Он поправил зеркало, но с темы не сбился.
– Он причинил тебе зло, ведь так? Ты можешь мне сказать, я ведь уже большой.
Ему было почти девять лет. Тощий, в синей линялой майке и бежевых джинсах, которые она купила ему на ярмарке, он оперся локтем на дверцу и глядел на Стеллу, не сводя глаз с ее лица.
Она не отвечала, молчала. Не было сил врать ему. Но и сказать правду тоже не было сил.
– Раз ты ничего не отвечаешь, это означает «да». Ты просто изображаешь гордячку. У тебя очень хорошо получается изображать гордячку.
Он замолчал и достал из кармана губную гармошку.
– Мне так бы хотелось его видеть, это точно, – вздохнула Леони.
– Ну так я тебе устрою…
– Ты думаешь, это возможно?
– Сейчас все возможно, мам. Уверяю тебя.
Леони задумчиво смотрела перед собой. Пошевелила тонкими, как лапки стрекозы, пальцами.
– Эдмон Куртуа… Раньше мы очень дружили. А он ничего больше тебе не рассказывал?
– Он не очень-то много разговаривает. Какой-то он как будто выжженный изнутри. Уж не знаю, что он пережил, но он начеку. Ты бы видела, как он смотрит на людей – словно в немом фильме. Я всегда чувствовала, что могу ему доверять. Но всегда при этом боялась ошибиться…
– Это замечательный человек, Стелла. Уж поверь мне.
Стелла посмотрела на мать и поняла, что есть еще многое, о чем она представления не имеет.
– Все какие-то тайны, мам… Когда-нибудь ты, наконец, мне все объяснишь…
– Может быть, возобновим чтение? Когда я слишком много говорю, я так устаю…
– Ловко ты выпуталась, – улыбнулась Стелла. – Умеешь же ты уходить от ответов на вопросы.
Эдмон Куртуа… Половинка Черешенки… Леони обложила себя секретами, как маленькими камушками. Но на дороге встает еще один камень, черный и угрожающий, который Стелле хотелось бы разнести в пыль: кто ее отец? Правда ли то, что говорил ей Рэй: «…я не твой отец! Ты поняла, или тебе еще картинку нарисовать?» Она не осмеливалась задать этот вопрос. Тогда пришлось бы припомнить молчание ее матери, когда отец ночью заходил в ее спальню. Чем настойчивей она пытается сдвинуть с места этот камень, тем тяжелее он становится. Он загораживает ей обзор, давит на грудь, не дает дышать. Вечно она об него бьется.
– Стелла! – воскликнула Леони.
– Да, мама.
– Не смотри на меня так. Мне страшно.
– Прости меня. Я просто задумалась.
«А в любом случае, – подумала Стелла, – что она могла сделать? Может быть, своим молчанием она спасла нас обеих? А может быть, у нее просто не было больше сил, чтобы вмешаться?» И снова она почувствовала, что заблудилась в лабиринте, и нужна ниточка, чтобы вывести ее наружу. Ключ от всех этих тайн и загадок.
Случай скоро представится, она была в этом уверена. Нужно не торопиться, продвигаться вперед маленькими шажками. Маму нельзя тормошить, она хрупкая, еще сломается.
Она отправит Тома на улицу Ястребов. Попросит его залезть под раковину, найти там красного плюшевого медвежонка, и, когда она отдаст его в измученные материнские руки, Леони что-то да расскажет.
Стелла взяла книгу, нашла место, где в прошлый раз остановилась, и напоролась на фразу, нацарапанную сверху над текстом:
«Беглая красота, которую постоянно возрождает мой взгляд, я не знаю, куда ты исчезаешь, ты не знаешь, куда я пойду».
Она прочла это вслух. Леони спросила:
– Это так в книге было?
– Нет. Это написано наверху страницы.
– Это Жюли написала?
– Да вроде не ее почерк.
– Ну и тогда кто же это?
– Не знаю, мам.
Леони зашевелилась в кровати. Положила руку на сердце.
– Эта фраза – какой-то код, я уверена в этом. У нее есть тайный смысл. Рэй отдавал приказы и назначал свидания таким образом. Его научил этому Эдмон.
– Но Рэй вообще не читает книг! И уж эту точно не читал. Эта книга принадлежит Жюли.
– Но тем не менее… Он писал на полях журналов фразы и оставлял их в задней комнате у Жерара. Эти фразы были на первый взгляд ни о чем…
– Но эта-то вполне понятная фраза! Похожа даже на стихи…
– Необходимое слово они смешивали со всеми остальными, и получалось похоже на высказывание какого-нибудь великого автора. И все проходило незамеченным.
– Не могу представить Рэя, который копается в словаре в поисках подходящего высказывания! Это совсем не в его духе.
– А вот ты и неправа! Это был его код с Тюрке, Жерсоном и Лансенни, так они решали судьбу бедняги, который осмелился ослушаться их или даже восстать против них. Мне страшно, Стелла, мне страшно. Он что-то явно хотел сказать этой фразой!
– Но это не его книга, это книга Жюли!
– Тем не менее… Значит, у него есть сообщник.
– Не он это написал, пойми!
Леони опять зашевелилась, моргнула, дернула головой.
– Успокойся, мама. Я здесь. Ты теперь не одна.
– Да, возможно, – сказала Леони, упрямясь. – Но тем не менее он сильнее тебя.
– Не говори так! – воскликнула Стелла.
– Да, деточка моя. Ничего не поделаешь, это так.
