Звезда ведьмы — страница 5 из 7

Зимний Эйри

Глава 19

Толчук сидел перед семейным очагом. Рассвет только наступал; остальные еще спали на полу, закутавшись в одеяла.

Он смотрел на язычки пламени, радуясь этим мгновениям тишины перед началом дня. Пещеру наполнял покой. Ни криков, ни вызовов, ни требований — это было его время.

Но все изменится, как только поднимется солнце. Он стал новым духовным вождем племен и отвечал за судьбу кланов. Это была такая же тяжелая ноша, как камень в его сумке на бедре. При этих мыслях его пальцы легли на мешочек из шкуры козы.

Сердце оставалось измененным: кровь гибельного стража Вирани превратила его в черный камень. Толчук боялся, что он принесет его к Призрачным Вратам в сердце горы, это искажение распространится на арку из камня сердца. Поэтому он не осмеливался открыть Врата и попросить совета у Сизакофы. Проходили дни, а последние слова Сизакофы продолжали звучать в его сердце: «Духовные Врата необходимо защитить… Ты должен стать их хранителем».

Но что он мог сделать? Он объединил кланы, уничтожил угрозу Куукла. Но в племенах по-прежнему не было покоя. Огры не славились ни уживчивостью, ни легким нравом. Каждый день среди собранных вместе огров случались стычки.

Необходимо было дать им цель, и все ждали этого от него. Но что он мог сделать? Куда они могли пойти?

Топот бегущих ног привлек его внимание к Могвиду. Изменяющий форму бежал через пещеру к очагу. Он осваивался с ночной жизнью, с каждым вечером все больше набираясь храбрости и уходя все дальше от тепла очага.

По его бледному лицу было видно, что что-то напугало или возбудило его.

— Корабль! — выпалил он, задыхаясь.

Толчук нахмурился и встал.

Могвид махнул рукой в сторону ярко освещенного входа в пещеру:

— Это эльфийский корабль! Пришел с юга!

Его крики разбудили остальных. Одеяла были отброшены. Магнам поднялся на ноги.

— Это корабль Джеррика? — спросил дварф, протирая один глаз. — Тот, что мы спрятали?

— Нет, этот больше! Кто-то пришел! Может, они хотят спасти нас!

Джастон сел, баюкая маленького болотного ребенка на руках. Ее крылья расправились, когда она проснулась.

— Должно быть, с Алоа Глен. Может быть, они получили послание, отправленное с вороном Кассой Дар.

Толчук надеялся, что это так. Через болотное дитя Касса Дар знала обо всем, что случилось здесь, и она послала ворона с этими сведениями на Алоа Глен. Но пока что они не получили ответа.

Магнам нахмурился.

— Сомневаюсь, что корабль мог прибыть сюда с острова так быстро. Прошло всего несколько дней.

— Но это же эльфийский корабль! — Могвид едва не танцевал. — Выходите посмотреть! Огры, что расположились лагерем снаружи, все перепуганы.

Толчук схватил плащ и сделал знак Могвиду идти вперед. Им лучше поторопиться. Летающий корабль может всю долину повергнуть в панику.

Могвид бросился к выходу, остальные за ним. Но когда он достиг выхода, его ноги подкосились, и он с воем свалился на каменный пол.

Толчук протянул когтистую лапу, чтобы помочь ему, но мужчина уже поднялся сам. Он выпрямился и взлохматил волосы, затем повернул озадаченное лицо к Толчуку:

— Что происходит?

Толчук вздохнул и кивнул Магнаму:

— Расскажи Фердайлу о корабле.

Он прошел мимо ошарашенного изменяющего форму и посмотрел на солнце, поднимающееся на востоке. Восход. Близнецы вновь поменялись местами.

За входом в пещеру долина пылала сотнями костров. Луговая трава была вытоптана множеством огров, собравшихся там, — словно камнепад обрушился со склонов Северного Клыка. Тревога уже распространилась по всей долине. Огры стояли и указывали на небо на юге. Женщины нервно скулили.

Толчук обвел взглядом долину. Ночь все еще сохраняла свои права на западе, но самые высокие утесы Клыка уже купались в солнечном свете. Осматривая небеса, он заметил корабль, идущий с юга. Все еще в темноте, его стальной киль пылал красноватым магическим огнем, а светильники на оснастке заливали светом колышущиеся паруса. Затем корабль обогнул утес и вошел в полосу света. Солнце вспыхнуло на мерцающей ткани парусов и мягко осветило темное дерево корпуса. Крики огров стали громче.

Среди толпы появился Хуншва и устремился к собравшимся у пещеры клана Токтала.

— Какой демон нападет на нас на этот раз? — спросил он по-огрски. Военный вождь кланов держал в руке дубину и постукивал по другой руке. Он был готов драться.

— Я думаю, это друзья, — ответил Толчук на всеобщем наречии. — Союзники.

Хуншва с сомнением взглянул на корабль, летящий к долине.

— Найди главу каждого клана, — сказал Толчук. — Нужно, чтобы все знали, что корабль нельзя атаковать.

Хуншва кивнул с ворчанием:

— Будет сделано.

Затем он кинулся вниз по склону, призывая главу каждого клана на сбор.

Джастон выступил вперед с болотным ребенком, цепляющимся за его колено. Девочка сосала большой палец и смотрела широко открытыми глазами в небо.

— Хорошенький, — пробормотала она, не вынимая пальца изо рта.

— Я пошлю болотное дитя на корабль, — сказал Джастон. — Касса Дар может дать им знать, где мы и что внизу.

Толчук кивнул, но прищурил один глаз, глядя на корабль. Когда эльфийское судно подлетело ближе, стало видно, что за ним следует огромная стая птиц, повторяя его путь, как если бы они поднялись из леса в долинах, лежащих ниже. С каждым мгновением их появлялось все больше и больше, они заполняли небеса.

— Что это за птицы? — спросил стоявший рядом Магнам, выражая вслух тревогу Толчука.

На этот вопрос ответил Фердайл, протиснувшись между ними и наткнувшись на Джастона. Он задрал голову, на его лице застыло выражение недоверия.

— Силура! — выдохнул он.

Толчук отозвал его в сторонку:

— Что ты говоришь?

Фердайл обвел рукой небо:

— Орлы и ястребы… это мой народ!

Толчук нахмурился, глядя на темную стаю, вырастающую позади большого корабля. «Армия изменяющих форму?» Либо это вторжение из Западных Пределов, либо силы, могущественнее, чем легионы огров, принесли сюда течения судьбы. Толчук жалел, что не рискнул открыть Призрачные Врата и поговорить с Сизакофой.

— Пошли дитя болот, — приказал он Джастону. — Давайте узнаем, кто пришел к нам с этой армией.

— Смотрите! — выкрикнул Магнам.

Все глаза повернулись к кораблю. На носу корабля внезапно появился огонь. Он пылал высоко в небе, вздымаясь над мачтами.

Огры хлынули прочь от тени корабля, впав в панику при виде этого зрелища. Было слышно, как Хуншва призывает их сохранять спокойствие.

В небе пламя приняло форму огромной розы, огненные лепестки были обращены к рассвету. Долину огласило еще больше криков.

Стоящие у входа в пещеру онемели с раскрытыми ртами. Все они узнали символ, пылающий в небесах.

— Это Елена! — наконец проговорил Толчук потрясенно.

— Откуда ей здесь взяться? — спросил Магнам.

Толчук посмотрел на корабль, на пламенную розу, на армию. Его сердце пронзил холодный страх. Он чувствовал, что многие пути пересеклись здесь сегодня, пути, предсказанные в пророчествах столь же древних, как сами эти горы. Но не было магии, способной предсказать путь, лежащий впереди. Они стояли на поворотной точке судьбы, вокруг была темнота, и единственный огонь вел их отсюда.

Толчук смотрел вверх на пылающую розу ведьминого огня и молился, чтобы Елена оказалась достаточно сильной, чтобы нести подобное бремя.

* * *

Эррил опустил бинокль. Елена стояла рядом с ним, ее правая рука была поднята к небесам. Он смотрел, как она быстро укротила свою магию и натянула перчатку из кожи теленка на свою рубиновую кисть, немного побледневшую после этого магического представления.

Он подошел к ней.

— Я заметил Толчука и Могвида у входа в пещеру, — сказал он.

— Так они по-прежнему здесь… хорошо, — ее глаза все еще светились песней дикой магии.

— Я также видел с ними Джастона.

Ее бровь изогнулась:

— Жителя болот? Ты уверен? — замешательство заставило померкнуть сияние магии в ее лице, и Эррил был рад этому. Черты ее лица вновь обрели теплоту.

— Трудно с кем-то спутать это покрытое шрамами лицо, — уверил он ее, беря за руку. Остальные стояли у палубных ограждений по обе стороны, но его не волновало, кто на них смотрит; он больше не скрывал своей любви к Елене. — Я видел, что Джастон опустился на колени возле какого-то странного ребенка. Сейчас он летит на крыльях к нам.

— Крылатый ребенок? — она смотрела в небеса, пока не заметила маленькую фигурку в полете. — Это может быть одно из созданий Кассы Дар?

Эррил пожал плечами.

— Похоже, нам есть что рассказать друг другу.

Они стояли рядом и смотрели на долину внизу, освещенную утренними кострами и покрытую множеством напоминающих скалы фигур огров.

— Будет приятно увидеть Толчука и остальных снова, — пробормотала Елена.

Эррил услышал нотку сожаления в ее голосе. Он поцеловал ее в макушку. Последние дни здесь, на «Фее Ветра», были полными мира и покоя: ни опасностей, ни чудовищ, ни темной магии — только солнце, ветер и небо. Но на земле внизу они ясно видели знаки войны: сожженные жилища, остовы домов на месте городов, своры странных чудовищ в лесах.

Эррил неожиданно начал понимать эльфов немного лучше. Наверху, в открытых небесах, мир казался проще и ярче.

— Мы должны всегда летать, — прошептал он ей на ухо.

Она обвила его руками:

— Не дразни меня.

Как же он хотел, чтобы все было так просто! Но он знал, что никакие слова не собьют Елену с выбранного пути. Поэтому он позволил ей помечтать о побеге.

— Крылатый ребенок приближается, — заметил он.

И почувствовал, как она вздохнула.

— Пришло время вернуться в мир, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь.

Эррил поднял ее лицо и вытер ее слезы, прежде чем кто-нибудь смог заметить их:

— Мы встретимся с ним вместе.

* * *

К середине дня Елена смертельно устала, пытаясь призвать к порядку военный совет. Напряжение между изменяющими форму и ограми оставалось сильным. И те, и другие долго жили, отгородившись от внешнего мира, и не доверяли ему. Как она могла выковать из них единую армию, если сомневалась, что у нее хватит сил даже на это собрание? Встреча отряда Елены и отряда Толчука чуть раньше была радостной и печальной одновременно.

Джеррик, Мама Фреда, и маленький Тикаль… все мертвы.

Глаза Елены опухли от непролитых слез. После того как она услышала историю перерождения Вирани и предательства, свершившегося здесь, чувство безнадежности охватило ее душу, и она видела пораженное лицо Эррила. Некогда он любил Вирани, а теперь она возродилась в этом мерзком облике в горах и забрала жизни его друзей. Неужели зло в этом мире никогда не умрет?

Елена протянула руку Эррилу. Он сжал ее пальцы. Все собрались. Пришло время начинать.

Она поднялась и обвела взглядом комнату, где факелы, горящие синим светом, отбрасывали тени на стены. Толчук назвал это место Пещерой Духов, священной пещерой племен огров. С одной стороны костра в центре собрались пять вождей кланов огров со своими военачальниками. Напротив них сидел старейшина силура со своими изменяющими форму. Среди них был и ее собственный отряд.

Все смотрели на нее.

Елена заговорила уверенно:

— Через три ночи, в полнолуние, миру грозит конец, — она оглядела множество разных лиц. — Всему миру. Не только лесам Западных Пределов, не только горам Клыка, не островам у побережья и не равнинам, что лежат дальше. Всему миру грозит конец.

Она дала собравшимся время осмыслить ее слова.

— Ты уверена, что это правда? — спросил Хуншва, военный вождь объединенных кланов.

Елена бросила взгляд на Арлекина Квэйла, затем вновь посмотрела на Хуншву.

— Мы получили вести из доверенных источников. А по пути сюда мы видели горящие села в предгорьях. Мы видели, как войска собираются на плато у вашего пика.

Толчук заговорил со своего каменного сидения:

— Даже Триада говорила о грядущей опасности.

Хуншва кивнул. Среди остальных огров послышалось рычание.

— Что нам делать? — спросил старейшина силура. Он был одет в белые одежды — единственный знак отличия. Он не стал надевать на эту встречу корону из листьев.

Елена жестом попросила Эррила встать.

Одетый в черные парадные одежды, он выглядел впечатляюще. Его черные волосы были завязаны сзади в строгую косу, а щеки все еще пылали от ножа, которым он сбрил щетину с лица.

По ее телу прошла дрожь, когда она посмотрела на него. На пути сюда им пришлось разделять пусть не тела, но, по крайней мере, постель. Под одеялами, скрытые от глаз окружающих и лишенные необходимости соблюдать приличия, они в тишине делили тепло прикосновений друг друга, изучая границы, которые ни один не был готов пересечь.

Эррил обратился к собравшимся вождям, вернув ее в настоящее.

— Великое зло принесено на это нагорье — статуя из отвратительного черного камня, изображающая Виверну. Это сердце той тьмы, что угрожает нашему миру. В следующие два дня мы пошлем разведчиков по воздуху и по земле. Мы должны узнать, где спрятана статуя, чтобы, когда солнце взойдет через два дня, мы привели к ней наши армии и уничтожили ее.

— Это остановит зло? — спросил Хуншва.

Елена вздохнула, когда Эррил взглянул на нее. Она помнила демоницу Вирани.

— Зло всегда выживает, — просто ответила она.

Среди собравшихся поднялось тревожное бормотание.

— Но сейчас наши усилия защитят мир, — закончила она. — Это все, что мы можем делать в жизни, — сражаться со злом там, где оно обнаружится.

— Где оно обнаружится? — переспросил старейшина силура. — Подножия холмов бескрайни. Поиск одной-единственной статуи займет сотни дней, не два.

— Мы знаем в общих чертах место, куда направляется статуя, — сказала Елена. — В Винтерфелл… место, где я выросла.

Потрясенная тишина встретила это откровение.

Но следующие слова удивили даже саму Елену.

— Я знаю точнее, где может находиться зло, — эти слова произнес странный ребенок, стоявший возле Джастона — один из големов болотной ведьмы, крылатая девочка совершенной красоты. Но говоривший голос казался древним и пришел из куда более отдаленного места, чем границы этой пещеры, — это была Касса Дар. — Когда я изучала тексты, чтобы послать Джастона с одного Клыка на другой, я натолкнулась на трактат, где говорилось о месте слияния стихийных энергий с обоих Клыков. Если Плотина и будет расположена где-то, то, по моим расчетам, это там.

— И где это? — спросила Елена.

— Если мои расчеты верны, это место под названием Зимний Эйри.

Елена выдохнула. Эррил рядом с ней напрягся. Это место имело долгую и кровавую историю. Там ее дядя Бол устроил свое жилище и встретил свою смерть. Во времена Эррила там находилась школа магов Чайрика, прежде чем ее разграбили и уничтожили войска Гульготы. И в пещерах под Эйри Елена и Эррил обнаружили статую из живого кристалла, изображающую мальчика, Денала, пронзенного в сердце мечом самого Эррила. Так много трагедий всплывало при одной только мысли… Могло ли это быть правдой? Мог ли полный круг замкнуться там, где начались все их странствия?

— Зимний Эйри…

— Это будет место, с которого мы начнем искать, — прошептал Эррил.

Ледяной страх пронзил Елену. Эйри был связан с ужасными воспоминаниями: темные коридоры, шипение гоблинов, бой с мульготра на открытом пространстве… Там она познала свою силу.

— И если статуя там, — мрачно проговорил один из вождей кланов, — кто поведет армии? — Огр подозрительно смотрел на старейшину силура и изменяющих форму.

Елена попыталась ответить на вопрос:

— Каждая армия будет иметь своего предводителя. Хуншва у огров. Старейшина у силура.

Это встретило одобрительное бормотание, но Эррил положил руку на ее плечо.

— Нет! — сказал он решительно.

Гневные лица повернулись к нему.

Елена приподняла бровь.

— Эррил?.. — она надеялась, что удастся все уладить без раздоров, но увидела суровое выражение его глаз и не сказала ни слова.

— Армия, разделенная надвое, едва ли одержит победу, — заявил Эррил. — Битва требует полного объединения сторон. Я участвовал во многих войнах против сил Темного Лорда. Аласия в первый раз проиграла из-за того, что наши земли раздроблены, а наши народы слишком заботятся о своих собственных землях. Я не допущу этого здесь, где решается судьба всего мира. Мы будем одной армией! И мы решим это прямо сейчас!

Глаза Елены расширились. Она давно не видела в нем подобного огня — словно он пробудился от долгого сна. Не в силах выполнять свою роль ее телохранителя, связанный своим бессмертием и вынужденный нести стяг ее оруженосца, в последнее время он становился все более мрачным и угнетенным. Но здесь он явно вновь обрел твердую почву под ногами, вновь обрел ту живость, как тогда, когда она впервые встретила его.

— Мы выберем вождя здесь! Сейчас!

Последовала напряженная пауза, и огр, стоявший у задней стены, расхрабрившийся, потому что его было не видно, спросил:

— Кто же это будет? Ты? Человек?

После этих слов разразились гневные выкрики. Эррил стоял, словно скала в штормовом море. Он ждал, пока буря успокоится.

— Нет, — сказал он. — Мое место возле Елены.

Она хотела возразить; он мог бы быть превосходным командиром. Но он отступил назад и бросил на нее взгляд. На его губах притаилась улыбка, и в первый раз она видела в его глазах не просто ответственность, но удовлетворение. Это было то место, где он хотел быть, а не то, где ему приходилось быть.

— Тогда кто? — воззвал все тот же голос у дальней стены.

Эррил пожал плечами:

— Вам решать.

Поднялись новые споры.

— Эррил, — прошептала Елена едва слышно, — разумно ли это? Нам не нужна война уже в этой пещере.

— Терпение, моя любовь. Они сделают верный выбор.

— Почему?

— Потому что они знают, что я прав. Они выберут, но, как и всем вождям, им нужно побушевать немного.

— Ты уверен?

Он сжал ее руку.

— Это много раз проверено на тебе.

Она взглянула на него, не зная, должна ли она быть потрясена или позабавлена.

Прежде чем она смогла это решить, сквозь яростные споры прорвался голос.

— Выбор ясен! — вперед вышел Хуншва. Он взмахнул своей мускулистой рукой и указал на Толчука:

— Я говорю: Толчук!

За его восклицанием последовала тишина, но на лицах появилось сомнение, даже среди огров. Толчук выглядел самым потрясенным из всех.

— Он уже наш духовный лидер, — сказал Хуншва главам своих кланов. — Но он также показал храбрость в битве с Вирани. Он спас наши семьи!

Среди огров прошел шепоток согласия.

Хуншва повернулся к силура.

— В его жилах течет кровь и вашего народа. Если армии огров и изменяющих форму объединятся, лучшего вождя не найти!

Елена открыла было рот, чтобы выразить согласие, но Эррил сжал ее руку:

— Не сейчас, — прошептал он.

Старейшина силура посовещался со своими людьми, затем повернулся к Хуншве:

— Мы не знаем этого огра. Мы не можем довериться…

— Довериться? — вперед вышел Фердайл, по-прежнему в теле Могвида. Он стоял рядом с Торн, дочерью старейшины. Из-за всей этой спешки и напряженности из-за сбора двух армий у них было мало времени, чтобы провести его вместе, и по их несколько разгневанным лицам было ясно, что между ними оставалось много недоговоренного. — Если вопрос в том, достоин ли он доверия, — продолжил Фердайл, подходя к Толчуку, — тогда уж усомнись и во мне. Я знаю этого парня. Во всех землях ты не найдешь никого более стойкого в преданности. Преданности не только кланам огров или своим друзьям из числа силура, а всем, кто чист сердцем и кого беспокоит судьба всех народов.

