Джеррик взял за руку старую знахарку.
Топот бегущих огров эхом отражался от скал, усиливаясь и множась, будто на подходе была целая армия. Тол’чак шагнул вперед. Из сумки на поясе он вытащил кусок сердце-камня и поднял его над головой, выпрямив спину, чтобы казаться еще выше.
– Я – Тол’чак, сын Лен’чака из клана Токтала! – провозгласил он на родном языке, бросая вызов грозному эху собственным громовым голосом. – Я вернулся исполнить обещание, данное Триаде!
Его слова, похоже, не подействовали на лавину, катящуюся на них. Тол’чак слышал, как его спутники теснее сгрудились у него за спиной и стоят, будто скала, готовые встретить атаку.
– Не двигайтесь, – негромко проговорил он друзьям на всеобщем языке.
Волна огров поравнялась с ними, растекаясь в стороны, окружила маленький отряд и замерла, держа оружие наготове. Наступившая тишина казалась страшнее, чем топот мгновение назад.
Тол’чак стоял лицом к лицу с огром, похожим на уродливый каменный валун. Жесткая щетка шерсти вздыбилась на его согнутой спине, а миндалевидные глаза угрожающе щурились. Тол’чак узнал его, и он узнал Тол’чака.
– Ты убил моего сына, – прорычал огр, чьи глаза пылали яростью.
Это был Хун’шва, отец Фен’швы, молодого огра-забияки, которого Тол’чак случайно убил накануне церемонии мангра. Когда Тол’чак видел Хун’шву последний раз, старый огр выглядел раздавленным горем и отчаяньем.
Теперь же он говорил, как боец. Ни малейшей печали не звучало в его голосе – позор открыто показывать тоску по умершим. Но гнев пылал в его глазах так же ярко, как вспышка молнии в ночи.
– Да, я убил твоего сына, – согласился Тол’чак.
Он даже не пытался объяснить, что всего-навсего защищался от предательского нападения. Отец не должен этого знать, и слова прощения не вернут мертвого сына.
– Тогда почему бы мне не убить тебя и не раздробить твои кости в труху?
Ответ пришел не от Тол’чака, а с небес. Одеяло бесконечных облаков разошлось, и яркий солнечный луч ворвался в прореху, освещая зеленую долину, вызывая радугу в туманной дымке.
Но все это выглядело бледной тенью по сравнению с красотой солнечного света, отразившегося от поднятого вверх сердце-камня. Кристалл сиял внутренним огнем. Глубокий теплый жар разогнал утреннюю сырость и открыл глаза всем присутствующим на величие жизни вокруг. Сердце горело, и все живое сверкало собственным светом и силой.
Восторг охватил готовых к бою охотников и воинов. Оружие опустилось. Многие пали на колени.
Тол’чак шагнул вперед, удерживая камень в солнечном луче, и протянул его Хун’шве. Кристалл пылал, подтверждая свое наименование – Сердце племени огров. Даже жаждущий мщения отец не мог отрицать открывшуюся ему истину.
– Вот почему я возвратился! – заявил Тол’чак. – Я принес доказательства того, что твой сын и души всех наших погибших соплеменников смогут войти в следующий мир! И я выполнил поручение Триады! Прошу вас пропустить меня!
Старый огр глядел на кристалл. Его когтистая рука протянулась к сверкающим граням.
– Фен’шва, – с болью в голосе произнес он.
Кое-кто из его соратников отвел глаза. Негоже пялиться на скорбящего отца. Но Тол’чак смотрел прямо.
– Он ушел за край.
Хун’шва держал ладонь у камня, будто согревая ее магическим теплом.
– Я чувствую его. – Слезы катились по щекам старого огра, словно высеченным из гранита. – Фен’шва…
Тол’чак не двигался, давая отцу возможность подольше чувствовать близость сына. Все стояли неподвижно и молчали.
Наконец ветер затянул разрыв в облаках, и свет сердце-камня потускнел и исчез. Зарядил мелкий дождь, долину заволокло туманом.
Хун’шва убрал руку. Багровая ярость в его глазах потухла. С ворчанием старый огр отвернулся. Он не простил Тол’чака, но признал его право на жизнь. Остальные огры последовали примеру вожака.
– Это не опасно – идти с ними? – спросил Джастон, сильно побледнев.
– Нас приняли, – кивнул Тол’чак. – Но идите осторожно и не отходите от меня.
– Присосемся, как пиявки, – пообещал Магнам.
Он, как и все, настороженно следил за ограми, но долину маленький отряд пересек без приключений.
Оказавшись неподалеку от входа в пещеру, Фардейл принюхался. Тол’чак тоже уловил запахи. Дымок от очагов, утренняя каша и все забивающий дух самих огров. Обоняние будто вернуло Тол’чака в прошлое. Он припомнил счастливое время, когда был жив отец, когда еще находились друзья, согласные играть с «неправильным» огром, малышню у ночного костра. Но к ним примешивались и темные воспоминания: осознание положения полукровки, насмешки, гонения и самый худший день, когда мимо пронесли пробитое копьями, истекающее кровью тело отца. Никогда он не ощущал себя столь одиноким, как тогда.
Его ноги сами собой замедлились у порога пещеры. Внутри пылали очаги, но после долгого путешествия Тол’чак боялся сделать последний шаг.
Он почувствовал прикосновение к локтю.