Вот еще новая тайна. Не может же быть, чтобы Жером… Если только… Что мы знаем о людях, с которыми сталкиваемся каждый день?
Она перевернула страницу и читала до тех пор, пока не пришла пора возвращаться на ферму к Тому, Сюзон, Жоржу, собакам, скотине и всем звукам ночи.
Сюзон на кухне готовила ужин – царскую запеканку. Том чистил картошку. Он закончил делать уроки, пальцы его были в чернилах.
– Нормально я почистил?
– Замечательно, солнышко мое!
– А ты разрешишь мне добавить сыр в конце?
– Да. И еще масло и молоко.
– А это дорогое блюдо?
– Да что ты! Это еда бедняков. Картошка, картошка и еще раз картошка!
– А мы бедные?
– Можно сказать, мы ни бедные, ни богатые, не то чтобы как сыр в масле катаемся, но и не голодаем.
– А если бы у тебя было много денег, ты бы что ела?
– Лосося на гриле. Каждый день.
– Так любишь его?
– Просто обожаю!
– По вкусу похоже на курицу?
– Нет-нет, это рыба.
– А Стелла богатая?
– Не думаю… Но она могла быть богатой…
– А Леони?
– И она могла бы. У твоего прадедушки, Жюля де Буррашара, был замок, фермы, серебряная посуда, тысячи гектаров отличных земель. Он все понемногу распродал. А то, что осталось, перешло Леони – а значит, Рэю.
– И Рэй все забрал себе.
– Да уж, делиться он не очень-то любит.
– А почему все его боятся?
– Потому что он постоянно обижает и мучит людей. Словно ему не нравится, когда кто-нибудь счастлив.
– А он вообще любит кого-нибудь в жизни?
– Не думаю. А может быть, я просто не в курсе.
Она намазала маслом дно сковороды, выложила первый слой тоненьких ломтиков картошки, добавила соль, перец, немного мускатного ореха, тертый сыр, потом задумалась, почесала нос.
– А вот, вспомнила. Он любит Фернанду, свою мать.
– Это нормально, – сказал Том. – Она же его мама.
– Она обожает его, и он жить без нее не может. Видел бы ты их, как они стояли, прижавшись друг к другу, на кухне замка, когда она приходила на работу!
– Ты их хорошо тогда знала?
– Мы обе были служанки. Я – постоянная, она – приходящая. Мы с ней ладили, она была не из тех, кто отлынивает от работы и считает ворон. Она не была бездельницей, даже не подумай. Иногда она откровенничала со мной. Мы сидели на углу стола, ели сало, и она рассказывала.
– А Рэй знал своего отца?
– Нет.
– А ты его знала?
– Он был сезонный рабочий. Очень красивый мужчина с ручищами, мощными как шпалы, и работал как вол. Фернанде-то не приходилось строить недотрогу, она была страшна как смертный грех, обугленная головешка. Я не знаю, что на него тогда нашло, когда он поволок ее в уголок тем вечером. Пьян, наверное, был.
– А у тебя никогда не было возлюбленного?
– У меня и времени-то на это не было. Я попала в замок в шестнадцать лет, и вот теперь мне семьдесят семь, и я выжата как лимон.
– А где ты жила?
– Мы с Жоржем жили в сторожке у входа в замок. Возле курятника. Небольшой такой домик.
– А сколько лет было Леони, когда ты начала там работать?
– Она только что родилась. Это я ее воспитывала. Она мне как дочь. А Стелла – словно бы моя внучка, а ты получаешься мой правнук! Возлюбленного у меня нет, но есть семья. Ты можешь мне объяснить, как так, ты, всезнайка?
Она мазнула ему нос маслом, он сморщился.
– А почему ты не идешь навестить ее в больницу, раз она тебе как дочь?
Сюзон не ответила. Она отвернулась к полкам и сделала вид, что ищет какую-то утварь.
– Потому что тебе страшно. Так? Ты боишься Рэя Валенти?
– Ты не видел мой блокнот? Он лежал здесь, на столе. Ты не выбросил его вместе с очистками, как в прошлый раз?
– Послушай, нянюшка, надо ведь спасать Леони!
– А вот это, крошка моя, будет ой как непросто!
– А иначе она умрет…
– Что ты можешь об этом знать?
– Я слушаю, я смотрю, я совсем не дурак.
– Давай-ка начинай накрывать на стол. Тогда все будет готово к приходу твоей мамы. А потом мы пойдем поищем яйца, проверим, есть ли вода у ослов, принесем им хлеба, нарвем салата.
– Стелла всегда называет Леони мамой, но Рэя зовет только «Рэй Валенти». Это почему?
– Скажите пожалуйста! Ему палец в рот не клади… Что ты еще хочешь знать, а?
– Лионель Труйе из моего класса сказал, что Рэя Валенти раньше звали Пустоцветом и Сухостоем. Потому, что он не мог иметь детей?
– О‑ля-ля, крошка моя! Что ты от меня требуешь? Давай накрывай на стол. И ставь глубокие тарелки, у нас сегодня суп.
– Ну еще не хватало! Я хочу картофельную запеканку.
– Ну хорошо, поешь сперва одно, потом другое.
– Ну ты придумала!
Он вздохнул.
– Никто никогда не отвечает на мои вопросы.
– А почему ты своей матери не задашь эти вопросы?
– Я не хочу причинять ей боль.
– А меня вот не щадишь.
– Это не одно и то же. Рэй Валенти тебе никогда не сделал ничего плохого.