Старейшина силура остался бесстрастным.

Заговорила Торн:

— Отец, Корень послал нас к близнецам. Возможно, нам стоит прислушаться к Фердайлу.

Старейшина тяжело вздохнул:

— Да будет так.

Только один остался ни в чем не убежденным. Толчук поднялся:

— Я не военный вождь.

Эррил отошел от Елены и положил руку на его плечо.

— Это то, что делает тебя лучшим вождем. Ты будешь принимать советы от обеих сторон без предубеждений. Это самое важное — окружить себя мудрыми советниками и прислушиваться к их словам.

Толчук посмотрел на стендайца так, словно тот был безумен, но не произнес ни слова. Даже он понимал, что необходим вождь, который объединит две армии.

Магнам закатил глаза.

— Сначала духовный лидер, теперь глава объединенных армий. Что дальше — трон Безымянного? — его слова сопровождала широкая ухмылка.

Елена смотрела на Эррила, который хлопнул Толчука по плечу в последний раз и повернулся к ней.

— Ты знал, что они выберут Толчука, — сказала она, когда он подошел к ней.

Он пожал плечами:

— Я всегда знал, что он достоин доверия.

Позади Эррила Толчука окружили остальные вожди. Елена чувствовала себя виноватой перед своим другом.

— С ним все будет в порядке?

— Он справится. Как и мы все.

Джастон подошел к ним вместе с дитя болот:

— Я думаю, Толчук будет занят некоторое время.

— Несомненно, — согласился Эррил.

Джастон подошел ближе.

— Тогда лучше будет, если я скажу тебе это. Толчук хотел подождать окончания совета и поговорить с вами наедине, но мы не можем больше ждать.

— Поговорить с нами о чем? — спросила Елена.

Джастон отвел их с Эррилом на несколько шагов в сторону и тихо сказал:

— О Сизакофе.

Эррил вздрогнул от неожиданности:

— Что?

Его рука упала на рукоять меча с вырезанной на нем розой, меча самой Сизакофы.

Смысл следующих слов Джастона был неясен, но они заставили Елену задрожать:

— Ведьма ждет тебя внизу.

* * *

Джоах нежился на полуденном летнем солнышке, морщась из-за запаха лагеря огров в долине внизу. Тепло приятно согревало его ноющие кости. После дней холода во время путешествия на борту «Феи Ветра» он уже не думал, что его тело когда-нибудь согреется.

Он сидел недалеко от пещеры и слышал разговор за своей спиной.

— Совет должен разойтись, — сказал Грешюм. Темный маг сидел в нескольких шагах от него, тоже греясь на солнце. Его кожа стала бронзовой от ветра и солнца за время полета на эльфийском корабле. Его волосы сияли медью. Он весь словно светился украденной молодостью. Позади него стояли двое изменяющих форму с копьями и луками, приглядывая за ним. Грешюм не обращал на них внимания.

— Почему ты не пошел?

Джоах слышал шелковую гладкость в его голосе, лукавую и полную искусственности, но все равно ответил:

— Это был военный совет. Посмотри на это тело. Ты думаешь, я поведу их в атаку в предгорьях?

Грешюм пожал плечами:

— Ваятель снов с твоими способностями не бесполезен. Ты практиковался в магии, которой я учил тебя?

Вздохнув, Джоах коснулся посоха из серого окаменевшего дерева. Несмотря на опасения, он попробовал заклинания, предложенные ему темным магом. Они и в самом деле увеличили его возможности ваятеля снов. Одно из заклинаний усилило его связь с посохом, сплетя кровь и камень более тесно.

— Покажи мне, — сказал Грешюм. — Покажи мне, чему ты научился.

Джоах бросил взгляд на пару изменяющих форму, но их внимание не было приковано к их подопечному. После того как его магия была ограничена чарами Чо, Грешюм не представлял собой большой опасности.

Радуясь возможности продемонстрировать свои навыки, Джоах снял перчатку и взял посох. Когда плоть коснулась каменного дерева, он почувствовал знакомое покалывание в сердце. Он увидел, как алые нити хлынули в дерево — его кровь питала посох. Несколько мгновений — и серое дерево стало белым. Возбуждение дрожью пробежало по его телу, в кончиках пальцев появилось ощущение силы. Он почти видел поверхность магии снов, запертой в посохе. Он указал концом посоха в землю, и его губы задвигались в тихом заклинании. С конца посоха на утоптанную грязь у его ног упали капли крови, его собственной крови, бегущей сквозь камень, — один из магических трюков, которым Грешюм научил его.

Следуя за каплями крови, Джоах отправил свой дух в туманные земли между реальностью и сном. В грязи расцвела роза, явившись из мечты в реальность. Но она не была создана из песка. Ее листья были по-летнему зелеными, лепестки алыми, как кровь в его сердце, а шипы столь же материальны, как и посох, что он держал в руке.

Темный маг сжал губы:

— Неплохо. Ты учишься.

— Она совершенна, — проговорил Джоах, дрожа от ощущения тока крови между его плотью и посохом и от того, что ему внезапно снова стало холодно. Солнце, казалось, утратило тепло.

Грешюм наклонился ближе, рассматривая розу, затем откинулся назад.

— Но в ней нет жизни. Она может быть и нарисованной.

Джоах нахмурился:

— И?

— Мы оба знаем, почему ты практикуешься так усердно, Джоах, почему ты сидишь со мной, выбирая частицы тайной магии из моих знаний. — Грешюм взмахнул рукой над изваянной розой, словно не желая ее больше видеть. — Если ты хочешь вернуть Кеслу, таким способом тебе это не удастся.

Джоах сглотнул, едва дыша.

— Тогда как? Как я могу создать жизнь из ничего?

Грешюм покачал головой:

— Ты берешь и берешь у меня, мой повзрослевший мальчик, но ты ничего не даешь. — Его голос понизился до шипящего шепота. — Ты всего в одном шаге от того, чтобы преодолеть последнюю границу между истинной жизнью и подобием ее.

Джоах не был дураком. Он знал, что темный маг передавал ему эти крохи магии в надежде заработать в конце концов свободу. Но было лишь одно заклинание, которое он хотел знать, последнее: как вдохнуть жизнь в свои создания. Однако каждый раз, когда он заговаривал об этом с Грешюмом, он наталкивался на ту же стену упрямства и сопротивления.

— Позволь мне показать тебе, — сказал темный маг с раздраженным вздохом. Он потянулся пальцем к розе.

Джоах предупреждающе вскрикнул, поднимая посох, чтобы не дать магу приблизиться.

Грешюм замер, его рука остановилась в воздухе.

— Не бойся. Ты знаешь, у меня нет магии. Я даже не могу похитить магию у тебя или твоего посоха. Эти проклятые чары и книга делают меня беспомощным.

Джоах опустил посох.

— Тогда покажи мне, что хотел, и покончим с этим.

Грешюм коснулся одного лепестка, затем выпрямился, потирая палец.

Джоах нахмурился. Казалось, с розой не произошло никаких изменений.

— И?

Темный маг указал рукой на растение:

— Приглядись.

Джоах наклонился, вытянул шею. Его позвоночник тут же выразил протест в виде боли.

— Я не… — и тут он увидел: уголки листьев изогнулись и стали коричневыми — начало увядания, которого не было мгновение назад. Но у Грешюма не было магии, чтобы исказить его изваянную розу.

— Теперь она живет, — сказал Грешюм, словно читая его мысли. — Она увядает со временем, как все живое. В жизни нет совершенства. Вместе с жизнью приходит и несовершенство.

— Невозможно…

Грешюм опустился на колени и, прежде чем Джоах успел вскрикнуть, вырвал розу из грязи и бросил ее Джоаху.

Это заметили стражи — изменяющие форму. На мага были тут же направлены копья, и его заставили сесть на место.

— Смотри! — зло проговорил Грешюм. — Ты не веришь своим собственным глазам?

Джоах знаком приказал стражам держаться позади, затем натянул перчатку, разрывая кровную связь со своим оружием. Окаменевшее дерево вновь стало серым. Он поднял грязную розу со своих колен; ее аромат коснулся его. Он стряхнул частицы земли со стебля. Корни! У розы были корни!

Его руки начали дрожать. Он не ваял корни. Зачем подобному созданию понадобились корни, если он сам был источником его роста? Он остолбенело смотрел на Грешюма:

— Как?

Темный маг сложил руки.

— Ты берешь и берешь.

Джоах осторожно держал розу. У Грешюма не было магии — как он мог сделать это? Джоах баюкал цветок, словно это была сама Кесла. Жизнь… Он вдохнул в нее жизнь… Он смотрел на темного мага и не мог скрыть страдания и надежды на своем лице.

— Я могу научить тебя, — сказал Грешюм. — И я могу подарить тебе половину твоей молодости. Я сохраню половину. Поровну и честно.

— Меня не волнуют мои украденные зимы, — выдохнул Джоах. — Только заклинание.

Грешюм поднял голову.

— Мой мальчик, если ты хочешь вернуть Кеслу, тебе понадобится и то, и другое.

Джоах нахмурился.

— Жизнь забирает жизнь, Джоах. Она не рождается из ничего.

— Что ты имеешь в виду?

Грешюм кивнул на розу.

— Этот цветок стоил мне тридцать четыре дня моей жизни. И, если ты захочешь вернуть Кеслу, потребуются не дни… Это заберет порядочный кусок твоей собственной жизни, — Грешюм окинул взглядом Джоаха сверху донизу. — Жизни, которую ты не можешь позволить себе отдать в своем нынешнем состоянии.

Джоах обнаружил, что не может дышать, как будто воздуха внезапно стало слишком мало.

— И сколько будет мне стоить такое знание?

— Нисколько, мой мальчик. Все, о чем я прошу, — моя свобода, и я уйду. Я даже не попрошу тебя уничтожить драгоценную книгу твоей сестры.

Джоах не смог скрыть удивления.

— Это сложная сделка, Джоах. Я понимаю, что ты не можешь или не хочешь предать свою сестру. Пусть будет так. Все, чего я хочу, — это свобода.

— Как я могу доверять тебе?

Грешюм пожал плечами.

— Связанный этой книгой, я лишен магии, по крайней мере, пока я не ушел достаточно далеко от нее… по меньшей мере, пять лиг, я думаю. Так что, если ты меня отпустишь, а я не выполню свою часть сделки, ничто не помешает тебе схватить меня снова. Я не могу быть честнее.

— Но война?.. Твои знания?..

Темный маг закатил глаза:

— Ты знаешь эти нагорья лучше, чем я. Я уже рассказал тебе все, что я знаю.

Джоах искал подвох.

— Ради твоей свободы ты откроешь мне секрет жизни и вернешь половину моих лет?

Грешюм кивнул.

Джоах не мог решиться заключить этот договор. Он стоял, по-прежнему держа в руках розу.

— Мне нужно подумать.

— Не раздумывай слишком долго, мой мальчик. Как только начнется финальная часть войны, я думаю, стальной стендаец решит, что я скорее опасен, чем полезен. Если ты будешь ждать слишком долго, то можешь обнаружить, что и твоя молодость, и мои тайны найдут свой конец под его острым мечом.

Джоах знал, что он прав. Если заключать сделку с Грешюмом, то на следующий день.

Он положил розу в карман плаща.

— Я дам тебе ответ к наступлению ночи.

* * *

Грешюм смотрел, как мальчик уходит. Он видел, с какой осторожностью мальчик обращался с розой. Все надежды Джоаха, связанные с его любовью, были заключены в этом цветке.

«Ты уже дал мне свой ответ, Джоах».

Он облокотился на стену обрыва. Полуденное солнце согревало его лицо; Грешюм закрыл глаза. Он искал мысленно Рукха, но если тот вместе с его костяным посохом и был где-то здесь, то все же слишком далеко, чтобы почувствовать это.

«Тебе бы лучше быть поблизости, мой верный друг. Если мой план увенчается успехом, мне понадобится посох».

Он вздохнул. Он выполнит свою часть сделки с Джоахом — отдаст ему назад половину его молодости и научит его привносить жизнь в свое искусство. Однако он не уйдет. Свобода свободой, но ему понадобится еще один предмет.

Тень Осоки.

Во всем мире нет более могущественного артефакта. Даже сам Темный Лорд не сможет противостоять магии этого меча. Сизакофа мудро избрала ограничивающее энергию звено Западных Пределов, чтобы спрятать его. Иначе Черное Сердце учуял бы меч с другого края света и начал охотиться за ним.

Но теперь он был досягаем! И Грешюм не уйдет без меча.

Маг грелся на солнце, уверенный, что это последний день его плена. Он вновь вспомнил Джоаха, кладущего в карман свою драгоценную розу.

«Ты снова мой, мальчик, и в этот раз ты, танцуя, пойдешь навстречу своей судьбе. Хотел ты или нет, я научил тебя самой могущественной черной магии из всех: искаженной силе любви».

* * *

Эррил стоял перед Толчуком, не в силах поверить в то, что он видит. «Невозможно», — думал он. Огр держал Сердце своего народа — тут не могло быть ошибок. Форма, размер… Однако оно изменилось, стало черным, пронзенным прожилками серебра.

— Это черный камень! — выдохнула Елена.

Толчук стоял спиной к проходу, согнувшись над камнем. Почти все члены военного совета покинули Пещеру Духов. Даже Хуншва и старейшина силура ушли, чтобы обсудить предстоящую разведку в нагорьях вокруг Зимнего Эйри. Джастон ушел с ними, предложив использовать крылатого ребенка, чтобы помочь при наблюдении. Единственными, кто остался, были члены их объединенного отряда: Нилан, Мерик, Арлекин Квэйл, Фердайл, Торн и дварф Магнам. Они собрались вокруг огра.

Толчук продолжал говорить тихо:

— Кровь Вирани изменила камень. Я не рискнул открыть Призрачные Врата. Яд в камне может распространиться.

Толчук уже рассказал о кольце из камня сердца в центре Северного Клыка и о духе, что связан с ним — Сизакофе.

— Лишь горстка людей знает об изменении Сердца, — закончил Толчук.

Елена вышла вперед и внимательно осмотрела камень, не прикасаясь к нему.

— Если он изменился однажды, должен быть способ изменить его еще раз.

Нилан поддержала ее:

— Его изменила кровь гибельного стража. Может быть, здесь и кроется подсказка.

Мерик кивнул:

— Отравленная кровь стихии изменила камень…

Нилан выпрямилась:

— Тогда, может быть, чистая кровь стихии сможет очистить его!

Глаза Эррила сузились. Может ли ответ быть столь простым?

— Я попробую, — сказал Мерик.

— Я не уверена, что стоит делать это, — предупредила Елена. — Гибельные стражи созданы черным камнем. Его прикосновение может повредить тебе. Вспомни Врата Плотины из черного камня, которые могли вытянуть душу из твоего тела.

— Но этот камень намного меньше, — сказал Мерик, приходя в возбуждение. — Кроме того, мне не придется его трогать. Я лишь брызну на него кровью.

— Стоит попробовать, — тихо добавила Нилан.

Эррил повернулся к Елене:

— Что ты думаешь?

Елена вздохнула:

— Это главная загадка. Черный камень и камень сердца. Если мы сможем найти ответ, это может помочь нам в грядущей войне. И по-прежнему остаются еще одни Врата Плотины, которые нужно уничтожить, чтобы освободить Чи, — она повернулась к Мерику: — Возможно, стоит рискнуть.

Эльфийский принц кивнул и снял кинжал с пояса.

Толчук осторожно положил камень сердца на пол пещеры и отступил назад.

Кусая губы, Мерик встал перед Сердцем. Он поднял глаза на Елену, она кивнула. Затем он посмотрел на Нилан. Нимфаи стояла, прижав сжатые в кулаки руки к груди.

Мерик взял лезвие кинжала и сжал руку. Единственным признаком того, что он почувствовал боль, было то, что его глаза слегка сузились. Кровь потекла из сжатого кулака. Он поднял руку над Сердцем и омыл черный камень своей кровью.

Капли ударились о кристалл и просто исчезли, впитавшись в камень.

Мерик нахмурился и сильнее сжал кулак.

— Может быть, нужно больше крови, — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

Все ждали. Кровь лилась на камень, пока капли не начали падать на каменный пол. Но черный камень оставался черным, как и прежде. Лишь серебряные прожилки камня, казалось, стали сиять ярче, как если бы эта мерзость подпитывалась кровью Мерика.

— Хватит! — сказала Елена. — Это явно не действует.

Мерик не стал спорить; истинность ее слов была очевидной.

Нилан подошла к нему с полоской льняной ткани, оторванной от собственной рубашки, и помогла забинтовать руку.

Арлекин Квэйл покачал головой:

— Еще кровавые идеи?

Магнам заворчал. Дварф стоял со скрещенными на груди руками все это время. Он переводил взгляд с Толчука на камень.

— Может быть, мы неправильно подходим к делу. Мы мыслим недостаточно широко.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Мерик; в его голосе слышалась горечь из-за того, что он потерпел поражение.

Магнам опустил руки и начал расхаживать по комнате.

— Я не уверен. Но я думаю, что ты был на верном пути. Черный камень — это камень сердца, отравленный кровью гибельного стража. Но что такое гибельный страж?

— Искаженная стихия, — резко ответил Эррил. — Что ты хочешь сказать?

— Дай я скажу это. Черный камень относится к камню сердца так же, как гибельный страж — к стихии. — Магнам продолжал расхаживать по комнате. — Так что такое стихия?

— Существо, одаренное частицей магии Земли, — ответила Нилан, выпрямившись рядом с Мериком.

— И что такое камень сердца? — продолжал Магнам. — Старый Безумный Мимбли говорил, что это кровь самой Земли.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — сказал Эррил.

Ответил Мерик:

— Стихии владеют даром магии Земли. Камень сердца — это кровь Земли. Изменение стихии — это не изменение его крови; это изменение магии Земли в нем!

— И?

— Это не моя кровь нужна, чтобы очистить камень! Это кровь Земли!

— То есть камень сердца! — крикнула Елена. Ее глаза были широко открыты. — Ты говоришь, что камень сердца может исцелить черный камень?

Дварф пожал плечами:

— Если верить Безумному Мимбли, камень сердца способен побеждать тьму. Мы, дварфы, думали, что он бредит, но, может быть, на самом деле он говорил простейшую истину. — Магнам повернулся к Толчуку. — И мы видели, как Лорд Валун подтвердил эту самую истину — когда он освободил вас от Врат Плотины Мантикоры при помощи осколка скалы у наших ног.

— И Врата Плотины обратились в камень сердца! — сказала Елена.

— Но если это магия Сердца освободила вас тогда, — сказал Толчук, — почему здесь не так?

Магнам покачал головой:

— Это то, о чем мы все думаем. Но теперь я задаюсь другим вопросом. В Гульготе Сердце было пусто, в нем не было душ твоего народа. Разве ты сам не объявил, что камень мертв, что он лишь простой кристалл? В Сердце нет никакой дополнительной магии. Это просто камень сердца, кровь самой Земли… но очевидно, что этой магии достаточно.

Последовала потрясенная тишина. Если Магнам был прав, ответ лежал перед ними.

— Может ли это быть правдой? — спросила Елена едва слышно.

— Я помню кое-что еще, — пробормотал Толчук, поднимая Сердце с пола. — В подземельях Шадоубрука гибельный страж Торврен страшился Сердца. Он бежал от него. Я думал, его пугает магия в камне, но, может быть, он боялся самого камня.

В тишине, что последовала за его словами, заговорил Эррил:

— Все мы знаем, как это выяснить.

Остальные ответили взгляды от Сердца и посмотрели на него.

— Мы проверим это, — сказал Эррил. — Мы увидим, сможет ли камень сердца очистить Сердце.