– Ты не один, – глядя вперед, произнес Магнам, повторив ранее сказанные слова.
Тол’чак огляделся и понял, что д’варф прав. За время странствий по землям Аласеи, в мире, гораздо большем, чем его родная пещера, он обрел новую семью. И набравшись силы и смелости от друзей, он положит конец своему изгнанию.
Огр прошел под гранитной аркой.
После дневного света снаружи потребовалось несколько мгновений, чтобы приспособиться к полумраку пещеры. Маленькие костры, окруженные сложенными друг на друга камнями, украшенные резными костями, отмечали очаг каждой семьи. Позади них темные проходы вели в убежища – пещеры размером поменьше.
Судя по тому, что возле огня почти никто не сидел, дети и женщины наверняка спрятались при приближении чужаков. Только несколько закаленных жизнью стариков с заостренными палками, опытных охотников, охраняли свои логовища, поглядывая на вновь прибывших с неослабевающим подозрением.
Хун’шва повел их глубже в пещеру. Тол’чак успел заметить вход в убежище своей семьи – опустелое и холодное. Лишь малая искра проскочила в его душе при виде оленьих рогов над низким проемом в скале, но он знал, что обозначают свисающие с них крысиные черепа, – жилище проклятого.
Даже укрытие рядом оставалось пустым. Никто не хотел навлечь на себя проклятие опасным соседством.
Тол’чак никого не собирался винить. Клятвоотступник принадлежал к их роду. Разве удивительно, что гибельная судьба преследовала их?
Стараясь не подходить близко, Хун’шва указал на вход:
– Останетесь здесь!
Кивнув, Тол’чак вышел вперед, снял оленьи рога, вызвав легкое постукивание крысиных черепов. Краем глаза он заметил, что ближайший к нему огр отступил. Не обращая на соплеменников внимания, он махнул товарищам, указывая на вход.
– Они отдали нам эти пещеры, – сказал он на всеобщем языке. – Можем располагаться лагерем.
– Мы принесем вам дрова для костра, – прорычал Хун’шва, в то время как другие огры расходились.
Как только они убрались, старый огр приблизился к каменной ограде.
Тол’чак ожидал, что отец Фен’швы заговорит с ним или бросит вызов, но вместо этого ладонь Хун’швы легла на верхний камень ограды. Тол’чак выпучил глаза: коснуться проклятого жилища – очень смелый поступок.
– Фен’шва ушел за край, – голос Хун’швы напоминал пересыпающийся гравий. – Ты освободил его дух. Отец чувствует это… – Тол’чак склонил голову. – И хотя я не могу простить, что ты отнял у меня сына и лишил радости мой семейный очаг, я благодарен тебе за то, что ты вернул мир в наш дом.
В голосе огра слышалось страдание. Эти слова дались ему нелегко. Как и те, что последовали за ними.
– Добро пожаловать домой, Тол’чак, сын Лен’чака, – проворчал Хун’шва и заковылял прочь, растворяясь во мраке.
Тол’чак смотрел ему вслед, чувствуя, как в душе растекается тепло.
– О чем это вы? – подошел Магнам.
– О том, что призракам нужен покой, – пробормотал огр и принялся помогать товарищам разбивать лагерь, чтобы вернуть жизнь пустому и холодному обиталищу.
У него не осталось кровных родственников, но семья была. Может быть, ему удастся снять проклятие и еще с кое-кого.
По пещере племени начали сновать огры, вернувшись к очагам и стряпне. Две женщины подошли и бросили через ограду охапку хвороста, страшась все-таки приблизиться.
Когда Тол’чак собирал рассыпавшиеся сучья, вставшие дыбом волоски и озноб во всем теле подали ему тревожный знак. Протяжный гул прокатился по пещере, эхом отражаясь от стен и куполообразного потолка, вызывая дрожь в костях. Даже костры, казалось, потускнели.
Огры замерли.
Мама Фреда находилась ближе всех к Тол’чаку. Тикал оставил груду костей, которую увлеченно исследовал, и вспрыгнул на плечо знахарки.
– Что это? – удивилась она. Звук все продолжался.
– Это зов, – прошептал Тол’чак.
От гула, казалось, задрожал камень под ногами. Будто кто-то ударил в гору чудовищным каменным молотом.
Мама Фреда погладила сжавшуюся в комок зверушку.
– Зов? Чей? Кого он зовет?
– Триада сзывает всех огров.
Джастон и капитан-элв’ин подошли к ним.
– Зачем это? – болотник нервно озирался. – Большинство и так уже здесь.
– Нет, – пояснил Тол’чак, – ты не понял. Это зов для всех огров. Для каждого клана и для каждого огра, молодого и старого, мужчины и женщины.
– И часто это случается? – поинтересовалась целительница.
– За всю мою жизнь зов звучал лишь однажды, когда я еще был малышом, – покачал головой Тол’чак. – Это произошло во время великой войны огров, когда клан бился с кланом. Триада созвала всеобщий сбор, чтобы начать переговоры о мире.
– А сейчас?
– Не знаю… – Тол’чак подумал о столкновении с ограми из клана Ку’укла. Неужели Триада уже прознала об этом?
Очень медленно гул стихал, пока не прекратился вовсе. Никто в пещере не сдвинулся с места. Только некоторые огры негромко бормотали что-то себе под нос.
– Смотрите! – воскликнул Магнам. – Кто-то идет.
Он ткнул пальцем в глубину большой пещеры.