно выходило на фасад дома, маленькое, зарешеченное толстыми прутьями окно, прямо над входной дверью. Шап просунул руку сквозь прутья решетки и снова дважды выстрелил: пули расплющились о плиты террасы. Швоб тут же стал палить наугад, но Виктор все же отступил от двери, и Респланди укрылся под сводом.
Определив, где находится Шап, Швоб выпустил еще несколько пуль: одни отскочили от решетки, другие попали в стену комнаты. Потом наступила тишина. Прошло немного времени. Шап, прислонившись к стене, внимательно слушал. Ему не верилось, что атака захлебнулась. Внезапная тишина его удивила. Пьеро нарушил ее, крикнув в лестничную клетку.
— Погреб!
— Проклятье!
Шап бросился вниз; влетевшая в окно пуля просвистела рядом. Шваб, видимо, предусмотрел его действия, потому что снова выстрелил в глазок в коридоре, но и Шап подумал о такой возможности, и держался начеку.
Хотя дверь погреба и была толстой, ее старинные запоры не внушали никакого доверия. И защищать ее было неудобно, поскольку закрывала она узкий проход, продолжение погреба.
— Дверь не выдержит, — сказал Шап спустившемуся Пьеро. — Быстро поднимайся наверх, осторожно в коридоре! Будь готов без промедления выпрыгнуть в окно. Обо мне не беспокойся.
На ощупь он пробрался за котел отопления. Это была выгодная позиция, здесь он мог выдержать приступ и, при удачном стечении обстоятельств, попытаться бежать через вышибленную дверь.
Тем временем дверь жалобно стонала. Шап, напрягшись, ждал, что она с минуты на минуту слетит с петель, и готовился открыть огонь. Внезапно раздались два сильных взрыва. Дверь больше не стонала, она трещала. «Крупная дробь», — подумал Шап.
Виктор грубо выругался и стал отступать к гаражу, разряжая свой пистолет прямо перед собой. Послышался издевательский хохот старого Рагондена. Потом разрывы справа. Пьеро выпрыгнул в окно, обогнул дом и атаковал Шваба сзади.
Через несколько мгновений Шап поднялся в коридор. И почти тотчас до него донесся шум отъезжающей машины и крик Пьеро: «Смылись!»
Шап открыл дверь и вышел на террасу с револьвером в руке. У входа Пьеро с ружьем все еще прислушивался и вглядывался в темноту. Вдруг в ледяном воздухе до них донесся голос Рагондена, он напевал песенку старого хулигана: «Я лыс как бильярдный шар, я старый хулиган!»
— Вот именно, — сказал он, появляясь, — лыс как бильярдный шар, ж я не прочь подпортить кому-нибудь шкуру.
— Где ты был? — спросил Пьеро.
— Где я был? Да дома, конечно. И стрелял себе спокойно из окна. Если бы я хотел, я бы мог их всех изрешетить.
— Чертов дед! — восхищенно засмеялся Пьеро.
— Чего нам здесь мерзнуть? Зайдем в дом, — предложил Шап.
— Вы не подумали о двери в погреб, невинные младенцы. А они подумали. И я тоже.
— Ах ты, старый разбойник!
— А твоя мать ни о чем не подозревает. Я налил ей столовую ложку успокоительного в чай, и она спит крепким сном. Ну что вы на это скажете?
— Старик! Мы гордимся тобой!
— Вот так я и всегда себя веду, — сказал Рагонден. — Давно я так не смеялся.
Он прямо лопался от гордости: «Теперь его не утихомиришь, — подумал Пьеро, — будет выступать до утра». Но в душе был очень доволен своим отцом.
Шап думал, что это только начало; он был куда меньше возбужден, чем Пьеро. Рагонден уверил его, что Швоб и его друзья разбиты в пух и прах. Шап признал справедливость этих слов, но не спешил ликовать по поводу победы. Моральная позиция противника была сильнее. Рано или поздно Швоб это осознает, и тогда его жизнь станет невыносимой.
— В общем, — он показал на свое оружие. — Будь у меня пугач, это дало бы тот же эффект.
— Черт! — воскликнул Рагонден. — На тебя не угодишь.