Толчук взглянул на проход:

— Если расчет не оправдается, то мы рискуем потерять Врата.

— Я говорю, мы должны попробовать, — твердо сказал Эррил. — Если окажется, что это так, то у нас будут действенные средства, чтобы помешать планам Черного Сердца.

Елена подошла к Толчуку. Она коснулась его локтя:

— Я согласна. И я думаю, ты чувствуешь истину в словах Магнама.

После момента колебания Толчук кивнул, затем повернулся, чтобы указывать путь.

— Я отведу вас к Вратам, но я молюсь, чтобы мы были правы.

Елена встретила взгляд Эррила. В ее глазах он прочитал беспокойство. Это был явный риск.

Мерик и Нилан шли следом за Толчуком, дальше — остальные. Эррил шел рядом с Еленой. Когда она приблизились к проходу, ее рука нашла его руку. Пальцы Елены дрожали.

— Ты в порядке? — спросил Эррил.

— Может ли это быть тот ответ, который мы все так ждем? — пробормотала она. — Если камень сердца может очистить черный камень, может ли он так же исцелить гибельных стражей — Вирани, и Крала, и многих других? Если бы мы только знали…

Он сжал ее пальцы:

— Нет сомнений, что рок смотрит тебе в спину и задается вопросом, почему ты избираешь те или иные пути. У каждого есть лишь одна дорога, по которой нужно идти, и она лежит прямо перед ним.

Арлекин, шедший в нескольких шагах впереди, оглянулся. Он, должно быть, слышал их слова.

— Так это наш единственный путь? Отлично. Я слышал, как Толчук назвал этот коридор.

— Как? — спросила Елена.

Арлекин кивнул на коридор впереди:

— Тропа мертвых.

— Ох… — Елена едва не споткнулась.

Эррил прижал ее к себе теснее.

— Это просто название, не предзнаменование.

Однако, как и она, он знал, что лежит в конце этого прохода. Они могут либо исказить Врата, либо открыть — но кто знает, что будет хуже?

И Елена, и Эррил слышали прежде историю Толчука. Они знали, что ждет их по ту сторону кольца из камня сердца, в центре мира. Но никому из них не хотелось произносить это имя вслух.

Сизакофа.

Глава 20

Сидя в своей темной клетке, Могвид смотрел глазами Фердайла. Весь долгий день он смотрел и слушал…

И теперь она направлялись к Призрачным Вратам!

Теперь он смотрел на путь, которым они шли. Он много дней пытался убедить Толчука показать ему арку из камня сердца, но огр отказывался, боясь, что осколок черного камня окажется рядом с Вратами. И теперь наконец-то они идут туда, но он заперт в голове Фердайла, неспособный действовать.

Он проклял удачу, отвернувшуюся от него.

Совсем рядом был ключ от его темницы! Он вспомнил слова Темного Лорда, эхом доносившиеся из чаши черного камня: «Ты должен уничтожить Призрачные Врата… Они должны быть уничтожены кровью моего последнего потомка!». Могвид посмотрел на Мерика и Нилан. Толчук шагал широкими шагами, освещая путь факелом, поднятым над головой.

Кровь Толчука могла освободить Могвида. Все, что нужно было сделать, — это убить огра возле Врат, тогда Темный Лорд снимет с него проклятье. Конечно, была и другая цена, которую нужно будет заплатить за свободу.

«Мы выжжем волка из твоего сердца…»

Такова была последняя цена — жизнь Фердайла. По словам Темного Лорда, лишь один мог выжить после снятия проклятья. Одно тело — одна душа.

Но готов ли он сделать и этот шаг тоже? Вопрос давил его своей тяжестью все последние дни. Неожиданно он почувствовал, что не так уж и тяготится своим нынешним заключением. Запертый в черепе Фердайла, он был лишен выбора. Сейчас он был просто шпионом и мог продумать свои действия позже, когда в его душе не будет таких противоречий.

Удовлетворенный таким решением, Могвид переключил внимание на мир вокруг Фердайла — хотя большую часть времени его брат проводил, бросая взгляды в сторону своей спутницы со снежно-белыми косами.

Торн, дочь старейшины силура, двигалась по проходу с непринужденной грацией. Могвид ощущал волчье желание своего брата, то, как слегка расширялись его ноздри, когда он вдыхал ее запах, и то, как билось его сердце и пульсировала кровь.

Торн, сама волк в душе, почувствовала внимание Фердайла. Она замедлила шаг, чтобы он мог догнать ее. В глазах Торн пылало невысказанное. Затем слова наполнили его голову, достигнув обоих разумов: «Я должна поговорить с тобой… Я должна сказать тебе кое-что…»

Могвид потерялся в ее чувствах: страх, гнев, стыд, сердечная боль, желание, отвечавшее желанию самого Фердайла.

— О чем? — спросил Фердайл вслух; его слова прозвучали отрывисто. Гнев брата ослепил Могвида не меньше, чем чувства Торн.

Могвид улыбнулся, глядя на двух бывших влюбленных, неспособных высказать то, что у них на сердце. Он наслаждался их страданиями. Фердайл продолжал терзаться все время их изгнания из Западных Пределов по решению отца Торн. Тогда Фердайл умолял ее пойти с ним, но она отказалась, отвернувшись от него.

Торн уловила гнев Фердайла, и он явно разжег ее собственный. В темноте ее глаза запылали ярче. Она продолжила говорить мысленно: «Что-то, что я должна была сказать прежде. Ты должен знать».

Фердайл не ответил. Гнев не давал ему говорить, а сердечная боль удерживала от того, чтобы поделиться своими сокровенными мыслями.

Торн продолжила: «Была причина, по которой я не ушла с тобой из леса». Она неожиданно отвела глаза и заговорила вслух:

— Я хотела… Я действительно хотела… но ты не оставил мне выбора.

— Я? — восклицание Фердайла привлекло внимание Мерика. Эльф оглянулся. Фердайл понизил голос:

— Я умолял тебя на коленях. Я бы сделал все что угодно, лишь бы ты была со мной. Как я мог не оставить тебе выбора?

Ярость вспыхнула в глазах Торн… и гордость.

— Ты оставил меня с ребенком.

Могвид вздрогнул от удивления; трудно сказать, была ли это его реакция или Фердайла, они оба споткнулись и схватились за стену. Фердайл выпрямился. Он взглянул Торн в глаза. «Ребенок?» — мысленно переспросил он.

Она кивнула, не отводя взгляда. Возник образ: необузданный малыш бежит сквозь деревья, его голова покрыта короной из перьев, а пушистый хвост флагом развевается за ним.

Торн заговорила вслух:

— Я назвала его Финч, зяблик. Он остался в лесу с другими детьми и немощными.

— У меня есть сын…

Фердайл был потрясен не меньше, чем Могвид.

«Сын… от союза в ту ночь, когда они были прокляты!»

Но удивление Фердайла прошло, сменившись вспышкой гнева:

— Почему ты не сказала мне?

— Я не знала… до тех пор, пока мой отец не вынес вам приговор, — она отвернулась от боли на лице Фердайла. — Затем стало слишком поздно. Вам пришлось покинуть лес. Я знала, что, если бы я рассказала тебе о ребенке, ты бы отказался уходить. Я не могла уйти с тобой… с растущим животом и ребенком, о котором вскоре пришлось бы заботиться, — она вновь посмотрела на Фердайла. В ее глазах светилось чувство стыда.

Фердайл наконец осознал ее боль.

— И ты была напугана, — пробормотал он. — Боялась за себя и своего ребенка.

— И за тебя, — добавила она шепотом. — Я знала, что ты не мог остаться, иначе ты бы превратился в волка, в дикого зверя, не помнящего о том, кто ты. Но как же это было больно — видеть, как ты уходишь, не зная о своем ребенке в моем чреве… а я не могу и слова тебе сказать.

Фердайл подошел к ней. Могвид чувствовал, как их сердца ищут друг друга. Образы порхали между ними — слишком быстро для разума, но не для сердца: в этот момент они разделяли жизнь друг друга, радости и горести. Это был величайший дар силура: общаться столь близко через мысли, воспоминания, чувства.

Могвид парил поверх этих посланий. Он не мог проникнуть так глубоко в душу своего брата. Но он продолжал ощущать их мысли — едва видный отблеск яркого пламени.

Хотя Могвид и прежде завидовал брату, но никогда это чувство не было настолько сильным, как сейчас. Он ушел от них, но не для того, чтобы дать им побыть наедине, а гонимый стыдом и безымянной болью, разъедавшей его. Он отвернулся от огня их страсти в поисках холодной тьмы забвения.

И как только стены его темницы сомкнулись вокруг него, Могвид разжег огонь внутри себя. Он знал, что есть только один верный способ спастись из этой тюрьмы. Неважно, что цена была кровавой…

«Я должен освободиться».

* * *

Елена чувствовала, что коридор заканчивается.

Каждый шаг уводил их глубже под землю, на ее уши и грудь давило, дышать становилось все труднее. Она словно опять тонула в бездонном озере, где покоился Корень мира.

Эррил иногда говорил что-нибудь, но его слова звучали приглушенно. Она словно была внутри какого-то пузыря, отрезавшего ее от внешнего мира. Она чувствовала себя отделенной от всего и вся. Даже яркий огонь факела, который нес Толчук, стал более тусклым.

Остальные, казалось, не ощущали ничего подобного. Они продолжали разговаривать, как будто ничего не происходило.

Вскоре стены прохода начали мерцать тысячами святящихся червей.

— Мы близко, — сказал Толчук, оглянувшись.

Но Елена уже знала это. Давление усилилось до такой степени, что его было невозможно терпеть. Ее глаза болели, сердце колотилось в груди, но она продолжала идти.

— Ты в порядке? — спросил Эррил. Казалось, его голос прозвучал откуда-то издалека.

Елена кивнула:

— Это из-за магии здесь. Воздух тяжелый от нее.

— Ты выглядишь бледной.

— Я в порядке. — И она была в порядке. Она не ощущала никакого зла, просто давление чего-то большего, чем она сама. Но часть ее все равно страшилась огромности этого.

Эррил сжал ее пальцы, но даже это она едва чувствовала. Ничто не могло устоять перед магией здесь… даже любовь.

Толчук шагал дальше, и наконец коридор кончился — дальше была огромная пещера. Остальные вошли в нее следом за ним. Эррил и Елена — последними.

Все взгляды устремились к дальней стене. В гулкой пещере невероятно высоко возносилась ярко сверкающая арка.

— Призрачные Врата, — сказал Толчук то, что и так было понятно.

— С таким количеством камня сердца, — пробормотал Арлекин Квэйл, — мы могли бы просто откупиться от Темного Лорда.

Елена смотрела, ощущая благоговейный трепет. Если верить Толчуку, то, что они видели, — лишь часть целого. Арка была лишь половиной кольца из камня сердца.

Магнам подошел к Арлекину:

— Если бы у Темного Лорда было столько камня сердца, я боюсь подумать, какое зло он мог бы явить миру. Можешь представить арку такого размера, превращенную в черный камень? Да рядом с ней все четверо Врат Плотины показались бы стеклянными побрякушками шлюхи!

После слов дварфа на всех лицах появилось тревожное выражение, особенно у Толчука.

Огр смотрел на Призрачные Врата. Одна когтистая рука прикрывала сумку на его бедре, словно пытаясь спрятать ее от арки из камня сердца.

— Возможно, стоит еще подумать.

— Нет, — Елена подошла в Толчуку. — Я чувствую здесь магию: кусочек черного камня не представляет угрозы для этой мощи. Потребовалось бы что-то размером с Врата Плотины, чтобы бросить вызов здешней магии.

Она увидела, как сомнение промелькнуло в глазах Толчука. Она коснулась его руки, надеясь, что он поверит ей.

Он медленно кивнул. Тревожно нахмурившись, он сделал шаг к одной из опор арки, коснулся завязок сумки и потянул их, развязывая. Он смотрел на арку и потому был последним, кто увидел то, что он высвободил.

Чернильные потоки тьмы вырвались из открытой сумки, поднявшись высоко над плечом Толчука.

Елена выдохнула. Эррил схватил ее за плечо, оттаскивая назад.

— Мать Небесная! — воскликнул Магнам.

Видя их реакцию, Толчук обернулся. Он увидел черное облако, парившее под аркой.

— Триада! — воскликнул он. — Я думал, они ушли, когда камень стал черным!

Очевидно, это было не так.

Пока Елена смотрела, зазубренные прожилки серебра разбили клубящуюся тьму, словно молния. Но это не было обычным грозовым облаком — скорее туманом из черного камня. И смех, такой же черный, как и туман, из которого он раздавался, хлынул из колышущейся тьмы.

— Назад! — крикнул Эррил Толчуку и знаком велел остальным отступать к проходу.

Толчук стоял, сгорбившись, под облаком.

— Но Триада…

— Они изменились, как и Сердце! — крикнула Нилан, которую Мерик тащил назад вместе с остальными. — Как мои сестры, Мрачные духи!

Только Толчук не двигался.

— Но Врата! Я не могу бросить их!

Слова, полные мрачного веселья, донеслись из облака:

— Мы бы тебя и не отпустили.

Туман разделился на три обрывка тьмы. Два переместились к опорам арки, третий взмыл к вершине. Разделенные, они обрели смутные очертания огров.

— Нет! — крикнул Толчук, выпрямляясь. — Я не позволю вам причинить вред Вратам!

— Не мы намереваемся причинить им вред! — Слова, казалось, пришли сразу от трех теней. Иззубренные трещины молний вырвались из двух призраков у опор арки. Серебряные стрелы полетели к Толчуку и ударили в его руки.

Не в силах двигаться, он был поднят в воздух, и его потащило вперед. Толчук закричал и попытался бороться, но его руки были вывернуты под таким углом, что едва не выворачивались из суставов. За какой-то миг он оказался подвешенным в воздухе между двумя опорами под вершиной арки.

Эррил бросился вперед, выхватывая меч. Меч ведьмы сверкал, словно лед, его выкованный из стихийной стали клинок зазвенел, покидая ножны.

Елена стянула перчатки и взяла кинжал, висевший у ее пояса. Несколькими точными движениями она надрезала каждую ладонь и призвала свою магию. На обеих ее ладонях вспыхнуло пламя: ведьмин огонь и холодный огонь.

Она почувствовала, что Мерик и Нилан встали по обе стороны от нее. Остальные присоединились к ним. Никто из них не желал оставлять Толчука призракам.

Третья фигура швырнула в них серебряные стрелы с вершины арки, предупреждая их держаться подальше. Иззубренные копья ударяли с силой настоящей стали. Эррил увернулся от стрелы, откатившись в сторону. Там, где он только что стоял, от каменного пола отлетели кусочки камня. А на их группу были нацелены уже новые копья.

Они рассыпались по пещере. Удары эхом раздавались по пещере.

— Назад в проход! — крикнул Эррил, прячась за обломок скалы. — Я помогу Толчуку!

Елена заставила себя подняться с пола:

— Делайте, как он говорит.

Мерик встретил ее взгляд, в его глазах был вызов и гнев. Похожее выражение было и на других лицах. Даже Магнам, лишенный магии, покачал головой. Дварф получил удар в плечо, кровь стекала по его руке, но он все равно не хотел уходить.

— Поможем Толчуку! — убеждала Нилан. — Мы предложим ту помощь, что сможем!

Снова ударила молния. Елена выставила щит из холодного огня, останавливая эту энергию. Однако удар был такой сильный, что отбросил ее назад. Она попыталась сделать шаг, но новые удары посыпались на нее один за другим, заставляя отступать.

Боковым зрением она заметила Фердайла и Торн, перекинувшихся в двух волков — один темный, другой снежно-белый. Они зигзагами мчались по пещере мимо нее, и молнии преследовали их.

Отвлекшись на мгновение, Елена продолжила путь вперед. Она заметила Эррила за скалой, пойманного в ловушку в середине пещеры. Удары приходились по его укрытию, отбивая кусочки скалы и делая его убежище все меньше.

В дальнем конце пещеры неуловимый Мерик двигался со сверхъестественной скоростью — способность его народа; Нилан пряталась за скалой вместе с Магнамом и перевязывала его рану. И нигде не было видно Арлекина Квэйла. Мастер-шпион сбежал.

Елена сосредоточилась на том, что ждало впереди. Это была тупиковая ситуация: ни одна сторона не обладала достаточной силой, чтобы одержать победу. Елена боялась использовать всю мощь своей силы против призраков, парящих перед аркой из камня сердца. Хоть ее магия и не могла причинить вреда чистому духу, она могла ненароком нанести ущерб Призрачным Вратам. Если кольцо из камня сердца разобьется, будет разрушена надежда получить что-то из знаний Сизакофы. Это было слишком важно, чтобы решиться на прямую атаку.

Вокруг нее пещера оглашалась эхом ударов молний, из-за которого было трудно думать. Елена удерживала щит и медленно продвигалась вперед, пытаясь добраться до Эррила.

А что дальше? Как ты поразишь нематериального врага?

Торн неожиданно была подброшена в воздух. Она ударилась о камень и, вскочив, бросилась бежать на трех лапах, оставляя кровавые следы; ее белоснежный бок стал черным. Фердайл носился вокруг нее, отводя удары в сторону.

Тупиковая ситуация начала изменяться — и не в их пользу.

Елена продвигалась вперед, и тут взрыв встряхнул пещеру, на миг ослепив ее. Все три призрака ударили в скалу, за которой прятался Эррил. Каменная пыль поднялась в воздух. Когда она рассеялась, Елена увидела неподвижного Эррила, распростертого под нагромождением камней.

Она бросилась вперед. Гнев и страх сплавили магию в щит вокруг нее.

— Эррил!

Его ноги были погребены под камнями. Кровь сочилась из раны на голове и из уха, но ей ответил стон. Он был жив! Одна рука слепо схватилась за камень. Она видела, как он пытается нащупать Меч Розы, — он все еще пытался сражаться.

Его усилия разожгли огонь в ее крови. Она схватила Тень Осоки.

— Нет… — слабо пробормотал Эррил.

Но как только ее окровавленная рука сжала рукоять меча, ее тело пронзила судорога. Она успела вскочить на ноги, прежде чем поняла: магия подпитывала клинок и зажигала его чистым пламенем.

Молнии ударили в Елену с трех сторон. Но ее клинок сам собой встретил каждую из стрел, отражая их или вбирая их энергию и присоединяя к собственной. На этот раз Елена не была отброшена прочь. Она танцевала на полу пещеры, отражая многочисленные удары и делая ложные выпады, одна против трех.

Атаки на остальных прекратились. Теперь призракам требовалось все их внимание, чтобы удерживать ее одну.

И Елена продолжала танцевать. Ее ноги двигались с неведомым ей искусством, ее рука летала словно молния, вызванная неведомой магией. Какая-то часть ее сознания вспомнила: некогда она сражалась со своей тетушкой Мишель клинком, напоенным ее собственной волшебной кровью. Она вспомнила надежность стали, сплавленной с ее плотью. Но тот опыт мерк в сравнении с тем, что она ощущала сейчас.

Тень Осоки была выкована из стихийной стали и напоена кровью Сизакофы, предшественницы Елены. Елена соединила с собой не только сталь, но и искусство древней ведьмы.

Молния мелькала вокруг нее в слепящем танце. Отбитые ее мечом, стрелы ударяли в стены и потолок. С потолка сыпался камень. Остальные отступили к стенам. Даже они понимали, что бой сейчас ведется между ней и тремя духами.

На губах Елены появилась улыбка.

Из-за ее спины, совсем рядом, послышались слова:

— Елена… — это был Эррил, едва стоявший на ногах. — Меч… Оружие крови… — его голос стал сильнее: — Это только сталь. Ты должна управлять ею.

Она отмахнулась от его предупреждений. Ее мастерство было совершенным. Едва заметным движением запястья она отбила стрелу, отправив ее обратно к пустившему ее. Смертоносная сила расщепила гранитную стену под аркой, взорвав камень. Разве это не доказательство ее мастерства? Губы растянулись в улыбке, обнажив зубы. Магия пела в ее крови, сталь — в ее ушах. Она отбила еще одну стрелу, снова отправив ее в стену. С каждым вдохом ее искусство росло.

Крик боли донесся спереди — галька, брошенная в штормовое море.

— Елена! — это опять был Эррил. — Посмотри, что ты делаешь! — крикнул он.

Елена отбросила его слова прочь. Она знала, что она делает.

— Загляни в свою душу! Не забывай женщину внутри себя!

Когда его слова проникли в ее сознание, она вспомнила момент из далекого прошлого. Это было недалеко отсюда. Она стояла над горным перевалом на девственно-чистом снегу. Она соединила рубиновую ладонь с бледной, соединила ведьму и женщину. В тот момент она признала свою силу, признала тяжесть ответственности. Но она признала и то, что отказывалась терять: свою душу, свою доброту, свою способность любить.

— Эррил…

— Верь своему сердцу… не холодной стали…

Завеса упала с ее глаз. Молния ударила у ног Елены, отбросив ее назад, заставив споткнуться. Она вскрикнула, когда вновь четко увидела мир. Совершенный сплав магии и стали разбился вдребезги вокруг нее.

На другой стороне пещеры Толчук висел между двумя опорами арки. Но по обе стороны от него гладкая стена была глубоко исколота там, где ударялись отбитые Еленой молнии. Она чуть не убила огра, своего друга.

Новые молнии посыпались на нее. Она защищалась мечом, но теперь не отдавала себя клинку полностью. Она искала равновесие где-то между двумя состояниями — и ее навыки ухудшились. Удары вновь встряхивали ее, угрожая вырвать меч из рук. Уверенность в победе таяла. Елена чувствовала, что только полностью отдав себя мечу, она получит навыки боя достаточные, чтобы отбить Врата, но если она сделает так, она рискует потерять себя и тех, кто ей дорог. Сталь не волнует любовь — только победа.

И тут ее внимание привлекло движение возле Врат. Ее манила маленькая рука, появившаяся из груды камней под ногами Толчука. Затем тот, кто прятался там, поднялся — это был Арлекин Квэйл!

Шпион держал в зубах кинжал и двигался при помощи рук. Елена нахмурилась, затем поняла. Ее глаза расширились.

«Конечно…»

Она рискнула оглянуться:

— Мне нужно, чтобы каждый, кто еще может двигаться, был готов действовать по моей команде!

Елена отвернулась и отбила к потолку еще одну стрелу.

Она услышала подтверждение: остальные слышали ее слова и готовы действовать.

Елена встретилась взглядом с Арлекином Квэйлом. Она молилась, чтобы его план имел смысл.

— Сейчас! К Вратам!

Елена прорвалась сквозь множество ударов молнии. По обе стороны от нее к Вратам спешили остальные: Мерик со сверхъестественной скоростью, Фердайл, Магнам, даже Торн на трех ногах.

Молнии летели во всех направлениях и наконец последняя полетела к Призрачным Вратам, но они не нашли своей цели.

Под Толчуком коротышка, одетый в пестрое тряпье и колокольчики, двигался невероятно тихо. С грацией, наполняющей каждое движение костей и мускулов, он схватил лодыжку Толчука одной рукой, подтянулся и кинжалом разрезал сумку, висевшую на бедре огра.

Затем Арлекин спрыгнул на землю, съежившись и выставив обе руки. Сердце из черного камня вывалилось из сумки и упало в его подставленные ладони.

Со своим трофеем в руках он выбежал из-под Толчука и устремился к одной из опор арки из камня сердца. Только тут один из духов заметил того, кто был под самыми их призрачными носами. В Арлекина полетела молния.

Арлекин нырнул вниз со звоном колокольчиков, перекувыркнулся дважды и оказался у арки. Не останавливаясь, он начал взбираться по гранитной стене, словно паук. Еще одна молния ударила в него, но он успел увернуться. Держа Сердце перед собой, он тенью двигался к дыре, которая точь-в-точь соответствовала форме и размерам Сердца.

Призраки закричали.

Арлекин отскочил в сторону.

Арка вспыхнула таким сиянием, что все были отброшены назад. Призраки были сожжены ею, превращены в завывающий прах.

Толчук, которого ничто больше не удерживало, упал на каменный пол. Он приземлился на землю в полусогнутом положении и повернул лицо к Вратам.

Елена отступила к Эррилу. Он коснулся ее; по его лицу стекала кровь. Она выронила меч и взяла его за руку. Давление, которое она ощущала в пещере, выросло до таких пределов, что угрожало утопить ее в себе. Дрожа от боли, она прижалась к нему.

— Ты в порядке?

Он поморщился:

— Уже лучше.

Взволнованная, Елена повернулась к арке. Стена, обрамленная сияющим камнем сердца, начала мерцать. Гранит, казалось, растворился. Врата открылись. Поток рубинового света пронзил каменный пол и очертил полный круг, отмечая границы пылающего кольца из камня сердца.

Когда сияние достигло осколка почерневшего камня в сердце арки, рубиновое пламя прошло сквозь тьму и одержало победу, вытеснив тьму. Освободившись от ее власти, все кольцо вспыхнуло светом, который пронзил плоть и кость.

На миг Елена почувствовала что-то знакомое: похожее чувство у нее возникало по отношению к мечу крови — связь ее духа с энергией. Но на этот раз ее сущность не была ограничена лезвием меча — она словно растекалась во всех направлениях на огромное расстояние, дальше, чем ее разум мог охватить. И в этот миг она осознала, с чем же она связана кровью.

«Мир… все земли, все народы…»

Она вдруг разом ощутила все живое. В прошлом ей случалось испытывать что-то похожее на подобную связь — но никогда это не было так сильно, как в это мгновение. Красота и равновесие мира становились все очевиднее в своей гармонии, которая была одновременно сложной и простой. Это был хор голосов без музыки, совершенная хрустальная форма серебряной жизненной силы.

Ее магия пела в экстазе.

Затем, словно разомкнутые кандалы, это было отнято у нее. Она вновь увидела пещеру. Давление пропало. Рыдание стиснуло ее горло.

— Елена?.. — пальцы сжали ее руку.

Она сжала их в ответ, не в состоянии заговорить.

У дальней стены кольцо из камня сердца открылось. По ту сторону лежал колодец тьмы, пронзенной ветвящимися и пересекающимися прожилками малинового огня. Яркие вспышки появлялись и исчезали, слишком быстро, чтобы глаз мог уследить за ними — словно падающие звезды на ночном небе. Но это зрелище меркло рядом с истинным чудом в сердце колодца тьмы.

В центре, медленно поворачивался кристалл цвета ясного утреннего неба. Камень, казалось, движется по направлению к Вратам, увеличиваясь и заполняя собой кольцо из камня сердца.

«Призрачный Камень…»

Свет заливал отряд, сжавшийся перед его величием. Елена вновь ощутила связь со всем живым в мире. Она ощущала красоту своей собственной жизненной силы и всех в этой пещере как сияние серебристой энергии. В Мерике и Нилан она распознала пламя их стихийного огня, искорку более яркой магии.

В это мгновение Елена поняла, что заставило ее вздрогнуть. Они были одинаковы: жизненная сила всего на земле и серебряная энергия стихийного огня. Она изумленно смотрела на камень. Истина открылась ей. Кристалл был сплавом жизненной силы и стихийного серебра. Обоих! И вслед за этим пониманием пришло другое. Она уже видела такой кристалл прежде.

Она была не единственной, кто уловил связь.

— Денал, — прошептал Эррил в благоговении и печали.

Елена знала, что он прав. Мальчик был создан из такого же кристалла: жизненная сила и стихийное серебро, сплавленные в сверкающую хрустальную форму. Было что-то важное, касающееся этой связи. Елена почти понимала что.

Затем из сердца камня появилась тень. Она увеличивалась в размерах, опутанная серебряными нитями. Толчук отступил назад, к Эррилу и Елене:

— Ведьма Призрачного Камня.

Подготавливая себя, Елена в последний раз сжала руку Эррила. Затем она встала и сделала шаг вперед.

Из Врат появилась темная фигура, словно вырезанная из эбонита — как пловец, всплывающий со дна серебряного моря. Серебряные нити разошлись, движимые незримыми течениями. Фигура свободно летела, выступая из Врат и паря у выхода.

Это была женщина, укрытая лишь облаком серебряных нитей. Елена поняла, что это были ее волосы, двигающиеся вокруг лица, поверх плеч и всего тела; они парили в воздухе на всем ее пути из сердца Призрачного Камня.

Энергия кристалла зажгла яркие магические вспышки на этих нитях и ее темной коже, высветив фигуру, как бы окончательно вырезав женщину из тьмы внутри колодца Врат.

Но Елена едва замечала все это. Ее глаза смотрели в лицо женщины, улыбавшееся ей. Это было ее собственное лицо! Может быть, немного старше. Лишь глаза явно принадлежали кому-то другому, горя мудростью древнего знания и магии.

— Сизакофа, — приветствовала она ее.

Женщина кивнула:

— Елена… наконец-то, — звучание ее голоса не совсем совпадало с движениями губ.

Елена была слишком потрясена, чтобы говорить, но женщина улыбалась так тепло, что ее замерзший язык оттаял.

— У меня… у меня так много вопросов…

— Как и у всех нас за время нашей жизни, — ответила Сизакофа. — но я боюсь, что могу предложить только то, что оставила мне моя предшественница. Я лишь тень той, которую звали Сизакофа, тень, привязанная к камню, чтобы передать последнее послание. То, что я узнала за то время, пока была хранителем, я уже рассказала наследнику Личука.

Елена кивнула. Толчук уже поведал им историю о предательстве своего предка, которое произошло в этой самой пещере, за что он получил имя Клятвопреступник.

— Что еще мне нужно знать? — спросила Елена. — Какое послание ты должна передать?

— Я пришла сказать тебе, что вы сражаетесь не с тем врагом, — проговорила тень ведьмы. — Все это время.

— Но Темный Лорд ищет способ отравить самое сердце Земли. Ты сказала так сама, — выпалила Елена.

Сизакофа кивнула:

— Это так.

— Тогда как Темный Лорд может не быть нашим врагом?

Море мерцающих нитей колыхнулось.

— Ты не слушаешь. Он может быть врагом, но он не тот враг. Пусть остальные, кого ты собрала вокруг себя, встретятся с Личуком и его тьмой. Ты же должна подготовить себя к истинной опасности для мира.

— И что это?

Фигура помчалась сквозь воздух, прошла сквозь Врата и остановилась, паря, перед Еленой. Одна темная рука поднялась и коснулась ее щеки, ощущение одновременно жара и холода обожгло ее.

— Не что, а кто, — прошептала Сизакофа.

— Кто? — эхом повторила Елена.

Ведьма наклонилась к самому ее уху. Елена не почувствовала дыхания, но услышала ответ:

— Ты.

Елена отпрянула пораженная:

— Я?

Призрак снова приблизился к ней:

— Приходят темные времена, предсказанные века назад пророками многих земель. Все нити пророчества тянутся к одной душе — не к Личуку, а к тебе, Елена Моринсталь, наследница ведьм и эльфийской крови. Ты держишь нити судьбы мира.

— Что я должна делать?

— Ты предстанешь перед выбором, поворотным моментом пророчества. Твой выбор либо обречет все на гибель, либо спасет все. В этом и кроется истинная опасность.

— Как? — Елена выпрямилась, в ней разгоралось пламя гнева. — Я, конечно же, выберу спасение мира, даже ценой собственной жизни.

Ведьма мрачно улыбнулась:

— Вот в чем опасность, о которой я говорила, вот почему я заперла часть своего духа в камне на все эти века. Я пришла сказать тебе, что твой выбор — в любом случае — обречет все.

Елена смотрела на нее измученным взглядом, затем тихо проговорила:

— Тогда что же мне делать?

Сизакофа покачала головой, отчего ее серебряные волосы пришли в движение.

— Я не могу ответить. Все судьбы смешались в темном водовороте, что грядет. Никто не может увидеть, что лежит по ту сторону.

— Но…

Темная фигура приблизилась:

— Загляни в свое сердце. Посмотри на друзей, которых ты любишь. Найди свой собственный путь из тьмы — путь, который не увидит никто, кроме тебя.

— Как?

Ведьма вновь протянула вырезанную из эбонита руку и коснулась пальцем груди Елены — прикосновение льда и огня.

— Ответ уже здесь. Ты должна найти его… или ты обречешь мир на верную гибель.

* * *

Эррил лежал в оцепенении. Каждое движение отзывалось в сломанных ногах яростной болью. Однако, когда он увидел Елену, отпрянувшую от ведьмы с отчаянием на лице, он попытался освободиться от упавших на него камней.

Елена упала на колени на каменном полу, словно тяжесть слов призрака сломала ее.

— Елена! — крикнул он, но она осталась глуха к нему. Он протянул к ней руку, но она была где-то слишком далеко.

«Что же ведьма сказала ей?»

Пока они разговаривали, он видел, как их губы шевелятся, но ни он, ни другие не слышали ни слова. Какая-то магия приглушала их речь.

Затем тишина была нарушена. Ведьма говорила с Еленой, но теперь все могли слышать их.

— То, что я сказала тебе, ты должна сохранить в своем сердце. Никто из присутствующих здесь не слышал наши слова.

Елена подняла на нее глаза — ее лицо было маской страха.

— Как я могу молчать об этом?

Сизакофа опустилась на колени и протянула руку, чтобы вытереть слезы Елены, выступившие на глазах.

— Потому что ты должна. Ты знаешь это сердцем. Ты можешь ослабить их решимость, когда им больше всего нужно быть сильными. Это послание — лишь для тебя. Это то, с чем ты должна встретиться.

— Но как я?.. — Елена оглянулась на остальных. Ее взгляд остановился на Эрриле. — Как?.. — прошептала она, роняя слезы.

Ведьма проследила за взглядом Елены. И Эррил обнаружил, что смотрит в ее темные, лишенные возраста глаза. Они, казалось, спрашивали у него что-то — но что?

Пока он пытался понять, Сизакофа заговорила с Еленой:

— Я не знаю ответы на все вопросы мира. Лишь то, что грядет.

Елена закрыла лицо руками, плача. Сизакофа продолжила смотреть на Эррила, безмолвно требуя от него чего-то.

Эррил, пойманный в каменную ловушку и измученный, сделал единственное, что мог.

— Елена, — позвал он тихо.

На этот раз она услышала его и опустила руки.

— Я люблю тебя, — сказал он, встретив ее взгляд. — Какое бы горе тебе ни пришлось нести в своем сердце, я всегда буду рядом с тобой.

— Эррил, — всхлипнула она так, словно у нее было разбито сердце. — Ты не знаешь…

— Я знаю, — прервал он ее. — Я люблю тебя… и остальное не имеет значения.

— Но…

— Я люблю тебя, и ты любишь меня. Разве это не так?

Она кивнула, рыдая. Эррилу никогда не хотелось обнять ее больше, чем сейчас. Но он не мог. Он мог лишь произнести эти слова, утешить ее теплом своего сердца.

— Я всегда буду любить тебя, — сказал он. — Связанный своим словом, я твой вассал. Связанный эльфийской кровью, я твой муж. Но на самом деле меня связывает с тобой мое сердце и моя душа. Ты моя жизнь, и ничто не изменит этого. Ни сейчас, ни когда-либо.

Елена сделала глубокий вдох, дрожа.

— Эррил… — в ее голосе по-прежнему звучала боль, но в нем не было уже смертельного отчаяния.

Ведьма поднялась:

— Мой долг выполнен. Я должна освободиться.

Глаза Елены расширились.

— Как?

Сизакофа указала на меч, лежащий на полу.

— Тень Осоки… Клинок, созданный пронзать магию, крушить сильнейшие чары. Ты должна взять его и разрушить мою связь с сердцем мира.

Елена смотрела на меч так, словно это была ядовитая змея.

— Сделай это, и получишь последний дар.

Елена вопросительно взглянула на ведьму, но не получила ответа. Ведьма просто указала ей на меч.

Елена подобрала меч и опустила к своим ногам. Она подошла к Сизакофе со спины, там, где поток серебряных нитей уходил к сердцу мира. И подняла меч.

Эррил услышал шепот ведьмы:

— Наконец-то… — пробормотала она, прикрывая глаза.

Елена опустила меч. Когда он разрезал путаницу серебристых прядей, яркий свет вспыхнул в пещере, на мгновение ослепив всех.

Затем мир вернулся.

Елена стояла в нескольких шагах в стороне, все еще держа меч обеими руками. Ведьма исчезла. Врата позади Елены оставались открыты. Призрачный Камень продолжал сиять в сердце мира, но теперь он отступал, уменьшаясь в размерах, пока не скрылся в темном колодце. Вскоре на этом месте был лишь обычный гранит.

Толчук закричал.

Только после этого Эррил понял, что арка из камня сердца исчезла! Призрачные Врата полностью исчезли!

Елена смотрела на пустую стену, измученная.

— Как и Корень Духа в Западных Пределах, — пробормотала она. — Земля бережет силы. Только тень ведьмы удерживала Врата открытыми. Сизакофа ушла, и вот Земля готовит себя к последней битве.

— Но Врата, — проговорил Толчук. — Это сердце наших кланов.

— Нет, — ответила Елена. — Пока жива Земля, у твоих кланов есть сердце. Оно — для всех земель, для всех народов. Никто может заявить, что оно — только его собственность.

Она повернулась. Ее глаза остановились на Эрриле, и она недоуменно нахмурилась.

Он не мог понять выражения ее лица, пока Мерик не тронул его за плечо.

— Я думаю, ты можешь подняться на ноги, — сказал эльфийский принц.

Эррил оглянулся. Груда камней исчезла. Он пошевелил ногами, проверяя их. Не было ни боли, ни сломанных костей. Даже одежда была не порвана. Он посмотрел на других. Никто не был ранен.

— Наши раны исцелились! — сказал он, потрясенный.

— Последний дар, — проговорила Елена с явным облегчением. Она подошла и, бросив меч, прижалась к нему:

— Эррил!

Он обнял ее:

— Тише.

Она вздрагивала в его объятиях.

— Я люблю тебя, — прошептал он, но часть его молилась, чтобы этого было достаточно. Внутри него рос страх.

«Что же ведьма сказала ей?»

Глава 21

Касса Дар вытянулась на кровати в комнате в самой высокой башне замка Дракк. Ее глаза смотрели на балочные перекрытия потолка, но видели то, что было далеко от болот ее дома.

Она летела над поросшим лесом нагорьем, глядя глазами своего болотного ребенка. Связь была слабой: ведь расстояние было огромно, а ее силы уменьшились вместе с потоками стихийной энергии. Только сила яда в крылатой девочке поддерживала связь. Детеныш королевской гадюки, притаившийся в сердце ее магического создания из мха и травы, сохранял силу и был полон яда.

И все же трудно было преодолеть такое расстояние. Это забирало все ее силы. Дети в замке приносили ей блюда сушеных фруктов и вареной рыбы, но она едва могла взять в рот кусочек. Она лежала на кровати, слишком истощенная, чтобы покинуть комнату.

Но она знала, как важна ее миссия.

Сразу после полудня она поднялась в воздух вместе с шестью разведчиками силура. Изменяющие форму были выбраны разведать дорогу, по которой их войска двинутся на следующий день. Согласно плану, они должны были выйти после восхода солнца и достичь плато ниже Клыка к наступлению ночи. Оттуда они направятся к Зимнему Эйри и достигнут его к следующему рассвету.

Для этого их армиям было необходимо двигаться быстро. Путь должен быть ясен, а цель — еще яснее. Они должны будут пасть с вершин на врага, подобно потоку растаявшего снега.

Но где же враг? С чем они столкнутся?

Узнать это и было ее миссией.

За полмира от своего замка Касса Дар летела над кронами деревьев. Солнце близилось к закату. Она поймала теплый восходящий поток, по дуге поднимаясь выше. Она почти достигла цели и не могла позволить себе быть замеченной.

Мир внизу был морем зелени. Горные леса тянулись до горизонта на севере и на юге, украшая пики Зубов. Но на востоке эту красоту омрачали огромные пространства запустения — словно зеленое море омывало бесплодный унылый остров.

Над зеленым лесом к небу поднимались столбы дыма, отмечая руины деревень и ферм. Касса Дар совсем недавно пролетела над таким местом: жилище, несколько дней назад разрушенное до основания. Угли все еще продолжали тлеть под пеленой дыма, освещая жуткие останки дома. Все живое было зверски убито, и то, что осталось от тел, валялось повсюду. С воздуха Касса заметила корову, бесформенной грудой лежащую в луже крови; животное было разорвано пополам, и внутренности вывалились наружу. Восемь голов было надето на колы, возвышавшиеся над руинами, — женщины и дети, вся семья, даже их собака.

С тех пор Касса Дар избегала подобных мест, сосредоточившись на темном лесу впереди. Но вот снова дым поднимается высоко в воздух над островом смерти в зеленом море. Это не был обычный тлеющий костер; что бы ни вызвало этот дым, оно должно гореть яростно и сильно. Она должна узнать, что лежит впереди.

Набрав нужную высоту, Касса Дар полетела к черной отметине в летнем небе. С земли она должна была казаться не более чем пятнышком, которое невозможно заметить. Часть ее отказывалась подлетать ближе, но она продолжала лететь вперед, сохраняя высоту, направляясь по дуге к острову мертвых деревьев.

Когда она оказалась в половине лиги от цели, ей открылась широкая долина, раскинувшаяся между верхними плато и нижними предгорьями. Судя по ровным рядам деревьев впереди, это был огромный фруктовый сад, поделенный между семейными фермами или принадлежащий небольшому городу.

— Милосердная Мать… — прошептала Касса Дар в своей комнате. Хотя она никогда не видела это место, но узнала долину. Елена описала ее в деталях, начиная с маленькой мельницы у ручья и заканчивая широким прудом на окраине города. Это был родной город девочки, Винтерфелл.

Касса задержалась на краю долины.

Как и жилища, над которыми она пролетала прежде, город был сожжен дотла. Кирпичные здания были опалены. Некоторые стены продолжали стоять; другие обрушились. Касса Дар направилась к столбу темного дыма, поднимавшемуся над северным концом долины.

Фруктовый сад внизу выглядел не лучше города. Все деревья лишились не только листьев, но даже ветвей. Все, что осталось, — мертвые стволы, голые и ободранные: долина, поросшая кольями, ждущими тела, которые будут на них нанизаны. Это было зрелище, лишавшее присутствия духа; Касса Дар могла лишь гадать, что испытает Елена. Это же был ее дом.

— Бедное дитя…

Она отвела взгляд от разорения внизу и посмотрела на столб дыма на севере долины, над местом под названием Зимний Эйри. Разрушение в долине распространялось вверх в том направлении — тропа печали и боли.

Она не решилась подобраться слишком близко. Хотя городок и сады выглядели пустыми и лишенными жизни, те, кто зажег этот огонь, должны остерегаться чужих глаз. Однако ее послали на поиски последних Врат Плотины. Пока есть хоть что-то подозрительное, она не может вернуться с одними лишь дурным предчувствиями. Ей нужно доказательство, чтобы направить армии к цели.

Столб дыма впереди увеличивался, заполняя мир своей чернотой. На всем пути Касса чувствовала, что нагорье пропахло золой и дымом, но здесь ветер пах отвратительно, воняя горелой плотью, паленой кровью и чем-то извращенным, неестественным.

Когда Касса Дар поднялась выше, она увидела источник дыма. В земле зияла огромная круглая дыра в две лиги диаметром. Насколько хватало глаз, чудовищная дыра спускалась гигантскими ступенями, огромные ярусы уходили под землю один за другим.

С какой бы целью ни была вырыта эта яма, работа шла полным ходом. Из дыма неожиданно показались костры, высоко взметнувшиеся в небо. Эхо взрывов, приглушенное и казавшееся невообразимо далеким, доносилось от столба дыма.

«Как же глубока эта дыра?»

Касса Дар облетела эту жутковатую котловину по краю. Внешние кольца дыры были так же пустынны, как и долина с садами, но ветер доносил крики, завывания и звон стали. Она чувствовала чье-то присутствие глубоко внизу: клубы дыма и темные фигуры, которые неуклюже двигались сквозь завесу дыма, освещенные пламенем костров.

Дыра явно не была пустой.

Касса Дар напоследок осмелилась подобраться немного ближе. Она должна доложить о том, что увидела здесь, и предоставить решать военному совету.

Когда она приблизилась, пытаясь отыскать сердце дымящейся ямы, она почувствовала чье-то присутствие. Вздымаясь к небу, столб дыма обрел форму: он раскрыл черные крылья, и из тьмы вытянулась вперед шея. Пылающие глаза раскрылись над сотканным из дыма клювом. Существо искало ее с мрачной злобой.

Касса Дар знала, что лучше выждать. Она улетела прочь, чувствуя, что если ее заметят, то для нее это будет конец. Она вернулась в пустынную долину с садами и опустилась вниз, к голым стволам, взмахами крыльев замедляя движение.

Стволы деревьев мелькали вокруг.

Она повернула направо и налево, затем спустилась к ручью. Она летела прямо над грязной водой, так, чтобы берега укрывали ее от дымного существа. В любой момент она ждала, что черные когти монстра схватят ее. Даже будучи на расстоянии в тысячи лиг от зла, она знала, что не может считать себя в безопасности. Если ее поймают, и ребенок, и его создатель будут уничтожены.

Движимая страхом и направляемая врожденным искусством своего создания, она летела вниз по ручью, двигаясь со всей возможной скоростью и молитвой на губах.

Затем ручей влился в мельничный пруд, и берега раздвинулись. Оказавшись как на ладони, Касса Дар поднялась чуть выше и оглянулась. Она удивилась, увидев, как далеко она улетела. Дымная фигура казалась лишь грязным пятном на горизонте.

Глядя на нее с расстояния, она увидела, что распростертые черные крылья вновь втянулись в облако. Клюв растворился в дыме. Последним, что исчезло, были полные ярости глаза. Они искали ее еще мгновение, затем растаяли.

Касса Дар вздохнула с облегчением. Она едва не пробудила зверя в сердце чудовищной черной дыры!

Радуясь, что ей удалось избежать его внимания, она заставила болотное дитя покинуть долину и лететь прочь. Солнце уже скрывалось за горами на западе. Она последовала за ним, готовая вернуться к своим друзьям и Джастону.

Касса Дар еще раз оглянулась. Черное пятно вырисовывалось на фоне темнеющего неба. Она нашла то, что искала. Не было сомнений, что за чудовище поднялось из дыма: черные крылья, острый клюв, свирепые глаза. Это была тень Виверны, последних Врат Плотины. Можно было с уверенностью сказать, что она находится в центре дыры.

С тяжелым сердцем Касса Дар летела над запустением. Через два дня она вернется — она и все остальные.

У них нет выбора.

Дрожь страха прошла через болотного ребенка, и далеко в башне своего замка Касса Дар вознесла тихую молитву:

— Небесная Мать, будь милосердна ко всем нам.

* * *

— Ты принял решение, мальчик?

Опираясь на посох, Джоах, нахмурившись, смотрел на Грешюма. Он сжимал свои затянутые в кожаные перчатки пальцы, подавляя желание стереть ударом это довольное выражение с лица темного мага. У Грешюма были знания, которые ему нужны.

Темный маг сидел на куче заплесневелой соломы в своей темнице — в маленькой пещере в конце заканчивающегося тупиком коридора, отходящего от основной пещеры огров. Его руки были связаны за спиной, и ноги тоже были связаны. Двое стражей, огров, вооруженных дубинами, охраняли единственный выход.

— Солнце только что село, — настаивал Грешюм. — Каково твое решение?

Джоах ссутулился, его старые колени болели. Он стоял только благодаря поддержке своего каменного посоха.

— Давай проясним ситуацию: если я освобождаю тебя, ты учишь меня тому, как вдыхать истинную жизнь в мои создания и возвращаешь мне зимы моей молодости, которые ты у меня украл.

— Половину зим. Половину, — поправил Грешюм. — Таковы были условия.

— И как только ты освобождаешься, ты уходишь отсюда.

— Ты думаешь, я хочу остаться? И снова быть пойманным?

Джоах сузил глаза. Мог ли он верить темному магу? Конечно, нет, но он не мог упустить этот шанс. Весь долгий день он смотрел на изваянную из сна розу, вдыхал аромат ее лепестков, касался зеленых листьев. На закате он посадил цветок на лугу возле пещер, где была свежая плодородная земля, подходящая корням растения. Он охранял цветок, пока солнце не скрылось за горизонтом. Роза в самом деле жила. Ради такой магии он мог рискнуть всем.

Пока он стоял, сгорбившись, он представил девушку с глазами цвета сумерек и кожей горячей, как пески пустыни. Он бы рискнул чем угодно, чтобы коснуться ее снова, увидеть ее улыбку в лунном свете.

Глаза Грешюма блестели в отсветах факелов. Едва заметная улыбка появилась на его губах, но в ней был и привкус печали.

Джоах понизил голос:

— Для начала расскажи мне, как ты вдохнул жизнь в цветок без всякой магии. Сделай это, и я перережу твои путы.

— А после этого?

— Я проведу тебя мимо стражи. Как только мы окажемся снаружи, ты вернешь мне мои годы, затем уйдешь из этих гор.

Грешюм кивнул:

— Мне понадобится лошадь.

Джоах задумался на мгновение, потом кивнул:

— Согласен.

Грешюм опустился на колени:

— Тогда начнем наш последний танец. Чтобы понять, что я сделал с розой, ты для начала должен понять жизненную силу, поток энергии, который отделяет живое от мертвого.

Темный маг посмотрел на Джоаха:

— Жизненная сила — это та же энергия, только она уникальна благодаря особенностям индивидуальной души. Душа насыщает эту энергию, делает ее особенной. Ваяет ее, если тебе угодно, делая чем-то уникальным.

— Какое это имеет отношение к розе?

— Я доберусь и до этого, мой мальчик. Хоть у тебя и лицо старика, терпение у тебя — как у нахального юнца.

— Продолжай, — попросил Джоах, раздраженный тем, что темный маг его ласково пожурил.

Грешюм вздохнул:

— Как ты знаешь, я похитил значительную часть твоей жизненной силы. Это состарило тебя, а меня сделало моложе.

Гнев охватил Джоаха, но он прикусил язык, продолжая слушать мага.

— Я отсек часть твоей жизненной силы, и это было непросто сделать… потому что жизненная сила, принадлежащая конкретной душе, остается неизменной. С этим ничего не поделаешь. Жизненная сила, которая поддерживает во мне молодость, по-прежнему остается твоей.

— Все еще моя? — Джоах задрожал от ужаса при этой мысли.

— И она хочет вернуться к тебе, подобно тому, как ручей стекает с гор. Ты более естественный сосуд для нее, но я удерживаю ее в себе силой воли, и ничем более. Для того чтобы она вернулась к тебе, мне потребуется лишь прикоснуться рукой и освободить ее от своей воли.

— Так просто? — Джоах не мог скрыть потрясения.

— Действительно.

— А роза?

— Ты создал ее сам. Она такая же часть тебя, как твоя рука или нога. Чтобы вдохнуть в нее жизнь, мне потребовалось всего лишь коснуться ее лепестков и пожелать, чтобы энергия, которую я удерживаю в себе, потекла в нее — энергия, измененная под тебя, и значит, и под твою розу. Как только пустой сосуд был заполнен, я остановил поток энергии и разорвал контакт. Но теперь роза жива.

Джоах сел, потрясенный.

— Так, значит, все, что я создаю из сна, я могу оживить, направив свою энергию в это, просто пожелав, чтобы оно жило?

Темный маг кивнул:

— Иногда сильнейшая магия — самая простая.

Джоах закрыл глаза. По его телу пробежала дрожь. Если это правда, то он может оживить Кеслу! Но мог ли он верить слову Грешюма? Ему сначала нужно было убедиться самому. Он положил посох на колени.

— Что ты делаешь? — спросил Грешюм.

— Проверяю, правду ли ты говоришь.

Джоах закатал рукав плаща и открыл обрубок своей руки. Он потерял руку по вине гоблина-прихвостня этого мага. Джоах положил обрубок на каменный посох, призывая магию, сокрытую внутри, призывая изваянный образ кисти, что крылся внутри посоха. Рука и пальцы материализовались — нестарые, такие же гладкие, как когда он был молодым. И хотя он мог шевелить пальцами, мог даже брать что-то тяжелое, эта кисть была холодной и нечувствительной, как если бы он носил перчатку изо льда поверх новой руки. Хотя Джоах мог придать ей иллюзию жизни, она все равно была мертвой.

Джоах посмотрел на Грешюма:

— Все, что мне нужно, чтобы оживить что-то, что я изваял, — это пожелать?

Темный маг кивнул, глядя на его творение с открытым ртом. Джоах заметил, как взгляд Грешюма метнулся к его собственному обезображенному шрамами запястью — темный маг тоже потерял руку века назад.

— Если бы у меня были твои способности… — пробормотал он.

— Что бы ты сделал? — спросил Джоах.

Грешюм рассматривал его руку:

— Ты должен дать части твоей жизненной силы перетечь в новое создание. Чтобы сделать это, тебе нужно просто пожелать. Измененная под тебя, энергия заполнит пустоту.

Джоах смотрел на сотканную из сна руку. Будет ли она живой? Может ли это быть так просто? Он закрыл глаза и вообразил себя целостным, здоровым. Он представил реку, текущую сквозь его кровь, распространяющуюся из его сердца во всех направлениях: вниз — в ноги, в стороны — в руки, дальше — в пальцы на руках и ногах. Он ждал, чтобы что-то произошло — но ничего не происходило.

— Не работает! — выпалил он.

— В самом деле? — спросил Грешюм.

Джоах вытянул вперед изваянную руку. Только сейчас он заметил на ней линии, голубоватые венки, тонкую, словно бумага, кожу. Она состарилась. Он сравнил ее с левой рукой. Они были одинаковы.

— Я не понимаю. — Он сжал созданные пальцы и ощутил боль в суставах.

— Ты оживил сон — по-настоящему оживил. Рука должна соответствовать возрасту твоей энергии. Ты стар, и она состарилась тоже.

Джоах прикоснулся новой рукой к посоху. Он ощутил грубую поверхность и острые грани зеленых кристаллов на ней. Рука была настоящей! Закрыв глаза, он вернулся к единственной надежде своего сердца.

— Кесла…

Грешюм, должно быть, прочитал его мысли.

— Это была хорошая работа. Но оживление чего-то столь сложного, как целая личность, заберет значительную часть твоей собственной энергии — энергии, которой у тебя нет.

Джоах открыл глаза:

— Но ты вернешь мне половину того, что ты украл, когда я освобожу тебя.

Темный маг кивнул:

— Таковы условия сделки. — На его губах появилась едва заметная улыбка.

Джоах знал, что Грешюм чего-то не договаривает, что он еще выкинет какой-то трюк, но с последствиями придется разбираться, когда они появятся. Он не может продвинуться дальше без помощи темного мага.

Повесив посох на одну руку, Джоах вытащил из-под плаща кинжал.

— Тебе бы лучше сдержать свое слово, Грешюм, или я использую этот же кинжал, чтобы перерезать тебе глотку.

Он наклонился и перерезал веревки. Грешюм потер запястья и вытянул руки:

— Что со стражей?

Джоах сделал ему знак отойти в сторону и указал посохом на то место, где Грешюм только что сидел. Он высвободил одно из двух заклятий, которые приготовил, прежде чем прийти сюда. На это уйдет кровь и большое количество его магических запасов, но юность стоила того, чтобы заплатить такую цену.

Магия сна затрепетала на конце его посоха. На камне появилась фигура, изваянная из энергии и призванная в этот мир. Это была точная копия темного мага, связанного веревками.

Джоах получил определенное удовлетворение при взгляде на потрясенное лицо Грешюма.

— Ты более талантлив, чем я думал, — пробормотал Грешюм. — Поразительно.

Копия лежала на камне, бездыханная, с синим лицом. В этом создании не было жизни, и никогда не будет.

— Они поверят, что ты мертв, — сказал Джоах. — Ты сможешь уйти, и никто не станет преследовать тебя.

Грешюм нахмурился:

— Нет, если они увидят меня разгуливающим на свободе.

Глаза Джоаха сузились.

— Они не увидят.

Он взмахнул своим посохом над сердцем темного мага.

Грешюм попятился, уворачиваясь от возможного удара, но Джоах использовал свое второе заклинание. Заклубилась магия сна. Джоах старался, чтобы его магия не касалась мага, иначе чары Кровавого Дневника высосали бы ее. Вместо этого он создал доспех вокруг Грешюма и призвал магию иллюзий, чтобы изменить его облик. Теперь темный маг выглядел как эльфийский мореплаватель, медноволосый и бледнолицый. Эта магия была не слишком сильной, и, если бы чья-то рука случайно задела доспех, она могла пройти насквозь, разоблачив подделку. Но пока было достаточно и этого.

Грешюм проговорил голосом мореплавателя:

— Неплохо сделано.

— Предупреждаю, я могу убрать чары в любой момент и призвать стражу, если ты обманешь.

Грешюм кивнул, то же сделал и его иллюзорный облик.

— Так давай закончим с этим.

Джоах подошел к выходу их пещеры и крикнул в проход:

— Стража! Быстро сюда! Что-то не так с пленником!

Послышался шум, затем один из огров-стражников неуклюже двинулся к ним.

Джоах указал посохом в угол темницы, где лежало, скрючившись, изваянное из сна тело.

— Мертвый, — сказал Джоах на всеобщем языке, говоря просто, чтобы огр его понял. — Мужчина мертвый.

Огр наклонился. Его ноздри расширились.

— Мертвый, — сказал он густым голосом.

Джоах кивнул:

— Пошлите кого-нибудь на летающий корабль. Дайте им знать.

Ему ответило рычание. Огр был только счастлив уйти: смерть пугала этих огромных созданий. В последний раз взглянув широко открытыми глазами на тело, страж бросился обратно в проход.

Джоах сделал Грешюму знак следовать за ним. Стражники уже видели его входящим вместе с эльфом, но это была лишь иллюзия, на краткое время изваянная им, чтобы одурачить их, — пустая скорлупка, в которой сейчас находился темный маг.

Едва покинув темницу, огр зарычал что-то на родном языке менее крупному сородичу. Проворчав, юный огр вприпрыжку побежал к выходу из пещеры.

Джоах проковылял мимо стражей и вывел Грешюма на открытое место. Звездный свет серебром сиял над высокогорными лугами, а горы темными великанами склонялись над ними. Совсем рядом поля были усеяны походными кострами расположившейся лагерем армии огров, а в соседнем лесу пылали костры войск силура. Хотя уже поднялась луна, в обоих лагерях царила суета, все были заняты приготовлениями. Проскользнуть незамеченными было совсем нетрудно.

Джоах кивнул вперед:

— Я отведу тебя к загонам. Затем я рассчитываю получить свои зимы обратно. И если будет какой-то подвох или мне будет угрожать какая-то опасность, чары рассеются. Тебя все увидят.

— Довольно честно, — прошептал Грешюм.

Джоах держался на шаг позади темного мага, готовый к любому обману, но Грешюм просто шагал к грубо сколоченному загону, где стояло несколько лошадей. У отдельного столба стоял привязанный Роршаф, бывший жеребец горца. Боевой конь встряхнул гривой и заржал при их появлении. Его ноздри затрепетали, и он забил одним подкованным сталью копытом по грязи, явно недовольный тем, что учуял.

— Я возьму кого-нибудь другого, не это черное чудовище, — сказал Грешюм. — Я бы не хотел спастись только для того, чтобы сломать шею на первой же тропе.

Джоах подошел к воротам загона:

— Для начала ты заплатишь за свою свободу.

Темный маг вздохнул:

— Да будет так, — он повернулся к Джоаху: — Просто прикосновение — как к розе прежде.

Джоах протянул свою новую руку.

Грешюм положил ладонь поверх руки Джоаха:

— Приготовься… Это может встряхнуть тебя.

Джоах напрягся, но ощущение не было тем, к чему он мог себя подготовить — даже если бы захотел. Теплый поток удовольствия хлынул в его ладонь и вверх по руке. Он расходился пульсирующими волнами по его телу в одном ритме с бьющимся сердцем. Наполнив его ноги, это чувство поднялось по его торсу и дальше перетекло в голову. На какой-то момент ему показалось, что он потеряет сознание; затем его зрение, помутневшее на миг, снова прояснилось. Грешюм отдернул руку. Джоах смотрел на темного мага, глядя сквозь иллюзию эльфа на мужчину, скрытого внутри. Грешюм состарился, из молодого человека превратившись в мужчину средних лет. Его каштановые волосы поредели на висках, и казались более тусклыми, нежели медные локоны, что украшали его прежде. Но все же Грешюм был далек от возраста старика.

— Как ты себя чувствуешь, мальчик? — угрюмо спросил Грешюм. Он немного нетвердо держался на ногах. То, что чудесным образом наполнило Джоаха, явно истощило темного мага.

Джоах поднял руки, восхищаясь их силой. Он выпрямил согбенную по-старчески спину и коснулся своего лица. Оно было гладким, кожа стала упругой. Смех слетел с его губ — вновь чистый, не хриплый. Он вдохнул полной грудью:

— Я вновь молод.

— Моложе, — сказал Грешюм. — Ты выглядишь как мужчина тридцати зим.

Джоаха это не волновало. По сравнению с тем, что он чувствовал мгновение назад, он ощущал себя юным, словно новорожденный младенец. Он вновь не смог удержаться от радостного смеха.

— Я могу уйти теперь? — спросил Грешюм.

Джоах подумал о том, чтобы предать его и вновь бросить в темницу; но Грешюм сдержал свое слово, поэтому и он сдержит.

— Иди, ступай отсюда. Никто не заметит тебя.

Грешюм открыл ворота загона и взял одну из лошадей, мерина чалой масти. Он был не оседлан, но Грешюм снял уздечку и поводья с крюка, на котором они висели, и быстро накинул на коня.

— Что насчет твоего нового облика? Другие ничего не заподозрят?

— Поэтому я и создал мертвого голема в твоем облике и оставил его там. Это освободит тебя от погони и объяснит, почему ко мне вернулась моя молодость.

Грешюм забрался на забор, чтобы сесть на спину лошади. Затем он направил ее к выходу из загона.

— Понятно. Ты скажешь, что украденная жизнь сама собой вернулась к тебе после моей смерти. Как удобно!

Джоах пожал плечами:

— Не возвращайся.

— Можешь не бояться этого. Я думаю, я и так злоупотребил вашим гостеприимством.

Грешюм оглянулся на Джоаха:

— Да, еще кое-что: наслаждайся своей молодостью, пока можешь.

— Что ты имеешь в виду? — Джоах почувствовал, как сквозь его радость пробирается страх.

— Если ты захочешь вернуть Кеслу, это заберет все, что я отдал тебе.

Джоах сжал кулак:

— Что?..

Грешюм поднял руку:

— Я человек слова. Я дал тебе то, что обещал. Ты можешь вернуть ее; после этого ты вернешься в тот возраст, который был у тебя только что — старик с согбенной спиной и седой бородой. Но Кесла будет жить.

Джоах расслабил руку. Хоть это ему и не нравилось, он знал, что темный маг прав. И поскольку он хочет вернуть Кеслу из ее песчаной могилы, что еще имеет значение? Отдать эти годы за ее жизнь — невысокая цена.

Грешюм вздохнул:

— Мне действительно ужасно не нравится видеть тебя столь несчастным. В благодарность за твою помощь я подарю тебе последнюю частицу знания просто так. Есть способ, при помощи которого ты можешь получить и Кеслу, и свою молодость.

— Как? — Джоах подошел ближе.

— Думай, мальчик. Почему я преследовал твою сестру столь упорно?

Джоах нахмурился.

— Книга! Кровавый Дневник! Он дает Елене бессмертие, это бездонный источник жизненной силы. Ты просто должен уничтожить книгу и вобрать в себя эту энергию. У тебя будет больше, чем нужно, чтобы дать Кесле жизнь и сохранить силу молодости. — Грешюм повернулся и пришпорил коня. — Ты вырос, мой мальчик! Не останавливайся на полпути к тому, о чем мечтаешь!

Джоах смотрел, как он уезжает. Он не знал, благодарить ему мага или проклинать его. Поэтому он просто повернулся и пошел обратно в лагерь. Ему нужно было о многом поразмыслить. Но, как только он начал размышлять, он оценил длину своих шагов, уверенность походки и силу во всем теле.

Ему в самом деле о многом надо было поразмыслить.

* * *

С опушки молодого леса Могвид наблюдал, как брат Елены широкими шагами уходит от загона с лошадьми. Чему же он только что стал свидетелем? Он прятался, пригнувшись, пока эльф на лошади не скрылся в горном лесу на западе. После этого он встал и посмотрел на пещеры огров.

Что это была за магия? Эльф коснулся Джоаха, и тот стал моложе на его глазах, его спина выпрямилась, следы прожитых лет сошли с его лица, словно листья опали с деревьев. Даже его волосы потемнели, из серебристо-серых став красновато-коричневыми, как у его сестры.

Могвид нахмурился. Возможно, это какая-то иллюзия. Брат Елены был искусен в магии снов, хотя трудно было заподозрить в нем подобное мастерство. Даже походка Джоаха, когда он уходил от загона, была уверенной и твердой. Могла ли простая иллюзия ускорить шаг старца?

Он покачал головой; это не его забота. Он пришел сюда на восходе луны, но по-прежнему не собрался с силами, чтобы сделать то, что должен. Он не осмеливался ждать дольше. Могвид скользнул назад в глубокие тени под деревьями.

Его сумка по-прежнему лежала в центре поляны, там, где он и оставил ее. Чаша из черного камня стояла на небольшом возвышении. Могвид дрожал от холода ночного воздуха. Он не смог разрушить Призрачные Врата, но это не смогли сделать и демонические призраки Триады.

Могвид закрыл глаза. После битвы он был измучен и провалился в сон внутри черепа Фердайла, очнувшись только на закате. Он обнаружил, что лежит рядом с Торн, обнимая ее обнаженное тело. Она спала, и он ускользнул. Похоже было, что Торн и его брат не только помирились, разобравшись со своим общим прошлым, но и вернулись к прежней страсти. Он сполз с мехов в отвращении. Он помнил глубину их союза — разума с разумом — в проходе и был рад, что проспал тот момент, когда их тела повторили этот союз, словно в зеркале.

Обняв себя руками за плечи, Могвид смотрел на чашу из черного камня. Если он хочет освободиться от Фердайла, ему придется набраться смелости и встретиться с тьмой, которую таит в себе черная каменная чаша. Он опустился на колени. Затем он вынул из кармана грязную повязку. Нилан перевязывала ею порез на руке — рану, полученную во время битвы у Призрачных Врат. После чудесного исцеления ей больше не нужна была повязка. Могвид наблюдал глазами Фердайла, как Нилан снимает ее. Пробудившись, он подобрал брошенную тряпку. Стихийная кровь Нилан сможет пробудить магию чаши.

Однако он колебался. Он закрыл глаза. Покалывающего ощущения чьего-то взгляда в затылок не было. Отлично. Фердайл все еще спит, явно удовлетворенный после спаривания со своей самкой-волчицей.

«Спи, пока можешь, братец. Теперь мой черед для свиданий в темноте».

Могвид бросил повязку в чашу, присев на пятки. Пока он ждал, он чувствовал, как ночной холод заползает под его плащ. Могвид дрожал. Затем воздух медленно изменился и начал напоминать холод заледенелого склепа. Вонь гниющих внутренностей и изъязвленных ран заполнила пространство, и поднялся темный туман, послышались стоны проклятых.

Могвид сделал шаг назад. Все внутри сжалось, а в горле встал ком.

Голос, мрачный, как каменная чаша, и холодный, как самая глубокая из могил, поднялся над туманами:

— Ты позвал снова, маленькая мышка, — ты, который подвел нас.

— Я… я… — Могвид боролся со своим неподвижным языком. — Я ничего не смог сделать.

Над чашей поднялись щупальца, сотканные из темного тумана. Могвид отпрянул, но руки из тумана выползли дальше и обхватили его в кольцо. Он дрожал в центре, зная, что даже легчайшее прикосновение черного тумана вытянет жизнь из его костей.

— Я покажу тебе, какова плата за промахи.

Могвид сжался еще сильнее. Что-то двигалось в тумане — существа более темные, чем самый черный из туманов. Он зажмурился, иначе вид этих крадущихся теней наверняка свел бы его с ума. Однако он не мог спастись от их бессвязных криков. Эти звуки пожрали стену здравого рассудка.

— Подождите, — крикнул Могвид. — У меня есть сведения, чтобы заплатить за мои промахи!

Сквозь крики чудовищ в тумане послышался древний голос:

— Тогда говори, или потеряешь все!

Могвид открыл один глаз. Туман отступил, но его по-прежнему окружала жутковатая мгла, и он находился в самом ее сердце.

— Я… знаю, когда ведьма нападет… я знаю их силы…

Его предложение об измене встретил ледяной смех.

— Маленькая мышка, не думаешь же ты, что мы не знаем всего, что творится в этих горах? Мы ждем ее даже сейчас — мы приготовили ловушку, от которой никому не спастись.

Вновь послышался смех, и бессвязные крики в тумане раздались снова. Могвид знал, что лишь один выдох отделяет его от того, чтобы быть задутым, как свеча.

— Личук! — выкрикнул он в отчаянии, назвав Темного Лорда его настоящим именем.

Смех, что затихающим эхом доносился из чаши, резко оборвался. Голос обрушился на него, кажется, сразу со всех сторон;

— Никогда не произноси это имя!

Туман соткался в бич и хлестнул Могвида по щеке. Боль вспыхнула на его лице, как если бы его кожу отделили от кости и рану полили кислотой. Закричав, Могвид упал на землю. Он схватился за лицо, однако там не было повреждений. Не было никаких ран, но боль оставалась сильной, затихая очень медленно.

Могвид старался заговорить:

— О-они знают все о тебе, не только твое истинное имя.

— Не имеет значения.

Но впервые Могвид услышал сомнения в голосе демона. Могвид поднялся с грязной земли. Сам он жил в мире страха, нерешительности и сомнений. Это была его территория; он знал эту землю лучше, чем любой другой, знал, как могут налетать такие сомнения и тревоги.

— Они знают все о черном камне и камне сердца, — солгал Могвид. — Ведьма из Врат открыла им. Они знают, что ты делал возле Врат накануне принесения своей клятвы.

Его слова были встречены тишиной. Могвид выпрямился. Он знал могущество открытых тайн, даже если это всего лишь подозрения. С самого детства Могвид закрывал свое сердце от других крепко-накрепко, держа свои сокровенные мысли при себе. Он знал, каково это, когда тайны узнают все — неважно, король ты, демон или простой человек.

Он начал поворачивать ситуацию в свою пользу:

— За то, что я принес тебе столь важные сведения, я просто прошу маленькую уступку, — он склонил голову. — Прости мне мои прошлые промахи и позволь служить тебе. Я буду твоими глазами и ушами здесь. Я знаю силу и слабость своих спутников… А они знают твои, — добавил он, умело торгуясь. — Позволь мне показать, что они из себя представляют. Все, что я прошу, — это мою свободу от этой тесной тюрьмы из плоти.

Тишина затянулась, но Могвид знал, что он тут не один. Наконец голос вернулся, сплетенный из инея и льда.

— Тогда докажи свои слова. Расскажи мне о самом уязвимом месте ведьмы.

Могвид быстро подумал. Ему нужен был удобный ответ. И хотя он бы предпочел торговать ложью, он знал, что должен сейчас рассказать и частицу правды.

— Сильнее всего она уязвима там, где уязвимы все женщины, — сказал он спустя мгновение. — Чтобы причинить ей самый большой вред, не пытайся воевать с ней напрямую. Есть место, где она может быть сломлена легчайшим прикосновением, — он задержал дыхание, делая паузу.

— Какое? — с раздражением спросил голос.

— Мы заключаем договор? — нажал Могвид. — Мои секреты в обмен на мою свободу?

— Для начала проверим тебя, мышка. Отвечай на мой вопрос; затем мы произведем обмен. Так что же это за слабое место ведьмы?

Могвид колебался еще мгновение; не для внешнего эффекта на этот раз, а беспокоясь о той черте, которую он собирался пересечь.

— Говори или умрешь прямо сейчас! В чем ее слабость?

Могвид склонил голову:

— Эррил… Мужчина с равнин Стенди. Он — все, что стоит между ней и ее поражением. Уничтожь его, и ты ранишь ведьму так, что никто ее не исцелит. — Могвид почувствовал, как что-то темное поселилось в его сердце, и не Темный Лорд был этому причиной, а он сам. Он знал, что только что пересек черту, из-за которой ему уже никогда не вернуться.

— Брат моего военачальника… — прошипел голос из тумана.

Могвид нахмурился, вспомнив, что демонический маг Шоркан некогда был братом стендайца.

— Вот знания, что я могу дать тебе, — продолжил он. — Доказательство, что глаза и уши, находящиеся так близко к ведьме, могут быть полезны.

Туман вокруг него расступился и вернулся в колодец чаши из черного камня. Голос снова заговорил:

— Ты дал нам кое-что, над чем стоит подумать. За это тебе будет позволено жить еще один день. Но за твою свободу от плоти потребуется заплатить более высокую цену.

Могвид мысленно чертыхнулся.

— Что? — спросил он вслух. — Все, что угодно.

— Ты должен стать не только нашими глазами и ушами… Но и нашими руками.

Могвид приподнял бровь.

— Это как?

Вместо ответа что-то черное вошло в мир из тьмы над чашей черного камня. Могвид в ужасе смотрел на это. В чаше лежала черная сфера, яйцо из самой мерзкой кладки на свете. Размером оно было с два кулака. По гладкой поверхности сферы ветвились серебряные прожилки. Черный камень.

Могвид знал, что лежит в чаше. Он слышал рассказы о том, как яйца из черного камня проникли на Алоа Глен, о тошнотворной кладке, которая была спрятана в подземельях замка, о заражении Сайвин и Ханта. Это был младший брат тех яиц.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал с этим? — спросил он ночь.

Из чаши полились слова, на этот раз приглушенные яйцом:

— Возьми это семя и посей его там, где мы велим тебе.

Могвид заподозрил, что, судя по маленькому размеру, это яйцо содержит только одно чудовище со щупальцами. Или, возможно, оно содержит что-то еще более мерзкое. Он дрожал от одного взгляда на него. Для кого оно предназначено? Когда он в последний раз связывался с демоном через чашу, ценой за свободу Могвида была жизнь Толчука. Значит, снова?

— Где ты хочешь, чтобы я это посеял?

Ответ пришел из чаши.

Могвид выдохнул, попятившись. Ответ заставил его похолодеть до мозга костей. Сейчас он желал, чтобы это был Толчук.

— Почему? — спросил он. — Это не имеет смысла.

— Тебе нужно не задаваться вопросом «почему», маленькая мышка, а поторопиться и делать то, что велят. Только затем ты обретешь свободу.

Могвид колебался — но выбора у него не было. Он кивнул:

— Будет сделано.

— Подведешь нас во второй раз — и твоим мукам не будет конца.

Могвид провел пальцем по ожогу на щеке. Он знал, что это не пустые угрозы. Он едва остался в живых в эту ночь. Но он получил второй шанс разбить оковы, которые привязывали его к брату. Он не провалится на этот раз. Он не посмеет.

Пока он стоял, сжавшись, с его плеч исчезла огромная тяжесть, и тепло заполнило пустоту. Могвид посмотрел в чашу. Темный Лорд ушел. Дверь между их мирами вновь захлопнулась.

Вздохнув с облегчением, Могвид сполз на землю перед черным яйцом. То, что потребовали у него, было непросто выполнить, но придется это сделать. Если он хочет освободиться от своего брата, ему придется противостоять своим страхам.

Он осторожно поднял чашу и яйцо и положил их в свою сумку, спрятав среди вещей. Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, он встал и покинул рощу.

Выйдя из-за деревьев, он услышал голоса, доносящиеся из пещеры огров. Могвид быстрым шагом направился туда, предвкушая тепло пещер и яркий свет огня в очагах. Подойдя к зияющему входу, он увидел Елену и Эррила вместе с большей частью остальных их спутников, собравшихся внутри.

Мерик заметил Могвида и махнул ему рукой, чтобы тот подошел. Нахмурившись, Могвид послушался. Они все собрались вокруг Джоаха. Слышались изумленные фразы.

— Ты выглядишь на пять десятилетий моложе, — бормотал Арлекин, обходя Джоаха по кругу.

Джоах улыбнулся:

— А чувствую я себя еще моложе.

Могвид сделал вид, что удивлен. Он сам был свидетелем этого изменения. Но сейчас он предпочел казаться потрясенным.

Эррил стоял с хмурым видом.

— И смерть Грешюма стала для тебя благом?

Джоах пожал плечами:

— Я могу только предполагать, что так оно и есть, — он указал на похоронные носилки, на которых лежало безжизненное тело темного мага, охраняемое двумя ограми. — Я уверен, что они связаны, — моя молодость и его смерть.

Могвид подошел к трупу, потрясенно открыв рот. Лицо темного мага было синим, остекленевшие глаза смотрели незряче. «Нет, не может быть…» Он повернулся к остальным:

— Когда он умер?

Елена ответила:

— Его нашел Джоах, недавно. На его теле нет никаких ран, — ее взгляд метнулся к Джоаху. — Похоже, у него просто остановилось сердце.

— Как будто у него было сердце, — проворчал Магнам, стоявший рядом с ней.

Но Могвид заметил взгляд, которым обменялись Елена и Эррил. Они подозревали какую-то грязную игру, затеянную братом Елены, — убийство ради молодости.

— Вам бы лучше разрезать тело на куски, — сказал Арлекин. — Захоронить части в разных местах, а могилы никак не отмечать. Судя по рассказам, мертвецы, служившие при жизни Темному Лорду, не всегда остаются мертвыми.

Эррил кивнул:

— На рассвете это будет сделано.

Джоах стоял среди остальных: здоровый, с прямой спиной, с гладким лицом. На секунду он встретился взглядом с Могвидом, затем отвел глаза. Но за этот краткий миг Могвид увидел в глазах Джоаха нечто страшное, невысказанное.

Могвид вспомнил обмен, произошедший у загона с лошадьми. Эльфийский мореплаватель коснулся руки Джоаха, превратив согбенного старика в того молодого человека, что стоял перед ним сейчас. Затем мореплаватель уехал, не к эльфийскому кораблю, а в лес.

Могвид внимательно посмотрел на Джоаха. Похоже, здесь крылось нечто большее, чем то, о чем было сказано. Прежде чем он смог подумать над этим, ему на плечо легла тяжелая рука, заставив его вздрогнуть. Он обернулся и увидел позади Толчука.

— Странная ночь, — проговорил огр.

Могвид кивнул головой, не осмеливаясь заговорить. Толчук и наполовину не знал, насколько эта ночь была странной на самом деле. Сумка тяжело давила на его плечо, а его долг еще тяжелее давил на сердце.

«Что мне теперь делать? Почему Темный Лорд не знал о смерти своего прихвостня?»

Толчук сжал его плечо, затем отошел.

— Огонь разожжен в очаге. Меха должны быть теплыми. Иди и отдохни.

Искушение было сильным, но все мысли об отдыхе исчезали, стоило взглянуть на похоронные носилки. Как ему теперь выполнить свое задание? Яйцо предназначалось не для огра — для Грешюма. Почему Темный Лорд стремился заполучить того, кто и так ему принадлежал — это невозможно было понять. Может быть, при помощи яйца маг мог сбежать? Он покачал головой. Однажды, не по своей вине, Могвид подвел Черного Зверя. Теперь он пришел слишком поздно. «Что мне делать теперь?»

Он не осмеливался связаться с Темным Лордом еще раз этой ночью. Это будет верная смерть.

Смех Джоаха привлек его внимание. Парень был полон радости, его голос звучал молодо и бодро. Могвид смотрел на него, мастера сна и иллюзий.

Он вновь вспомнил эльфа, коснувшегося Джоаха, изменившего его, затем уехавшего. Куда уехал эльф? И зачем? Непонятно.

Могвид посмотрел на холодный труп, затем в ночь за выходом из пещеры. Его мысли текли в странном направлении. «Мастер иллюзий…» Он вновь услышал смех Джоаха. Его глаза сузились. «Что ты сделал, Джоах?»

Маг посмотрел на Могвида. Но прежде чем что-либо было сказано, возле входа в пещеру поднялась суматоха. В пещеру ворвались огры, вооруженные дубинами, — часовые. Они рычали на своем родном языке.

Толчук протиснулся меж остальных и заговорил со стражами.

— Они заметили крылатого ребенка, — доложил он.

— Касса! — воскликнул Джастон. — Она в порядке?

Остальные разведчики из силура вернулись на закате. Только болотное дитя продолжило поиски в предгорьях. Когда Могвид сполз с мехов и покинул пещеру, Джастон мерил шагами каменный пол, словно хотел протоптать там борозду.

Толчук кивнул:

— Не бойся. Она идет.

Все последовали за тремя стражами на открытый луг. Мог вид смотрел в ночные небеса. Казалось, невозможно заметить что-либо во мраке; даже луна села. Но за время, проведенное с Толчуком, Могвид узнал, что огры могут видеть в темноте.

Один из стражей указал своей дубиной. Спустя некоторое время Могвид заметил что-то небольшое, трепещущее в звездном свете. Он увидел, как фигура увеличивается, спускаясь к ним.

Джастон подошел к Могвиду.

— Это она! — радостно воскликнул житель болот. Могвид увидел отблеск непролитых слез в глазах мужчины; он нахмурился и скрестил руки.

Ребенок пролетел над лугом, затем спустился вниз к собравшимся. Судя по неровному полету и тому, как упорно она била крыльями, девочка была явно обессилена. Она приземлилась на траву, и ее лицо в ореоле темных волос казалось мертвенно-бледным.

Джастон поторопился к ней:

— Касса!

Ребенок поднял руку, не подпуская его ближе. Голос, которым он заговорил, был слабым, едва различимым:

— Я… я нашла последние Врата Плотины!

Глава 22

Елена проснулась в своей каюте на борту «Феи Ветра», удивленная стуком в дверь и еще больше удивленная тем, что она заснула. Свет струился сквозь узкое окно. Она потерла глаза. Сейчас уже, должно быть, за полдень. Почему Эррил позволил ей спать так долго?

Конечно, она знала ответ. После чудесного изменения Джоаха и возвращения болотного ребенка Кассы Дар остаток ночи был потрачен на обсуждения и разработку окончательных планов. Ей не пришлось спать в эту ночь. Только после того как армии выступили на рассвете, Эррилу удалось отправить ее в каюту для короткого отдыха.

Стук в дверь раздался снова.

— Госпожа Елена?

Она скинула одеяло. Она была в той же одежде, что и ночью.

— Да? — отозвалась она.

— Господин Эррил просит тебя присоединиться к нему на камбузе.

Елена поднялась на ноги и надела сапоги.

— Я буду там немедленно.

Она подошла к тазу для умывания с позолоченным зеркалом и уложила волосы при помощи серебряной заколки. Елена встретилась глазами со своими отражением в зеркале, ища в нем признаки силы, которая ей потребуется в ближайшие дни. Но все, что она увидела, — это девушка с синяками под глазами и с морщинками тревоги.

Слова Сизакофы, доносившиеся из центра мира, все еще звучали в ее памяти: «Елена Моринсталь, наследница ведьм и эльфийской крови… В твоих руках будут нити судьбы мира».

Елена вздрогнула. Как это может быть? Как может она держать судьбу мира в своих руках? Она подняла две рубиновые ладони. Слишком мало магии для того, что от нее требовали.

Она вздохнула. С тех пор, как она собирала яблоки в саду своей семьи, она проделала долгий путь, и круг завершился там, где этот путь начался. Елена узнала многое о себе, узнала разных мужчин и женщин. У нее появились хорошие друзья, и многих она потеряла. Должен быть какой-то смысл у этого пути, но какой? Это не могла быть только сила и магическое искусство. Сизакофа сказала, что лучшее, что она может сделать — это заглянуть в свое сердце и оглянуться на тех, кто окружает ее. Елена чувствовала, что ответ прячется где-то на пути сюда — ответ, который необходимо найти как можно скорее.

Она смотрела в глаза отражения и видела там только незнакомку.

— Кто ты теперь? — прошептала она.

Незнакомка осталась безмолвной и несчастной.

Вновь раздался стук в дверь.

Елена закрыла глаза, выходя из задумчивости. Эррил был прав: ей нужно было поспать.

Собравшись с мыслями, она подошла к двери и открыла ее. Юный эльф поклонился ей в пояс. Она махнула рукой, и он быстро повел ее по пересечениям коридоров и вверх по короткой лестнице на камбуз, который превратили в комнату военных советов.

Войдя, Елена обнаружила там командующих армий и многих их своих спутников. Все они встали из-за стола при ее появлении. Старейшина силура был одет в просторное белое одеяние, которое легко было сбросить, когда он превращался в золотого орла, чтобы вести за собой свой народ. Рядом с ним стояли Толчук и Джоах. Елена улыбнулась брату, все еще не в состоянии привыкнуть к его новому облику.

По другую сторону стола стоял Джастон, держащий ребенка Кассы Дар на руках. Маленькая девочка сосала палец и была все еще явно без сил. Мерик и Нилан стояли плечом к плечу, а за ними опирались на стену Магнам и Арлекин Квэйл; тут же были Фердайл и Торн.

Эррил жестом пригласил Елену занять пустое место за столом.

— Мы подумали, что сейчас самое подходящее время, чтобы спланировать все окончательно, — сказал он. — Солнце скоро сядет, и мы хотим быть на местах к наступлению ночи, чтобы завтра напасть на долину.

— Как далеко мы продвинулись? — спросила Елена, усаживаясь.

— Разведчики, отправленные вперед, добрались до сожженной просеки, — ответил старейшина. — Они докладываются мне даже сейчас.

— Остальные армии?

— «Вороново Крыло» придерживается скорости войск огров, — сказал Толчук. — Мы предполагаем расположиться лагерем на окраине долины к наступлению полуночи.

Эррил указал на карту на столе:

— Мы рассчитали это исходя из сообщения Кассы Дар. Мы расположим огров на западной кромке долины, — он указал пальцем. — На рассвете войска Хуншвы окружат ту яму. С их поддержкой армия силура произведет первоначальную атаку с воздуха, погрузившись в яму настолько глубоко, насколько это возможно, и, опустившись на землю, они превратятся в зверей, чтобы удержаться там. В свою очередь ограм потребуется поддержать их либо продвинуться дальше.

— Затем силура вновь поднимутся воздух, — сказал старейшина. — И сражение перейдет еще на уровень глубже.

Эррил кивнул:

— У нас две армии, которые будут попеременно опережать друг друга, шаг за шагом спускаясь глубже в яму.

Елена смотрела на овал, в спешке нарисованный углем на карте. Она молча изучала карту. Это был ее дом. Хоть все было нарисовано грубо, она узнала холмы и долины, ручьи и озера. Все они были в ее сердце.

— Что ты думаешь, Елена? — спросил Эррил.

Она молча кивнула. Глаза ее мужа пылали жаром, достойным истинного рыцаря накануне битвы. Его щеки покрывал румянец. Он был в своей стихии.

Но военные хитрости не были ее призванием.

— Что насчет нас? — спросила она, проглотив комок в горле.

Эррил ущипнул себя за бровь и сказал:

— Как только атака начнется, мы полетим на борту «Воронова Крыла», снизившись как можно ближе к центру ямы. Оказавшись там, мы пошлем ребенка Кассы Дар, чтобы осмотреться. Если все будет чисто, мы на веревке спустимся внутрь. Это определенно то место, где должны быть последние Врата Плотины.

— Кто еще присоединится к нам во время последней атаки?

Эррил выпрямился:

— Кроме меня, там будут те, кто обладает самой сильной магией, чтобы поддержать тебя, — Джоах, Мерик и Нилан.

Джоах взял свой посох. Елена увидела гордость на лице брата. Он так долго был немощным, а теперь вновь стал сильным и здоровым, способным защитить свою сестру. Но под этим пламенем она увидела что-то темное, жесткость, которой в нем прежде не было. Прошлой ночью они с Эррилом обсуждали возможность того, что Джоах убил Грешюма, чтобы вернуть свою молодость. Эррил согласился, что ее подозрения небезосновательны, но он-то как раз скорее вздохнул с облегчением, а не встревожился: приложил Джоах к этому руку или нет, но Грешюм умер. Теперь, видя эту тьму в глазах Джоаха, Елена не была уверена, что они избавились от зла, таившегося в душе темного мага.

Она перевела взгляд на Мерика и Нилан. Эти двое стали ее первыми союзниками. И если Джоах стал мрачнее, эти двое словно светились изнутри. Она видела, как они постоянно касаются друг друга. Похоже было на то, что долгий путь скорее смягчил, чем сделал тверже их сердца. Елену это радовало. Она кивнула им, благодаря за то, что они сделали в прошлом и за эту последнюю жертву.

Эррил заговорил, вновь привлекая ее внимание к себе:

— Но нам потребуется не только магия, чтобы добраться до Врат Виверны. Так что еще некоторые присоединятся к нам во время атаки.

— Двое изменяющих форму, — проговорил старейшина силура из-за другого конца стола. — Моя дочь Торн и тот, кто обручен с ней, — Фердайл.

Брови Елены поднялись, когда Фердайл поклонился ей. Хотя у него было лицо Могвида, в его манере поведения явно оставалось что-то волчье, что-то от дикого леса.

— Давным-давно я покинул эти леса вместе с тобой, — сухо сказал Фердайл. — Я видел, как ты выросла из девочки в женщину, из ведьмы превратилась в королеву. И хотя я не клялся тебе в верности, я знаю твою душу. Я не покину тебя сейчас. Я не могу. Твой запах — в моей крови. Ты — моя стая, — он прижал кулак к груди, словно принося клятву.

— Благодарю тебя, — пробормотала Елена, сражаясь с подступающими слезами.

— У нас будет и сила оружия, — добавил Эррил. — Толчук и дварф Магнам.

Толчук кивнул:

— Как и Фердайл, я не могу быть где-то еще.

Его глаза тепло смотрели на нее. И хотя он не мог говорить с ней мысленно, как изменяющий форму, она услышала любовь и решительность в его словах.

Магнам скрестил на груди руки, стоя рядом с огром, в его глазах было веселье.

— Если лорд Скала идет, то и я должен идти.

— И мне нашлось местечко в этой красочной компании, — сказал Арлекин Квэйл, пожав плечами. — Похоже, что спасение всех ваших жизней у Призрачных Врат смягчило стальное упрямство жителя равнин.

Эррил вздохнул:

— Он доказал, что его скорость и ум могут быть полезны.

Елена обвела взглядом комнату. Сизакофа сказала, что она должна посмотреть на своих друзей в самые темные минуты, которые наступят. По крайней мере, они будут недалеко.

Она собиралась с духом, черпая поддержку у окружавших ее друзей.

— План, кажется, озвучен. Что с нападением на Блэкхолл?

Заговорил Джоах:

— Я связался с Ксином на «Сердце Дракона». Они нападут тем же самым утром.

— Все готовы, — заметила Елена.

— Мы сделали все, что могли, — сказал Эррил.

Елена вновь взглянула на карту. К этому времени завтра утром половину мира охватит война. Завтра она поведет своих друзей и союзников навстречу року.

— Если ты одобряешь план, — сказал Эррил, — мы можем послать кого-нибудь распространить весть, чтобы начать приготовления.

Не отрывая глаз от грубо выполненной карты, она кивнула:

— Пусть будет так.

Все разошлись; только Эррил остался на камбузе с Еленой. Он налил ей кружку дымящегося чая и вложил в ее холодные пальцы.

— Что случилось? — спросил он мягко.

Елена взяла его за руку.

— Посмотри на меня, — сказал он, садясь рядом с ней.

Она наконец сделала это.

В его глазах алый огонь прирожденного командира погас, уступив место обычной мрачности. Он говорил искренне:

— Завтра многие погибнут. Такова война. Но сейчас мы живы.

— Но…

— Т-с-с-с, — он поднял ее руку и поцеловал ладонь. — Сейчас мы живы.

Тепло его губ было бальзамом для боли в ее сердце. Она закрыла глаза и позволила этому теплу распространиться по телу. Слишком быстро он оборвал поцелуй, но по-прежнему держал в руках ее ладонь, хранящую тепло его губ.

— Я видел твое лицо, когда ты смотрела на карту, — сказал он тихо, своими словами бередя рану. — Ты узнала место, где выкопана яма.

Подкатили слезы. Она сражалась с ними с того момента, как впервые увидела жуткую карту. Свободной рукой она коснулась отмеченной углем ямы:

— Дядюшка Бол…

Эррил сжал ее руку:

— Там когда-то стояла его хижина. А перед этим там была школа магов моего времени.

Елена наконец смогла заговорить:

— Касса Дар упоминала пересечение энергий?

Эррил кивнул:

— Узел силы, более мощный, чем любая из точек пульса Земли. Темный Лорд намеревается поместить Врата Виверны на этой живой артерии Земли, чтобы изменить мир раз и навсегда.

— И дядюшка Бол построил свою хижину там…

— Возможно, он знал — неважно, сознательно или нет…

Елена ущипнула себя за бровь, вспоминая те давние времена.

— Дядя Бол говорил что-то о пещерах под его хижиной. Он сказал, что думает, будто маги построили там школу, потому что ощущали поток силы.

— И Денал. Он бежал в эти самые пещеры. Его душа обратилась в кристалл, и он ждал нас, оставаясь там благодаря этой энергии.

Елена вздохнула:

— Так, значит, мы закончим там, где все началось.

Эррил взял ее за вторую руку:

— Более того: там, где мы начали идти по этому пути вместе. Закончим мы его тоже вместе.

Она благодарно улыбнулась, вспомнив слова Сизакофы. Призрак древней ведьмы был прав. Слова, произнесенные перед Вратами, не следовало знать больше никому… даже Эррилу. Елена позволила ему сохранить иллюзию того, что они направятся на эту последнюю битву рука об руку. Было ясно, что ему нужно верить в это так же, как и ей, и она не могла отобрать у него эту веру. Но в самом конце она останется одна, и судьба мира будет в ее руках. Она позволила Эррилу сжимать эти руки сейчас — руки ведьмы, руки женщины.

«Держи их, пока можешь, — подумала она, не говоря ни слова. — В конце концов тебе придется их выпустить».

* * *

Солнце село. Мерик и Нилан стояли на носовой палубе «Феи Ветра». Мерик закрыл глаза и с удовольствием почувствовал ветер и магию, пронизывающую корабль. Он хотел коснуться стального киля внизу; энергия пылала перед его мысленным взором. Но это был не его корабль. Капитан, троюродный брат Мерика со стороны отца, вполне мог справиться с управлением судном и придерживаться скорости армий внизу. Его помощь не требовалась.

Поэтому он направил свои чувства к ветрам. Он проникал в них, отводя в сторону случайные порывы, и бриз развевал его волосы. Он почувствовал далекий гром за горизонтом.

Буря двигалась с моря, нагромождая друг на друга облака и пласты теплого и холодного воздуха. Влага, все еще хранившая запах моря, наполняла небо. Мерик ощутил вибрацию ветвящейся молнии, и то, как где-то, пока еще далеко, летят по волнам ветра, готовые растерзать эти горы.

Перед рассветом в небесах шла такая же война, как и на Земле. Следовало предупредить Эррила и остальных, но это могло и подождать немного. Он открыл глаза. Небеса здесь все еще были ясными. Только несколько легких облаков в вышине, розовые полосы на фоне темного пурпура неба, напоминали о сиянии дня. Солнце село позади них. На востоке небо уже потемнело. Засияли звезды.

Нилан пошевелилась рядом:

— Мы недалеко от сожженных деревьев.

Мерик глубоко вдохнул. Воздух пах древесным дымом, но не больше; чем мгновение назад. Внизу огры маршировали между здоровых деревьев и по покрытым луговой травой полянам. Они двигались с удивительной для таких больших существ скоростью — так валуны катятся с вершины горы к подножию.

Он перевел взгляд дальше, к темному горизонту, но не увидел ничего, кроме живой зелени.

— Я не вижу сгоревший фруктовый сад.

Плечи Нилан опустились.

— Я чувствую его.

Ее рука поднялась ко лбу, затем остановилась на груди.

— Это хуже, чем любая болезнь. Вокруг меня звучит песнь деревьев, яркая, как весна в горах, но впереди, стоит прислушаться, я слышу жуткий диссонанс — не тишину моего пораженного болезнью дома, а отчаянный крик, полный мучений.

Ее руки поднялись, чтобы закрыть уши. Мерик оперся бедром на палубное ограждение и притянул ее к себе.

— Позволь этому уйти, — прошептал он ей. — Плач, что ты слышишь, будет последней печальной песнью. Я обещаю тебе. Мы победим.

Она прильнула к нему:

— Я молюсь, чтобы это было так… но…

Ему не нужна была магия, чтобы услышать ее непроизнесенные мысли.

— Родрико в безопасности, — уверил он ее. — Каст заботится о Шишон и Родрико на борту «Сердца Дракона», им не причинят вреда.

Нилан покачала головой:

— С наступлением рассвета безопасных мест не будет.

Он мягко поцеловал ее медовые волосы. Она пахла лепестками роз и цветами апельсина.

— Твой сын будет под защитой.

Она пробормотала что-то неразборчивое, но он понял и поправился:

— Наш сын.

На восходе солнца они принесли друг другу клятвы, свидетелями которых были только открытые небеса и леса внизу. Кто знает, будет ли у них такая возможность позже? Казалось, что это глупо — молчать о том, что на сердце. Они впервые встретились в этих же самых лесах — древние враги, разделенные кровью. Но в конце этого долгого пути, полного тягот и потерь, прошлое не казалось столь же важным, как настоящее. Его рука нашла ее руку. Пальцы сплелись, соединяя их сердца.

— Тьма приближается, — прошептала Нилан.

Мерик снова посмотрел на горизонт. На краю мира зеленый лес обрывался в черноту. Столб дыма поднимался к небу — чернильный оттенок глубже, чем мрак наступающей ночи. Мерик не мог слышать древесную песнь, но страдания оскверненной земли криком раздавались в его ушах.

Ему захотелось призвать ветра, забрать корабль из власти своего брата и направить его прочь. Это верная смерть — отправиться в те земли, истерзанные земли, где их ждет неминуемое поражение. Но вместо этого он просто крепче прижал Нилан к себе.

Буря вдали за горизонтом грохотала в его ушах, колотилась в груди и отдавалась эхом в костях. Он был молнией, трепещущей в ожидании могущественных сил, что собирались здесь.

Нилан, должно быть, тоже почувствовала это. Она подняла голову и посмотрела на восток, как и он. Полоса зеленых холмов заканчивалась почерневшим лесом. Он тянулся так далеко, как мог охватить глаз.

— Это конец света.

* * *

Эррил пытался не пустить Елену наверх, но по стали в ее глазах он понял, что это бесполезно. Однако сейчас, увидев в лунном свете пораженное выражение на ее лице, он пожалел, что не приковал ее на нижней палубе.

Она стояла у палубного ограждения, глядя на запустение там, где некогда был ее дом. Фруктовый сад покрывали обожженные колья, устремленные к небу. Воздух пропах дымом и пеплом.

Наступила ночь, и усеянные руинами холмы запылали красноватым светом горящих углей. Они все еще тлели под золой; это сияние напомнило Эррилу пожары в торфяных болотах северных степей. Путникам следовало остерегаться их тайного жара. Нога неосторожного человека могла провалиться в пылающую преисподнюю. Но земля здесь, как подозревал Эррил, была еще опаснее. Под дымящимся пеплом таилась мрачная магия.

«Фея Ветра» держалась на расстоянии от покрытых руинами долин. Внизу, во все еще зеленых лесах, войска огров собирались, чтобы разбить ночной лагерь для краткого отдыха. Армия силура также устраивалась на ночлег, некоторые оставались в облике крылатых созданий, другие принимали более удобную для себя форму: медведей, волков, лесных котов или какой-то смеси форм.

Луна над долиной висела тяжелая и яркая. Стояла первая ночь полнолуния середины лета — времени, когда мир повиснет на волоске и все будет зависеть от их успеха или провала.

Загрохотал гром, подобный барабанам войны. С далекого берега надвигалась буря. Как сказал Мерик, первые капли дождя упадут поздно ночью; к утру они окажутся в пасти бури. Не слишком твердая почва, чтобы начинать атаку, но буря станет помехой и для их врага. И, возможно, под прикрытием грома и дождя им удастся даже ближе подобраться к яме, прежде чем встревожатся армии Темного Лорда, какими бы они ни были.

Эррил нахмурился. Это было то, что беспокоило его больше всего по дороге сюда и сейчас. Нигде не было видно никаких следов врага.

Он не был столь наивным, чтобы думать, что враг не осведомлен об их приближении. Так почему же нет никакой суеты, никаких попыток помешать им? Неужели враг так уверен в своей мощи? Это заставляло Эррила нервничать больше, чем если бы им приходилось сражаться за каждый шаг.

Яма казалась частицей пустоты на безжизненном ландшафте, ее края заволакивали дым и темный туман. Но в ее центре пылал адский огонь, поднимаясь и опадая, словно там работали какие-то чудовищные кузнечные меха. От этого зрелища можно было онеметь, и один взгляд на него лишал силы духа.

Остальные постепенно уходили на нижние палубы. План на утро был согласован, стражи и часовые были выставлены на случай, если ночью нападет враг, и после долгого пути все искали того утешения, которое могли получить в эту последнюю ночь. Некоторые молились, иные искали общества друзей и возлюбленных, другие медитировали, собираясь с силами. На рассвете прозвучат рога и начнется последняя битва за Врата Плотины.

Эррил не отходил от Елены. Джоах стоял у другого ее плеча. Судьба, постигшая их родную долину, потрясла его не меньше. Хотя смерть Грешюма и сделала его моложе, сейчас он опирался на свой посох, обремененный тяжестью на сердце.

По всему небу звезды медленно исчезали, их заволакивали облака — кромка приближающейся бури. В тучах танцевали вспышки молний. Вскоре луна сядет, и ночь заявит свои права на долину, скрыв ужасное зрелище. Эррил смотрел, как Елена погружается в бездну отчаяния столь же глубокую, как та яма, что была вырыта в ее родной земле, и желал, чтобы буря поторопилась, чтобы она скрыла этот ужас от глаз его возлюбленной.

Джоах переступил с ноги на ногу и плотнее натянул плащ на плечи:

— Холодает. Возможно, нам следует спуститься.

Он бросил взгляд на Эррила поверх головы Елены, прося помочь, и кивнул ему, затем отвел Елену прочь от ограждения.

Она двигалась словно деревянная.

Налетел порыв ветра, и Эррил почувствовал, как первые капли дождя упали на его щеку, холодные и неприятные. Он взял Елену за другую руку.

— Нам надо отдохнуть, пока можно, — пробормотал он.

Вдвоем Джоах и Эррил повели Елену к люку на передней палубе.

Пройдя вперед, Джоах открыл дверь и знаком показал им проходить. Когда они шли мимо, он тихо сказал Эррилу:

— Позаботься о моей сестре.

— Сделаю все, что смогу, — ответил Эррил, не в силах дышать от волнения.

Джоах остался у двери.

— Прежде чем лечь, я отправлюсь с Толчуком — убедиться, что кланы огров собрались.

Эррил кивнул и повел Елену в ее каюту. Она не сказала ни слова. Она, казалось, снова стала той маленькой девочкой, которую он однажды спас в этих самых землях — столь же онемевшая, столь же измученная.

В каюте ярко горели угли в маленьком очаге, и тепло растопило холод почти мгновенно. Эррил отвел Елену к кровати, затем нагнулся, чтобы помочь ей снять сапоги.

— Я могу сама, — наконец сказала она и стряхнула упрямый сапог с ноги. Ее голос был не таким потерянным, как ожидал Эррил. Она справилась со вторым сапогом, и он со стуком упал на пол. За этим звуком последовал долгий вздох.

— Ты в порядке? — спросил Эррил, стоя на одном колене.

Елена медленно кивнула, но ее нижняя губа дрожала.

Он поднялся и скинул свои сапоги.

— Нам следует вздремнуть, пока можно, — сказал он мягко.

Елена стянула свою куртку из кожи теленка, а он скинул свой плащ. Постепенно они оба избавились от одежды и стояли теперь в одном нижнем белье. Елена развязала пояс на талии, теперь ее льняная сорочка свободными складками укрывала ее от плеч до середины бедра.

Эррил отодвинул меха и тяжелое шерстяное одеяло. Он повернулся, чтобы предложить ей лечь в постель первой, но увидел, что она смотрит на него. Прежде чем было произнесено хоть слово, она мягко толкнула его на кровать. Ее руки скользнули под его рубашку, ее ладони были теплыми на его все еще холодной коже. Елена коснулась пальцами его груди и начала стягивать его рубашку.

Он поймал ее руки:

— Елена…

Они не спали обнаженными вместе с той ночи, когда она замерзала на поляне силура.

Она уверенно высвободила руки и продолжила снимать его рубашку, стянула ее и отбросила прочь.

Он смотрел в ее глаза и видел, что ей нужно. Она развязала завязки на своей сорочке. Льняная рубашка упала, соскользнув с ее плеч и грудой ткани упав к ее ногам. Елена переступила через нее, обнаженная, женщина потрясающей красоты. Сияние огня омывало ее кожу, словно поток жидкого света, окрашивая ее в теплые тона, от изгиба шеи до ложбинки между ее грудями, до округлости ее бедер.

Она пришла к нему во всей своей женственности, и он не мог ни дышать, ни произнести хоть слово. Он издал звук, который был чем-то средним между попыткой утопающего вдохнуть и стоном желания.

Стоя перед ним, она коснулась его снова: его щеки, его шеи, ниже — его руки. Взяв его руку, она положила ладонь на свой живот.

Он наконец смог заговорить:

— Елена, мы не должны… не так… не сейчас…

За стеной прогрохотал гром, напоминая о неумолимо надвигающейся войне. Весь корабль содрогнулся.

Елена скользнула на кровать рядом с ним.

— Почему? — прошептала она, не обращая внимания на его слова.

— На рассвете начнется битва. Мы должны…

Она укутала их обоих мехами и потянула его в гнездо из подушек и одеял. Прикосновение ее кожи сделало причину ничего не значащей.

— Почему? — повторила она у его уха.

— Война…

— Нет, — перебила она снова, ее губы коснулись нежной кожи под его ухом. — Причина в твоем сердце.

Эррил закрыл глаза, чувствуя, как дрожь желания пронзает его от кончиков пальцев до самой его сути. Он старался говорить без стона:

— Я не знаю, о чем ты.

Она передвинулась так, чтобы заглянуть в его глаза. Там пылали золотые искры.

— Ты знаешь, — проговорила она хрипло. — Я знаю. Это было между нами, невысказанное, слишком долго.

Он мог думать лишь о ее груди в его руке, но он знал.

— Я… я стар… слишком стар, — это прозвучало поспешно, словно слова приносили ему облегчение. — Я живу свыше пяти веков.

Елена вздохнула:

— А я слишком юна.

Он открыл глаза и обнаружил, что может вновь говорить.

— Несмотря на твое женственное тело, ты все еще лишь девочка пятнадцати зим, — он не мог скрыть стыда в своем голосе.

Она печально смотрела на него:

— Пятнадцать зим? Возможно. Но в эти последние зимы не только магия превратила меня в женщину. На этом пути я убивала и врагов, и тех, кого я любила. Я вела армии к победе и поражению. Я вошла в сердце тьмы и пережила самую смерть. И на этом пути я научилась… — слезы наполнили ее глаза, — я научилась любить… тебя.

— Елена… — он обнял ее, прижав крепко к себе.

— Что значит количество зим? — прошептала она. — Моя душа намного старше, чем те немногие зимы, на которые меня состарило заклинание, — она судорожно всхлипнула. — И ты… твой дух закалился в трудностях, на которые обрек тебя мир, когда ты был едва ли старше, чем я сейчас. Твое бессмертие не просто остановило твой возраст… оно остановило твое сердце.

Эррил лежал рядом с ней и не мог ничего возразить на ее слова. Даже когда Кровавый Дневник был выкован в Винтерфелле, он шел по миру на шаг в стороне от остальных. Спустя столетия, он прошел тысячи дорог и сражался в бессчетных битвах на безымянных полях, но лишь то краткое время, которое он провел с Вирани, заставило растаять лед бессмертия, сковавший его сердце. Но после этого он позволил своему сердцу ожесточиться снова.

Эррил взял лицо Елены в свои ладони. Он пристально смотрел на женщину, лежащую в его объятиях. Действительно ли они столь далеки по возрасту? В ее глазах он наконец увидел истину. Глубину печали, подлинный возраст женщины, которая смотрела на него…

— Эррил…

— Т-с-с…

Он приподнялся, и она оказалась под ним. Теперь он смотрел сверху вниз на женщину, которую любил, — на женщину, которую хотел любить. Впервые за то время, что он спал с ней в одной кровати, он позволил своему желанию прорваться наружу. Этот огонь пылал в его сердце и во всем его теле. Он выдохнул, удивившись силе собственных чувств.

Он наклонился и поцеловал ее, чувствуя, что перестает себя контролировать. Теперь был ее черед потрясенно выдохнуть — ее губы раскрылись, и их дыхание смешалось. Их руки обнимали друг друга, словно стальные, а их пальцы удерживали друг друга еще крепче.

Гром прогремел где-то далеко вверху, и шквал дождя обрушился на деревянную обшивку судна — по звуку это напоминало ливень из стрел. Корабль задрожал и накренился, захваченный врасплох внезапно налетевшим штормовым ветром.

Но никто из них не заметил этого в кольце рук, в сердце друг друга.

Эррил наконец прервал поцелуй, и его губы спустились на ее шею, на ее грудь. Она выгнулась ему навстречу, вскрикнув.

— Елена… — простонал он вместе с ней. Он поднял глаза на мгновение, чтобы встретиться с ней взглядом. Он словно поднялся на гребне волны и вот-вот должен был упасть в бездну. Он в последний раз искал в ее глазах предупреждение, отказ — знак, чтобы отстраниться. Но все, что он видел там, — та же страсть, что пылала и в нем самом, огонь, расплавивший границы между ними.

Слова были не нужны в это мгновение, но Елена все равно сказала их:

— Не спасай меня… просто люби.

— Всегда… — ответил он, погружаясь в нее. — Всегда и навеки.

* * *

В лиге оттуда на выступе скалы Грешюм наблюдал за швыряемым бурей кораблем, сидя верхом на своем чалом мерине. Он изучал свою цель.

Стальной киль «Феи Ветра» был ярким огнем в ночи. Молния на краткий миг освещала убранные паруса и залитые дождем мачты. Корабль крутился и прыгал на ветру, словно пробка, подхваченная бурей. Грешюм едва мог видеть светящуюся лазурным светом фигуру на кормовой палубе — капитана, боровшегося со штормом, как он предполагал. Остальные, должно быть, находились внизу, пережидая ненастье и ожидая рассвета.

Грешюм улыбнулся, когда порыв ветра задел ветви дуба, под которым он стоял, и окатил его водой. Он перехватил поудобнее посох и высушил свою одежду и тело при помощи легкого заклинания, затем создал магический щит, чтобы защитить себя от холода и дождя.

Приятно было снова распоряжаться своей силой. Он взглянул на чудовище, скорчившееся под прикрытием его лошади. Дождь стекал по серой коже коротышки-гоблина, его заостренные уши трепетали на ветру. Рукх дрожал. Ребра отощавшего гоблина торчали наружу, и он прихрамывал. Чудовищу пришлось несладко, когда он торопился через лес, чтобы встретить своего хозяина там, где было приказано.

Освобожденный Джоахом, Грешюм направился на запад, чтобы оказаться за пределами действия чар книги — потребовалось проехать почти пять лиг. Он понял, когда освободился от привязи Чо. Словно что-то вспыхнуло в нем, и он ощутил, что свободен, а его магия снова подвластна ему.

Освободившись окончательно, было нетрудно найти Рукха и встретить гоблина. Он с облегчением увидел, что зверюга по-прежнему несет его посох. Пока что это была лишь пустая кость, но он бы потратил драгоценное время, изготавливая новый. Он с благодарностью взял посох и наполнил его простой энергией — дровосек и его семья оказались на удивление прекрасным источником силы. При помощи Рукха он переместил кровь из их сердец в костный мозг посоха. Самый маленький из детей, паренек всего трех зим отроду, даже имел искорку стихийного огня. Оживленный этой на удивление питательной энергией, посох был наполнен магией. После этого Рукх смог обглодать мясо с костей дровосека — для гоблина это стал первый нормальный обед за долгое время.

Восстановив силы, они оба вновь направились на запад вслед за Тенью Осоки, мечом ведьмы. Грешюм использовал магию, чтобы копыта его коня летели через леса. Он промчался над перевалом, чтобы приблизиться к марширующим армиям и следовать за ними, при этом оставаясь невидимым. К наступлению ночи он увидел корабль.

Как он и ожидал, его магия осталась с ним. Однажды разрушенные, иссушающие чары Чо не могли восстановиться сами собой. Потребовались бы новые чары, чтобы еще раз связать его с книгой, а этого он не допустит.

— У меня будет мой меч, — пообещал он ночи.

Его план был несложен. Во время суматохи завтрашней битвы он просто использует черный портал, чтобы проникнуть на корабль, схватит меч и будет таков, прежде чем кто-нибудь что-нибудь заметит. Он не решился рискнуть этой ночью. Накануне битвы все должны быть очень настороженны. Нет, он будет терпелив. Он не упустит этот единственный шанс заполучить Тень Осоки. Если у него будет такой клинок, никто не посмеет встать у него на пути — ни Шоркан, ни даже сам Темный Лорд.

Грешюм облизнул губы. Меч способен разрушать любое заклинание, и потому никто не сможет прикоснуться к нему. Спустя пять веков он наконец-то будет свободен!

Вспышка молнии расколола небесную высь до самого горизонта. Мир явился из темноты, сияющий серебром, застывший, во времени.

«Фея Ветра» казалась горящим светильником в ночи.

Глаза Грешюма сузились. Чувствительный ко всему магическому, он ощутил, как что-то очень сильно изменилось в мире. Грешюм задержал дыхание, ошеломленный.

Затем молния погасла, забрав с собой мир, оставив лишь бесконечный рокот грома. Лес вокруг него показался темнее, чем за секунду до этого.

Несмотря на свои защитные чары, Грешюм дрожал. Что-то изменилось в мире в этот момент… но что?

Он повернул коня и помчался в глубь леса.

Нет, эта ночь не подходила для осуществления задуманного. Завтра наступит скоро.

* * *

Перед рассветом Елена лежала в гнезде из мехов и одеял, прислушиваясь к завыванию ветра и грохоту грома. Огонь в очаге прогорел и угли потухли, оставив комнату в темноте. Эррил спал, свернувшись рядом с ней.

Она не могла спать. Она лежала рядом с мужчиной, которого любила. Его кожа все еще хранила ее тепло, и биение его сердца все еще раздавалось в ее ушах, словно эхо. Ей бы хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, хотя она знала, что мир призовет их обоих снова.

Она смотрела в темноту, прислушиваясь к теплой боли внизу живота, вспоминая, пытаясь понять, что произошло.

Когда они соединились этой грозовой ночью, Эррил двигался медленно, несмотря на свою всепоглощающую страсть. Ее девственная кровь пролилась с короткой острой болью, ее крики заглушили губы Эррила. Затем он начал двигаться в ритме, которому она постепенно подчинилась — сначала неохотно, затем с все возрастающей страстью. Этот миг тянулся бесконечно, он не имел времени, и волна проходила сквозь нее, превращаясь в крик свободы и радости, невозможную смесь боли и удовольствия. Эррил ответил на ее крик своим собственным, и он громом прозвучал в ее ушах.

Именно в этот момент мир осветила вспышка молнии. Слепящий свет прорвался через маленькое окно, словно сверкающее копье, и обратил все в серебро. Глаза Елены были закрыты, но каким-то образом она увидела все во вспышке света: Эррила, застывшего над ней, его лицо, превратившееся в серебряную маску, его рот, открытый в изумлении и радости, и приподнятые брови.

И в этот сверкающий миг мир вокруг нее разлетелся на кусочки. Она затерялась в серебристой паутине всего живого. Ее тело обмякло, она задыхалась в руках Эррила. Она слышала тысячи голосов, чувствовала все чувства, что существовали в мире, видела миллионы лиц — слишком много, чтобы осмыслить, но каждое она видела ясно, словно в гранях кристалла. И в центре бесконечной паутины она ощущала присутствие чего-то огромного, медленно повернувшегося в ее сторону. Чо некогда предупреждала ее остерегаться этой беспредельности. Но сейчас, на волнах страсти, Елена покинула свое тело и тотчас же была втянута обратно.

Не было пути к спасению.

Затем молния еще раз прочертила небо, и когда она потухла, раздался такой удар грома, что киль корабля затрясся. Елена вновь оказалась в своем теле, снова в своей постели, снова в объятьях Эррила.

И Эррил, тоже освобожденный, упал на нее, поцелуем возвращая ее к реальности, но Елена была слишком потрясена, чтобы говорить. Слезы стекали по ее щекам. Она была на волоске от того, чтобы потеряться, быть уничтоженной в момент наивысшей силы их разделенной любви.

Эррил не понял причины ее слез, целуя ее, как любой другой любовник.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо.

Но тысячи голосов из паутины продолжали эхом звучать в голове, заглушая его слова. Она притянула его к себе.

— Обними меня, — прошептала она. — Не покидай меня.

Он сделал то, что она просила, обвив ее руками, обхватив своими сильными ногами. Она лежала рядом с ним, вдыхая мускусный запах его прохладной кожи, чувствуя его дыхание, когда они проваливались в мягкую дремоту.

Теперь, оставшись наедине со своими мыслями и тревогами ощущая вздрагивающий корабль под собой, она закрыла глаза, не желая видеть приближающееся утро. Давным-давно о ее путешествии возвестила ее первая месячная кровь. Теперь, когда пролилась ее девственная кровь, она чувствовала, что конец войны близится.

— Круг завершается. От первого кровотечения к первой крови…

Елена лежала в объятиях Эррила. Их руки и ноги переплелись, и тепло их тел размывало границы, где заканчивается один и начинается другой. Однако Елена никогда не чувствовала себя более одинокой. Близился конец всего, и, по словам Сизакофы, ей придется встретить его в одиночестве. Но какова будет окончательная судьба мира?

От крови до крови… где же все закончится?

Книга шестая